По подбородку стекала струйка крови.
Глеб подошел к столу, извлек из сумки бутылку коньяка, сорвал пробку, сделал большой глоток, не отрывая глаз от распростертой женщины.
– Не подходи, – едва прошептала Саша.
Но он уже стоял возле нее. Резко рванул платье, легкая ткань затрещала, большие упругие груди с крупными сосками, обнаженный живот, темные завитки волос внизу живота – все это предстало его взору. Он рвал платье, отбрасывал в стороны лоскутья, пока она не осталась совершенно обнаженной. В руке его появился кожаный ремешок, похожий на собачий поводок. Глотнув еще коньяку, он стоял перед нею, помахивая плетью.
– Скажи: ты мой хозяин, я твоя раба.
Саша молчала.
Ремень взвился и опустился на белый живот. И тут же ее крик, и багряная полоса, пересекающая нежную белую кожу, и его рев. И снова взмах, и новый удар плетью, и еще, и еще.
– Ты… мой… господин… – выкрикнула Александра.
Плеть замерла.
Он медленно разделся, сунул ей в лицо разбухший от желания член и приказал:
– Возьми его!
Она старалась. Его руки, тискавшие ее грудь, щипавшие ее тело, причиняли боль, но она очень старалась. Он замычал, вдавливая себя в разбитые губы. Саша закашлялась, вывернулась. По губе стекала густая белесая жидкость.
– Ага, вот как надо с тобой обращаться! – захохотал он.
– Дай мне полотенце, – едва вымолвила женщина.
Он принес с кухни смоченное водой полотенце, осторожно отер ее губы, пот со лба. Неожиданно Глеба пронзили щемящая жалость и нежность.
– Дурочка, я так люблю тебя, – пробормотал он, прикладывая мокрое холодное полотенце к ссадинам на животе.
– А я тебя не-на-ви-жу, – по слогам еле выговорила Саша. – Ты извращенец, садист… Тебя расстреляют, – добавила она в полном отчаянии.
Он вскочил:
– Извращенец? Прекрасно! Ненавидишь? Замечательно! Мы, садисты, любим, когда нас ненавидят. Но я, хоть и садист, забочусь о тебе! О том, чтобы удовлетворить твою ненасытную похотливую утробу. Я принес тебе подарок, моя радость!
Он склонился к сумке и вытащил огромный резиновый фаллос.
– Какова штучка, а? Надеюсь, тебе понравится!
Саша взвизгнула. Ремень, превращенный в петлю, крепко охватил ногу, обвился вокруг металлического каркаса кровати. Он навалился на женщину, ухватил свободную, отчаянно дрыгающуюся ногу, придавил ее коленом и, потрясая над нею резиновым чудовищем, захохотал:
– Ну что, начнем? Тебе будет хорошо! Я удовлетворю тебя на всю катушку!
Турецкий появился в приемной Меркулова ровно в девять утра. Преподнес Клавдии букетик игольчатых астр, за что был вознагражден обворожительной улыбкой.
– На месте? – кивнув на дверь, спросил он.
– Да, Константин Дмитриевич уже ждет вас, Александр Борисович. А уж мы-то как заждались! – понизила она голос и одарила Александра еще одной улыбкой.
Турецкий послал девушке («девушка», как известно, понятие весьма относительное) воздушный поцелуй и исчез за дверью кабинета.
– Прибыл? Хорошо. Проходи, садись, – телеграфным стилем проговорил Меркулов.
– Ну-с, что тут у вас произошло, в ваших палестинах?
– Палестины, положим, у нас общие. На ночные «Новости» успел?
– Да.
– Значит, в курсе.
– В курсе чего? Разбился самолет. Это, конечно, весьма прискорбно, но не такая уж редкая вещь в наш век техногенных катастроф.
– Это так, это так… Это правда, но не вся.
– Ну, как я понял, в катастрофе погиб гендиректор «Аэрофлота» Сомов. Это точно или утка?
– Это точно. Владимир Сомов был на борту. Это подтверждают работники Шереметьева.
– Что значит «подтверждают»? Он что, без билета летел? И вообще, хозяин «Аэрофлота» обычным рейсом на Кипр, с кучей отдыхающих? Не томи, Костя, рассказывай.
