Я ему то же самое и отвечала.
– А он?
– Он ответил, что ее, видно, другой водитель на работу увез. Гришка или Мишка – вот это не помню. Потом спасибо мне сказал, встал и пошел. Я ему вслед кричу, что, мол, вряд ли Шурочка в таком виде неряшливом на работу отправилась. А он как и не слышал. Сел в машину и уехал.
– Что за машина?
– Синяя такая. Темно-синяя. По-моему, не наша. Осклизлая какая-то.
– Какая?
– Ну… без углов, что ли… Вишневая-то попроще.
– Мария Ивановна, опишите, пожалуйста, мужчину, с которым вы разговаривали.
– Ну… Молодой, лет тридцать пять – сорок. Волосы светлые, короткие такие. Нос такой… прямой. Обычный мужик.
Турецкий показал женщине фоторобот Эдика, составленный со слов работниц Шереметьева.
Женщина нацепила очки, долго изучала ксерокопию.
– Не могу сказать, – вздохнула она. – Может, он, а может, не он. Я ж говорю, обыкновенный. Разве что худой. Так мало ли худых-то?
– Может быть, он чем-то выделяется? Вот какие у него глаза, взгляд?
– Я ж сбоку сидела, в глаза ему не заглядывала. А он тоже все больше в землю глядел.
– Может быть, какой-нибудь жест, или мимика, или словечко характерное…
– А, постой-ка! – оживилась бабуля. – Словечек не говорил никаких особых, чего не было, того не было, врать не буду. А вот рукой он, милок, шебуршил все.
– Как – шебуршил?
– Ну вроде как деньги считает. Пальцами так перебирал. Спрашивает меня про Шурку, а сам пальцами перебирает. Не то деньги, не то четки.
– Четки?
– Ну да. Мы со старухами в монастырь ходим свечки ставить. Вот увидишь монахиню, она непременно с четками в руке. И этот что-то такое пальцами делал. А может, деньги в уме считал.
– Больше ничего необычного не заметили?
– Нет, ничего.
– Мария Ивановна, как вы думаете, Небережная возвращалась домой?
– Не думаю, – пожевала губами Соколова. – Видели, сколько в ее ящике газет? За неделю накопились, аж наружу вылезают.
– Так может быть, она вернулась домой и уехала в отпуск. А вы ее просто не видели.
– Не, это вряд ли. Шура, когда уезжает надолго, она мне ключи от почты оставляет. Чтобы я газеты забирала. Чтобы, значит, не привлекать внимание воров, что в квартире нет никого. А что случилось-то? У меня ведь сердце беду чуяло. Я и старухам говорила: что это, мол, наша Шурка выскочила вся расхристанная и как сгинула?
– Что же вы в милицию не звонили? Участковому?
– Так кто же ее знает, куды она делась? Она, между нами, – старушка понизила голос, – слаба до мужского полу. Хахали тут частенько появлялись. Походит-походит такой, глядишь – через пару месяцев новый. Один, правда, и постоянный был. Невысокий такой, неказистый. Он за ней несколько лет ходил. Но появлялся здесь редко. Чаще другие. А спросишь ее чего – огрызается: не ваше дело. Так уж и не вмешиваемся. Но вообще жалко Шурочку… – совершенно неожиданно всхлипнула соседка.
Турецкий вернулся в квартиру Небережной. Что-то его «царапало». Шурочка – кто-то совсем недавно говорил ему о женщине по имени Шурочка. Кто и когда? Он закурил, стоя возле окна, сосредоточенно глядя во двор. Внизу медленно двигалась машина «скорой помощи», остановилась у соседнего подъезда. Из машины вышла стройная, светловолосая женщина-врач с чемоданчиком в руке.
Ба! Надежда – врач-стоматолог из военного санатория! Там, на Фиоленте, она рассказывала, что ее сослуживец, мужчина по имени… Глеб. (Точно – Глеб. Турецкий запомнил, потому что имя достаточно редкое.) Так вот этот Глеб влюблен в женщину по имени Шурочка.