– Сейчас расскажу. Хотя все равно друга твоего поджидаем. Грязнов должен вот-вот подъехать. И Самойлович из ФСБ. Еще Левин подойдет. Пока их ждем, я дам вводную. Так вот: буквально за два дня до катастрофы сюда, в Генпрокуратуру, ко мне на прием пришла жена Сомова. Вернее, теперь уже вдова.
– И старшая дочь…
– И старшая дочь. Если помнишь, мы ее вызывали как свидетеля по делу «Анклава». С тех пор знакомы.
Турецкому – да не помнить про «Анклав»?!
Эта швейцарская фирма была учреждена еще в бытность Кирпичникова, бывшего гендиректором до Сомова. Правда, отмашку заняться «Анклавом» следственный отдел Генпрокуратуры получил гораздо позже, уже при Сомове. Это дело шло в ряде других, призванных свалить всенародно «любимого» олигарха Сосновского. В борьбе роковой пал тогда человек, похожий на генерального прокурора, а дело «Анклава» было спущено на тормозах.
– И что же ей понадобилось?
– А вот послушай диктофонную запись, чтобы мне не пересказывать.
Меркулов нажал кнопку стоявшего на столе магнитофона. С пленки слышались шорохи, вздохи, масса невнятных звуков.
– Волнуется женщина, – пояснил Меркулов.
"– Константин Дмитриевич, – послышался наконец действительно взволнованный женский голос. – Я понимаю, вы удивлены моим визитом… Не знаю, с чего начать…
– А вы начните с главного, – мягко прознес с пленки Костя.
– Спасите моего мужа! – выпалила она.
– То есть? Объясните, не понял.
– Ну… Как объяснить? – отчаянно вскрикнула женщина. – Вы ведь помните дело «Анклава»?
– Как не помнить! – Меркулов даже голос слегка повысил, отметил Александр. Что, впрочем, совершенно понятно. – Фирма зарегистрирована в девяносто шестом году в Лозанне еще при Кирпичникове. На счета «Анклава» поступала практически вся валютная выручка зарубежных представительств «Аэрофлота». Вопреки требованиям валютного законодательства.
– Да, но Владимир был ни при чем! – жарко воскликнула Сомова. – Вы же сами в этом убедились во время следствия.
– Ну да. Учредителями фирмы оказались Сосновский и один из заместителей вашего супруга, Голушко.
– Это он до девяносто восьмого года был заместителем. Владимир его убрал.
– Так что вас ко мне привело, я не понимаю? Когда мы вели следствие, из вас слова было не вытянуть. Что же теперь случилось?
– Теперь в стране другой президент.
– Я в курсе.
– Вы еще не в курсе, я думаю, что президент в личной беседе обещал Владимиру всяческое содействие в возвращении «Анклава» в состав «Аэрофлота». А у нас в стране реалии таковы, что то, что сказано в самом секретном месте в самое секретное время, тут же становится известно Сосновскому. Несмотря на то что он уже полгода в этой стране не проживает.
– Что вы говорите? И кто же нам этого Сосновского вырастил, грудью, так сказать, вскормил?
– Зачем вы так, Константин Дмитриевич? Я же к вам сама пришла. Пришла за помощью… – Голос женщины дрогнул.
– А почему вы, Елизавета Бориславовна, не обращаетесь за помощью к своему папе? – жестко спросил Меркулов.
– К папе? – Женщина на мгновение задохнулась. Молчание. Легкий металлический щелчок".
– Это она в сумочку, за платком… – пояснил Турецкому Меркулов. Тот кивнул.
"– Я папе не интересна, – звенящим голосом произнесла Сомова. – И муж мой ему не интересен. И даже мои дети, его внучки…
– Зачем вы так? – Голос Меркулова с пленки прозвучал укоризненно. – Этого не может быть…
– Это так и есть! Вся страна знает, что в нашей семье есть одна дочь! Вы… вы не понимаете… Даже на приемах, на официальных приемах, даже в присутствии высоких иностранных гостей папа всегда обращал внимание присутствующих на сестру, только на нее, хвалил только ее, хотя я находилась в том же зале. А уж о ее влиянии на отца и говорить нечего. Тоже вся страна в курсе… Но я не о ней. Это явное пренебрежение мной и моей семьей дало повод Сосновскому заявить в прессе в свое время, что муж получил пост благодаря ему. Что, дескать, с его подачи рядовой штурман занял место генерального директора.
– А это не так?