– Василий, дай-ка мне ее книжку записную.
Турецкий принялся заново листать густо исписанные страницы. Положим, если неведомый нам Глеб знаком с Небережной уже не первый год, она помнит его домашний телефон наизусть.
На первой странице книжки помещен календарь на текущий год. Значит, переписывая телефоны в новую книжку, Небережная могла пренебречь номером своего давнего и постоянного поклонника. Допустим. Но он зубной врач! Попробуем искать по-другому. Александр тщательно просмотрел страничку под буквой "з".
– Это вы кого ищете? – спросил Колобянин.
– Зубного врача, – пробормотал Турецкий.
Но таковой записи не обнаружилось. Саша перевернул страницы, уткнулся в букву "с".
Вот! Стоматологическая поликлиника! И номер телефона. Он вынул свою записную книжку. Надежда, будучи женщиной осторожной, оставила ему для связи не домашний, а рабочий телефон. Номера совпадали!
Турецкий не успел осмыслить сделанное открытие, как на связь вышел Грязнов.
– Александр Борисович, вас к телефону. – Один из муровских оперов передал Турецкому трубку.
– Ты там, что ли? – коротко спросил Слава.
– Да, здесь, на Глаголева.
– Ого! Царское ли это дело «на земле», среди рядовых сыщиков работать? – хохотнул Грязнов.
– Иногда полезно в народ выходить. Мы тут кое-что нарыли. Да и вообще информация за день такая скопилась, мама не горюй!
– Поделись, облегчи душу.
– Это обязательно. Только у меня сейчас дельце еще одно намечено. Ты на Петровке?
– Да.
– Не уезжай, жди связи.
– Есть, товарищ начальник.
– Ладно, не ерничай!
Турецкий дал отбой и тут же набрал другой номер, поглядывая на часы и молясь всем богам, чтобы Надежда работала нынче в вечернюю смену.
– Надежду Игоревну можно?
– У нас рабочий день заканчивается. Она, наверное, ушла уже, – ответил девичий голосок. – Без десяти восемь, мужчина!
– Посмотрите, пожалуйста! – жалобно попросил Турецкий.
«Надюха, ты должна быть на месте! Это очень нужно!» – посылал он мысленные сигналы своей недавней подруге.
В трубке послышался перестук каблучков, женский щебет: «А я думала, вы уже ушли!» – «Ой, такой пациент сидит, всю душу измотал. Полчаса над прикусом бьемся, уйдешь тут, как же!»
– Але? – раздался хрипловатый голос Надежды.
– Надежда Игоревна, можно ли вас отвлечь от занудливого клиента с неправильным прикусом?
– Кто это? – напряглась Надежда.
– Вот так! Обещала скучать и помнить! Недели еще не прошло…
– Саша! – обрадовалась женщина.
– Он самый. Так могу я тебя украсть на часок?
– Только на часок? – рассмеялась Надя.
– Ну это так, для начала.
– Что ж, не возражаю. Какие предложения?
– Предложение вместе поужинать. Принимается?
– С удовольствием.
– Тогда жду… Где тебе удобно?
– Давай возле метро «Смоленская». Во дворике, рядом с цветочным ларьком. Устраивает?
– Более чем. Буду через полчаса. Надеюсь, за это время с прикусом будет покончено.
– Обещаю сделать все возможное, – рассмеялась женщина.
Александр поджидал Надежду, думая о том, что она может стать неоценимым источником информации. Если ее приятель Глеб – тот самый человек, который имеет отношение к Небережной, а судя по номеру телефона, так оно и было, Надя, возможно, сможет поведать что-нибудь проливающее свет на исчезновение Александры Борисовны Небережной, его, Турецкого, тезки. Во всяком случае, он на это надеялся.
– Привет! О, это мне? Какая красота! Спасибо! – Надежда приняла из его рук чайную розу на высоком стебле.
– Отлично выглядишь! Просто глаз не оторвать! – вполне искренне произнес Саша.
– Спасибо. Куда ты поведешь голодного стоматолога?
– Не поведу, а повезу. Пойдемте, мадам, машина за углом. Нас ждут великие дела.
Через пятнадцать минут они вошли в зал намеченного Турецким ресторанчика «Желтая субмарина».
– Боже, как здесь интересно! – Надежда разглядывала ярко-желтую барную стойку обтекаемой формы, окна в виде иллюминаторов, привинченные к полу столы и табуреты.
На небольшом помосте трое молодых людей с длинными волосами и гитарами в руках исполняли что-то из эпохи семидесятых.
– Это, моя дорогая, заведение концептуальное. Оно недаром носит имя самой популярной песни Битлов.
– Да, стильно! – оценила Надежда.
– Ну что будем брать? Предлагаю доверить выбор мне, так как кухня заведения знакома мне не понаслышке.
– Согласна.
К ним подошел официант. Тут же на столе возникла высокая ваза, куда поместили красавицу розу.
– Мясо на камне? – спросил официант.
– Да, – коротко ответил Александр. – Две порции мяса, на закуску что-нибудь из даров моря. Триста коньяка и… Какое вино вы предпочитаете в это время суток, мадам? Белое под рыбу и красное под мясо? Здесь хорошая карта вин. Посмотри.
– О, к сожалению, у меня аллергия на вина. Но я бы с удовольствием выпила шампанского, – откликнулась Надежда.
– И бутылку шампанского для дамы.
Когда стол был накрыт, Турецкий поднял пузатый фужер:
– За встречу?
– За встречу, – откликнулась Надя, прищурившись сквозь стекло своего бокала.
Она пила шампанское мелкими глотками, лукаво поглядывая на Александра.
– Я, признаться, не ожидала, что ты так скоро позвонишь. Честно говоря, вообще твоего звонка не ждала. Ты ведь мне ясно дал понять, что у настоящего мужчины первым делом самолеты…
– Да уж, самолеты… Вот так ляпнешь что-нибудь не думая, и как накаркаешь, – вырвалось у Турецкого. – Расскажи, как дома, как твои дочки?
– Все хорошо, все здоровы и любят маму, – улыбнулась она, уминая салат из мидий. – А у тебя дома?
– Аналогично. Ну давай за наших близких и выпьем.
Что и было сделано.
– А как тебя на работе встретили? Оценили внешний вид?
– Да. И слегка позавидовали, – рассмеялась женщина.
– Надюша, помнишь, ты мне про приятеля своего рассказывала? Глеб, кажется. Про его любовь многолетнюю к какой-то Шурочке.
– Ну рассказывала, и что? – Надя посмотрела на Александра внимательным, изучающим взглядом.
– Ну и как он? Как его фамилия, кстати?
– Каменев. Так ты меня из-за него пригласил? – Она вспыхнула, поставила бокал.
– Тихо, женщина, без истерик! – заговорщически шепнул Турецкий, удерживая ее за руку. – Сейчас увидишь нечто, так что не поддавайся опрометчивому порыву.
В этот момент официант водрузил на середину стола плоский камень на деревянной подставке. От камня исходило тепло, даже жар.
– Отодвинься маленько, – приказал Турецкий.
Надежда повиновалась. Официант швырнул на камень два сочных куска говядины. Мясо зашипело, зафырчало, источая аромат специй.
– Ого! – только и вымолвила Надежда.
– Мне помочь? – осведомился официант.
– Благодарю вас, я сам.