– Не так! Владимир получил должность первого заместителя гендиректора еще при Кирпичникове. Получил благодаря собственным деловым качествам, благодаря поддержке коллектива! Коллектив и сейчас его поддерживает!
– Так в чем же ваша проблема, Елизавета Бориславовна? – мягко проговорил Меркулов.
– Я же вам говорю, Сосновский никогда не смирится с утратой «Анклава»! Ведь там такие валютные потоки…
– Я в курсе.
– Короче говоря, он начал шантажировать Владимира.
– Каким образом?
– Ну… Я не знаю подробностей. Несколько дней назад Сосновский звонил мужу. Я слышала краем уха. Звонок явно междугородний, затем он поздоровался с Володей, а у него ведь очень характерный голос, было слышно, и я его узнала. Но Володя сразу ушел с трубой в кабинет. Вернулся вздернутый весь. И ничего не захотел объяснять. Он бережет меня от неприятностей. А вчера днем, когда муж был на работе, по домашнему факсу пришла копия расписки, данная Владимиром.
– Что за расписка?
– Это еще девяносто восьмой год. «Аэрофлот» тогда закупал «боинги». Владимир участвовал в выборе конкретных моделей, консультировал американцев, какие именно машины нам нужны…
– На какую сумму расписка и за что? – перебил Меркулов.
– За оказание консультативных услуг при выборе экспортируемых моделей, я же говорю. Там так и написано.
– А сумма?
– Пятьдесят тысяч, – тихо проговорила женщина.
– Разумеется, долларов?
– Естественно.
– Естественно? – усмехнулся Меркулов. – И что дальше?
– Я сделала вид, что ничего не заметила. Факс стоит в кабинете мужа, я туда почти не захожу.
– Чего вы хотите от нас, от меня в частности, Елизавета Бориславовна? – холодно спросил Меркулов.
– Константин Дмитриевич! Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы Володя не выезжал на встречу с Сосновским! Он убьет мужа!
– Разве Владимир Михайлович собирается встречаться с господином Сосновским?
– Да. Я так думаю. Я думаю, Сосновский начал шантажировать Володю, чтобы получить откупного за «Анклав». То есть чтобы Володя так думал. Он выманит мужа из страны и уберет его.
– Что за мысли странные? Зачем же убирать господина Сомова? Если с него, как вы сами говорите, можно получить откупного?
– Ах, ну сколько Володя может заплатить? Пустяки по меркам этого чудовища. А он не упустит ни крошки, но мечтает всегда о самом большом куске. Жаден до омерзения. Вот вам пример. Пару лет назад Сосновский давал прием в честь президента Олимпийского комитета. После этого заставил обслугу привезти все оставшиеся закуски к нему на дачу. И принимал там тогдашнего премьера и спикера нижней палаты с женами. Угощал объедками…
– Елизавета Бориславовна, избавьте меня, ради бога…"
Турецкий прямо-таки видел, как Меркулов поморщился, и посмотрел на Костю. Тот действительно поморщился.
"– Не забывайте, что Владимир убрал из своего окружения почти всех ставленников Сосновского. Почти, но не всех! Он не всегда волен делать то, что считает нужным. На него давят. В том числе папа… Заместитель Володи по коммерческой части – человек Сосновского. Зачем же олигарху торговаться с мужем? Он уберет Володю, поставит на его место своего вассала, и «Анклав» все равно будет нести золотые яйца именно ему, Сосновскому.
– Вы так хорошо ориентируетесь в делах мужа…
– Да! Потому что я жена своего мужа! У меня нет амбиций сестры. Я оставила работу ради семьи. Мы женаты пятнадцать лет. Да, я ориентируюсь в делах мужа, хотя он меня в них почти не посвящает. Я догадываюсь о ходе событий по выражению его лица, по его обмолвкам, по тому, как он ест, смотрит телевизор…
– Однако я не вижу возможности помочь вам, – перебил ее Меркулов.
– Но почему? Дело «Анклава» не закрыто, так ведь? Вы можете вызвать его в качестве свидетеля и взять с него подписку о невыезде.
– Это слишком сложная комбинация. Дело не закрыто, это так. Но оно приостановлено. Одних, как говорится, уж нет, а те далече. Хорошо, я подумаю, как вам помочь, Елизавета Бориславовна. А сейчас простите, через десять минут меня ждет генеральный.