Турецкий колдовал над мясом, переворачивая его, то и дело тыкая вилкой, не переставая при этом говорить. А говорил он следующее:
– Если честно, Надюха, ты права – встретились мы сегодня из-за Глеба Каменева. Зачем обманывать умную женщину? Ложь оскорбительна. Это вовсе не означает, что я не рад тебя видеть. Очень рад. Ты мне очень нравишься. Но, как уже говорилось ранее, работа у меня такая, что места для личной жизни почти не оставляет. Теперь о Каменеве. Есть подозрение, что твой приятель оказался причастным к очень серьезному преступлению. Очень серьезному, с человеческими жертвами, понимаешь? Улавливаешь множественное число? Я бы мог вызвать тебя к себе в рабочий кабинет, и ты бы пришла. Куда бы ты делась? Я бы провел допрос по всем правилам искусства и распрощался с тобой. Вот и все.
Он сделал долгую паузу и добавил:
– Но разве здесь хуже?
Надя рассмеялась:
– Вы, Александр Борисович, оказывается, умеете быть очень убедительным.
– Разве ты не поняла этого раньше? – Александр бросил на нее страстный взгляд.
– Ну ладно, нечего глазами стрелять. Раз уж у нас деловая встреча, давай о деле. Что тебя интересует?
– Вот мы сейчас отведаем приготовленное мной блюдо и продолжим.
Саша разложил мясо по тарелкам. Камень тут же исчез со стола. Невозмутимый официант поставил на его место блюдо с жареным картофелем и овощами. Саша разложил гарнир.
– Безумно вкусно! – только и вымолвила Надежда.
На несколько минут воцарилось молчание. Александр и сам был голоден. За весь этот длинный день среды единственной пищей были Иринины бутерброды, уничтоженные совместно с Грязновым еще поутру.
Когда с ужином было покончено, Надя повторила вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– А он?
– Он ответил, что ее, видно, другой водитель на работу увез. Гришка или Мишка – вот это не помню. Потом спасибо мне сказал, встал и пошел. Я ему вслед кричу, что, мол, вряд ли Шурочка в таком виде неряшливом на работу отправилась. А он как и не слышал. Сел в машину и уехал.
– Что за машина?
– Синяя такая. Темно-синяя. По-моему, не наша. Осклизлая какая-то.
– Какая?
– Ну… без углов, что ли… Вишневая-то попроще.
– Мария Ивановна, опишите, пожалуйста, мужчину, с которым вы разговаривали.
– Ну… Молодой, лет тридцать пять – сорок. Волосы светлые, короткие такие. Нос такой… прямой. Обычный мужик.
Турецкий показал женщине фоторобот Эдика, составленный со слов работниц Шереметьева.
Женщина нацепила очки, долго изучала ксерокопию.
– Не могу сказать, – вздохнула она. – Может, он, а может, не он. Я ж говорю, обыкновенный. Разве что худой. Так мало ли худых-то?
– Может быть, он чем-то выделяется? Вот какие у него глаза, взгляд?
– Я ж сбоку сидела, в глаза ему не заглядывала. А он тоже все больше в землю глядел.
– Может быть, какой-нибудь жест, или мимика, или словечко характерное…
– А, постой-ка! – оживилась бабуля. – Словечек не говорил никаких особых, чего не было, того не было, врать не буду. А вот рукой он, милок, шебуршил все.
– Как – шебуршил?
– Ну вроде как деньги считает. Пальцами так перебирал. Спрашивает меня про Шурку, а сам пальцами перебирает. Не то деньги, не то четки.
– Четки?
– Ну да. Мы со старухами в монастырь ходим свечки ставить. Вот увидишь монахиню, она непременно с четками в руке. И этот что-то такое пальцами делал. А может, деньги в уме считал.
– Больше ничего необычного не заметили?
– Нет, ничего.
– Мария Ивановна, как вы думаете, Небережная возвращалась домой?
– Не думаю, – пожевала губами Соколова. – Видели, сколько в ее ящике газет? За неделю накопились, аж наружу вылезают.
– Так может быть, она вернулась домой и уехала в отпуск. А вы ее просто не видели.