– Так, может быть, вы у него…
– Может быть, если момент будет благоприятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Глеб подошел к столу, извлек из сумки бутылку коньяка, сорвал пробку, сделал большой глоток, не отрывая глаз от распростертой женщины.
– Не подходи, – едва прошептала Саша.
Но он уже стоял возле нее. Резко рванул платье, легкая ткань затрещала, большие упругие груди с крупными сосками, обнаженный живот, темные завитки волос внизу живота – все это предстало его взору. Он рвал платье, отбрасывал в стороны лоскутья, пока она не осталась совершенно обнаженной. В руке его появился кожаный ремешок, похожий на собачий поводок. Глотнув еще коньяку, он стоял перед нею, помахивая плетью.
– Скажи: ты мой хозяин, я твоя раба.
Саша молчала.
Ремень взвился и опустился на белый живот. И тут же ее крик, и багряная полоса, пересекающая нежную белую кожу, и его рев. И снова взмах, и новый удар плетью, и еще, и еще.
– Ты… мой… господин… – выкрикнула Александра.
Плеть замерла.
Он медленно разделся, сунул ей в лицо разбухший от желания член и приказал:
– Возьми его!
Она старалась. Его руки, тискавшие ее грудь, щипавшие ее тело, причиняли боль, но она очень старалась. Он замычал, вдавливая себя в разбитые губы. Саша закашлялась, вывернулась. По губе стекала густая белесая жидкость.
– Ага, вот как надо с тобой обращаться! – захохотал он.
– Дай мне полотенце, – едва вымолвила женщина.
Он принес с кухни смоченное водой полотенце, осторожно отер ее губы, пот со лба. Неожиданно Глеба пронзили щемящая жалость и нежность.
– Дурочка, я так люблю тебя, – пробормотал он, прикладывая мокрое холодное полотенце к ссадинам на животе.
– А я тебя не-на-ви-жу, – по слогам еле выговорила Саша. – Ты извращенец, садист… Тебя расстреляют, – добавила она в полном отчаянии.
Он вскочил:
– Извращенец? Прекрасно! Ненавидишь? Замечательно! Мы, садисты, любим, когда нас ненавидят. Но я, хоть и садист, забочусь о тебе! О том, чтобы удовлетворить твою ненасытную похотливую утробу. Я принес тебе подарок, моя радость!
Он склонился к сумке и вытащил огромный резиновый фаллос.
– Какова штучка, а? Надеюсь, тебе понравится!
Саша взвизгнула. Ремень, превращенный в петлю, крепко охватил ногу, обвился вокруг металлического каркаса кровати. Он навалился на женщину, ухватил свободную, отчаянно дрыгающуюся ногу, придавил ее коленом и, потрясая над нею резиновым чудовищем, захохотал:
– Ну что, начнем? Тебе будет хорошо! Я удовлетворю тебя на всю катушку!
Турецкий появился в приемной Меркулова ровно в девять утра. Преподнес Клавдии букетик игольчатых астр, за что был вознагражден обворожительной улыбкой.
– На месте? – кивнув на дверь, спросил он.
– Да, Константин Дмитриевич уже ждет вас, Александр Борисович. А уж мы-то как заждались! – понизила она голос и одарила Александра еще одной улыбкой.
Турецкий послал девушке («девушка», как известно, понятие весьма относительное) воздушный поцелуй и исчез за дверью кабинета.
– Прибыл? Хорошо. Проходи, садись, – телеграфным стилем проговорил Меркулов.
– Ну-с, что тут у вас произошло, в ваших палестинах?
– Палестины, положим, у нас общие. На ночные «Новости» успел?
– Да.
– Значит, в курсе.
– В курсе чего? Разбился самолет. Это, конечно, весьма прискорбно, но не такая уж редкая вещь в наш век техногенных катастроф.
– Это так, это так… Это правда, но не вся.
– Ну, как я понял, в катастрофе погиб гендиректор «Аэрофлота» Сомов. Это точно или утка?
– Это точно. Владимир Сомов был на борту. Это подтверждают работники Шереметьева.
– Что значит «подтверждают»? Он что, без билета летел? И вообще, хозяин «Аэрофлота» обычным рейсом на Кипр, с кучей отдыхающих? Не томи, Костя, рассказывай.
– Сейчас расскажу. Хотя все равно друга твоего поджидаем. Грязнов должен вот-вот подъехать. И Самойлович из ФСБ. Еще Левин подойдет. Пока их ждем, я дам вводную. Так вот: буквально за два дня до катастрофы сюда, в Генпрокуратуру, ко мне на прием пришла жена Сомова. Вернее, теперь уже вдова.
– И старшая дочь…
– И старшая дочь. Если помнишь, мы ее вызывали как свидетеля по делу «Анклава». С тех пор знакомы.
Турецкому – да не помнить про «Анклав»?!
Эта швейцарская фирма была учреждена еще в бытность Кирпичникова, бывшего гендиректором до Сомова. Правда, отмашку заняться «Анклавом» следственный отдел Генпрокуратуры получил гораздо позже, уже при Сомове. Это дело шло в ряде других, призванных свалить всенародно «любимого» олигарха Сосновского. В борьбе роковой пал тогда человек, похожий на генерального прокурора, а дело «Анклава» было спущено на тормозах.
– И что же ей понадобилось?
– А вот послушай диктофонную запись, чтобы мне не пересказывать.
Меркулов нажал кнопку стоявшего на столе магнитофона. С пленки слышались шорохи, вздохи, масса невнятных звуков.
– Волнуется женщина, – пояснил Меркулов.
"– Константин Дмитриевич, – послышался наконец действительно взволнованный женский голос. – Я понимаю, вы удивлены моим визитом… Не знаю, с чего начать…
– А вы начните с главного, – мягко прознес с пленки Костя.
– Спасите моего мужа! – выпалила она.
– То есть? Объясните, не понял.
– Ну… Как объяснить? – отчаянно вскрикнула женщина. – Вы ведь помните дело «Анклава»?
– Как не помнить! – Меркулов даже голос слегка повысил, отметил Александр. Что, впрочем, совершенно понятно. – Фирма зарегистрирована в девяносто шестом году в Лозанне еще при Кирпичникове. На счета «Анклава» поступала практически вся валютная выручка зарубежных представительств «Аэрофлота». Вопреки требованиям валютного законодательства.
– Да, но Владимир был ни при чем! – жарко воскликнула Сомова. – Вы же сами в этом убедились во время следствия.
– Ну да. Учредителями фирмы оказались Сосновский и один из заместителей вашего супруга, Голушко.
– Это он до девяносто восьмого года был заместителем. Владимир его убрал.
– Так что вас ко мне привело, я не понимаю? Когда мы вели следствие, из вас слова было не вытянуть. Что же теперь случилось?
– Теперь в стране другой президент.
– Я в курсе.
– Вы еще не в курсе, я думаю, что президент в личной беседе обещал Владимиру всяческое содействие в возвращении «Анклава» в состав «Аэрофлота». А у нас в стране реалии таковы, что то, что сказано в самом секретном месте в самое секретное время, тут же становится известно Сосновскому. Несмотря на то что он уже полгода в этой стране не проживает.
– Что вы говорите? И кто же нам этого Сосновского вырастил, грудью, так сказать, вскормил?
– Зачем вы так, Константин Дмитриевич? Я же к вам сама пришла. Пришла за помощью… – Голос женщины дрогнул.
– А почему вы, Елизавета Бориславовна, не обращаетесь за помощью к своему папе? – жестко спросил Меркулов.
– К папе? – Женщина на мгновение задохнулась. Молчание. Легкий металлический щелчок".
– Это она в сумочку, за платком… – пояснил Турецкому Меркулов. Тот кивнул.
"– Я папе не интересна, – звенящим голосом произнесла Сомова. – И муж мой ему не интересен. И даже мои дети, его внучки…
– Зачем вы так? – Голос Меркулова с пленки прозвучал укоризненно. – Этого не может быть…
– Это так и есть! Вся страна знает, что в нашей семье есть одна дочь! Вы… вы не понимаете… Даже на приемах, на официальных приемах, даже в присутствии высоких иностранных гостей папа всегда обращал внимание присутствующих на сестру, только на нее, хвалил только ее, хотя я находилась в том же зале. А уж о ее влиянии на отца и говорить нечего. Тоже вся страна в курсе… Но я не о ней. Это явное пренебрежение мной и моей семьей дало повод Сосновскому заявить в прессе в свое время, что муж получил пост благодаря ему. Что, дескать, с его подачи рядовой штурман занял место генерального директора.
– А это не так?