– Не, это вряд ли. Шура, когда уезжает надолго, она мне ключи от почты оставляет. Чтобы я газеты забирала. Чтобы, значит, не привлекать внимание воров, что в квартире нет никого. А что случилось-то? У меня ведь сердце беду чуяло. Я и старухам говорила: что это, мол, наша Шурка выскочила вся расхристанная и как сгинула?
– Что же вы в милицию не звонили? Участковому?
– Так кто же ее знает, куды она делась? Она, между нами, – старушка понизила голос, – слаба до мужского полу. Хахали тут частенько появлялись. Походит-походит такой, глядишь – через пару месяцев новый. Один, правда, и постоянный был. Невысокий такой, неказистый. Он за ней несколько лет ходил. Но появлялся здесь редко. Чаще другие. А спросишь ее чего – огрызается: не ваше дело. Так уж и не вмешиваемся. Но вообще жалко Шурочку… – совершенно неожиданно всхлипнула соседка.
Турецкий вернулся в квартиру Небережной. Что-то его «царапало». Шурочка – кто-то совсем недавно говорил ему о женщине по имени Шурочка. Кто и когда? Он закурил, стоя возле окна, сосредоточенно глядя во двор. Внизу медленно двигалась машина «скорой помощи», остановилась у соседнего подъезда. Из машины вышла стройная, светловолосая женщина-врач с чемоданчиком в руке.
Ба! Надежда – врач-стоматолог из военного санатория! Там, на Фиоленте, она рассказывала, что ее сослуживец, мужчина по имени… Глеб. (Точно – Глеб. Турецкий запомнил, потому что имя достаточно редкое.) Так вот этот Глеб влюблен в женщину по имени Шурочка.
– Василий, дай-ка мне ее книжку записную.
Турецкий принялся заново листать густо исписанные страницы. Положим, если неведомый нам Глеб знаком с Небережной уже не первый год, она помнит его домашний телефон наизусть.
На первой странице книжки помещен календарь на текущий год. Значит, переписывая телефоны в новую книжку, Небережная могла пренебречь номером своего давнего и постоянного поклонника. Допустим. Но он зубной врач! Попробуем искать по-другому. Александр тщательно просмотрел страничку под буквой "з".
– Это вы кого ищете? – спросил Колобянин.
– Зубного врача, – пробормотал Турецкий.
Но таковой записи не обнаружилось. Саша перевернул страницы, уткнулся в букву "с".
Вот! Стоматологическая поликлиника! И номер телефона. Он вынул свою записную книжку. Надежда, будучи женщиной осторожной, оставила ему для связи не домашний, а рабочий телефон. Номера совпадали!
Турецкий не успел осмыслить сделанное открытие, как на связь вышел Грязнов.
– Александр Борисович, вас к телефону. – Один из муровских оперов передал Турецкому трубку.
– Ты там, что ли? – коротко спросил Слава.
– Да, здесь, на Глаголева.
– Ого! Царское ли это дело «на земле», среди рядовых сыщиков работать? – хохотнул Грязнов.
– Иногда полезно в народ выходить. Мы тут кое-что нарыли. Да и вообще информация за день такая скопилась, мама не горюй!
– Поделись, облегчи душу.
– Это обязательно. Только у меня сейчас дельце еще одно намечено. Ты на Петровке?
– Да.
– Не уезжай, жди связи.
– Есть, товарищ начальник.
– Ладно, не ерничай!
Турецкий дал отбой и тут же набрал другой номер, поглядывая на часы и молясь всем богам, чтобы Надежда работала нынче в вечернюю смену.
– Надежду Игоревну можно?
– У нас рабочий день заканчивается. Она, наверное, ушла уже, – ответил девичий голосок. – Без десяти восемь, мужчина!
– Посмотрите, пожалуйста! – жалобно попросил Турецкий.
«Надюха, ты должна быть на месте! Это очень нужно!» – посылал он мысленные сигналы своей недавней подруге.