– Не так! Владимир получил должность первого заместителя гендиректора еще при Кирпичникове. Получил благодаря собственным деловым качествам, благодаря поддержке коллектива! Коллектив и сейчас его поддерживает!
– Так в чем же ваша проблема, Елизавета Бориславовна? – мягко проговорил Меркулов.
– Я же вам говорю, Сосновский никогда не смирится с утратой «Анклава»! Ведь там такие валютные потоки…
– Я в курсе.
– Короче говоря, он начал шантажировать Владимира.
– Каким образом?
– Ну… Я не знаю подробностей. Несколько дней назад Сосновский звонил мужу. Я слышала краем уха. Звонок явно междугородний, затем он поздоровался с Володей, а у него ведь очень характерный голос, было слышно, и я его узнала. Но Володя сразу ушел с трубой в кабинет. Вернулся вздернутый весь. И ничего не захотел объяснять. Он бережет меня от неприятностей. А вчера днем, когда муж был на работе, по домашнему факсу пришла копия расписки, данная Владимиром.
– Что за расписка?
– Это еще девяносто восьмой год. «Аэрофлот» тогда закупал «боинги». Владимир участвовал в выборе конкретных моделей, консультировал американцев, какие именно машины нам нужны…
– На какую сумму расписка и за что? – перебил Меркулов.
– За оказание консультативных услуг при выборе экспортируемых моделей, я же говорю. Там так и написано.
– А сумма?
– Пятьдесят тысяч, – тихо проговорила женщина.
– Разумеется, долларов?
– Естественно.
– Естественно? – усмехнулся Меркулов. – И что дальше?
– Я сделала вид, что ничего не заметила. Факс стоит в кабинете мужа, я туда почти не захожу.
– Чего вы хотите от нас, от меня в частности, Елизавета Бориславовна? – холодно спросил Меркулов.
– Константин Дмитриевич! Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы Володя не выезжал на встречу с Сосновским! Он убьет мужа!
– Разве Владимир Михайлович собирается встречаться с господином Сосновским?
– Да. Я так думаю. Я думаю, Сосновский начал шантажировать Володю, чтобы получить откупного за «Анклав». То есть чтобы Володя так думал. Он выманит мужа из страны и уберет его.
– Что за мысли странные? Зачем же убирать господина Сомова? Если с него, как вы сами говорите, можно получить откупного?
– Ах, ну сколько Володя может заплатить? Пустяки по меркам этого чудовища. А он не упустит ни крошки, но мечтает всегда о самом большом куске. Жаден до омерзения. Вот вам пример. Пару лет назад Сосновский давал прием в честь президента Олимпийского комитета. После этого заставил обслугу привезти все оставшиеся закуски к нему на дачу. И принимал там тогдашнего премьера и спикера нижней палаты с женами. Угощал объедками…
– Елизавета Бориславовна, избавьте меня, ради бога…"
Турецкий прямо-таки видел, как Меркулов поморщился, и посмотрел на Костю. Тот действительно поморщился.
"– Не забывайте, что Владимир убрал из своего окружения почти всех ставленников Сосновского. Почти, но не всех! Он не всегда волен делать то, что считает нужным. На него давят. В том числе папа… Заместитель Володи по коммерческой части – человек Сосновского. Зачем же олигарху торговаться с мужем? Он уберет Володю, поставит на его место своего вассала, и «Анклав» все равно будет нести золотые яйца именно ему, Сосновскому.
– Вы так хорошо ориентируетесь в делах мужа…
– Да! Потому что я жена своего мужа! У меня нет амбиций сестры. Я оставила работу ради семьи. Мы женаты пятнадцать лет. Да, я ориентируюсь в делах мужа, хотя он меня в них почти не посвящает. Я догадываюсь о ходе событий по выражению его лица, по его обмолвкам, по тому, как он ест, смотрит телевизор…
– Однако я не вижу возможности помочь вам, – перебил ее Меркулов.
– Но почему? Дело «Анклава» не закрыто, так ведь? Вы можете вызвать его в качестве свидетеля и взять с него подписку о невыезде.
– Это слишком сложная комбинация. Дело не закрыто, это так. Но оно приостановлено. Одних, как говорится, уж нет, а те далече. Хорошо, я подумаю, как вам помочь, Елизавета Бориславовна. А сейчас простите, через десять минут меня ждет генеральный.
– Так, может быть, вы у него…
– Может быть, если момент будет благоприятным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40