В трубке послышался перестук каблучков, женский щебет: «А я думала, вы уже ушли!» – «Ой, такой пациент сидит, всю душу измотал. Полчаса над прикусом бьемся, уйдешь тут, как же!»
– Але? – раздался хрипловатый голос Надежды.
– Надежда Игоревна, можно ли вас отвлечь от занудливого клиента с неправильным прикусом?
– Кто это? – напряглась Надежда.
– Вот так! Обещала скучать и помнить! Недели еще не прошло…
– Саша! – обрадовалась женщина.
– Он самый. Так могу я тебя украсть на часок?
– Только на часок? – рассмеялась Надя.
– Ну это так, для начала.
– Что ж, не возражаю. Какие предложения?
– Предложение вместе поужинать. Принимается?
– С удовольствием.
– Тогда жду… Где тебе удобно?
– Давай возле метро «Смоленская». Во дворике, рядом с цветочным ларьком. Устраивает?
– Более чем. Буду через полчаса. Надеюсь, за это время с прикусом будет покончено.
– Обещаю сделать все возможное, – рассмеялась женщина.
Александр поджидал Надежду, думая о том, что она может стать неоценимым источником информации. Если ее приятель Глеб – тот самый человек, который имеет отношение к Небережной, а судя по номеру телефона, так оно и было, Надя, возможно, сможет поведать что-нибудь проливающее свет на исчезновение Александры Борисовны Небережной, его, Турецкого, тезки. Во всяком случае, он на это надеялся.
– Привет! О, это мне? Какая красота! Спасибо! – Надежда приняла из его рук чайную розу на высоком стебле.
– Отлично выглядишь! Просто глаз не оторвать! – вполне искренне произнес Саша.
– Спасибо. Куда ты поведешь голодного стоматолога?
– Не поведу, а повезу. Пойдемте, мадам, машина за углом. Нас ждут великие дела.
Через пятнадцать минут они вошли в зал намеченного Турецким ресторанчика «Желтая субмарина».
– Боже, как здесь интересно! – Надежда разглядывала ярко-желтую барную стойку обтекаемой формы, окна в виде иллюминаторов, привинченные к полу столы и табуреты.
На небольшом помосте трое молодых людей с длинными волосами и гитарами в руках исполняли что-то из эпохи семидесятых.
– Это, моя дорогая, заведение концептуальное. Оно недаром носит имя самой популярной песни Битлов.
– Да, стильно! – оценила Надежда.
– Ну что будем брать? Предлагаю доверить выбор мне, так как кухня заведения знакома мне не понаслышке.
– Согласна.
К ним подошел официант. Тут же на столе возникла высокая ваза, куда поместили красавицу розу.
– Мясо на камне? – спросил официант.
– Да, – коротко ответил Александр. – Две порции мяса, на закуску что-нибудь из даров моря. Триста коньяка и… Какое вино вы предпочитаете в это время суток, мадам? Белое под рыбу и красное под мясо? Здесь хорошая карта вин. Посмотри.
– О, к сожалению, у меня аллергия на вина. Но я бы с удовольствием выпила шампанского, – откликнулась Надежда.
– И бутылку шампанского для дамы.
Когда стол был накрыт, Турецкий поднял пузатый фужер:
– За встречу?
– За встречу, – откликнулась Надя, прищурившись сквозь стекло своего бокала.
Она пила шампанское мелкими глотками, лукаво поглядывая на Александра.
– Я, признаться, не ожидала, что ты так скоро позвонишь. Честно говоря, вообще твоего звонка не ждала. Ты ведь мне ясно дал понять, что у настоящего мужчины первым делом самолеты…
– Да уж, самолеты… Вот так ляпнешь что-нибудь не думая, и как накаркаешь, – вырвалось у Турецкого. – Расскажи, как дома, как твои дочки?
– Все хорошо, все здоровы и любят маму, – улыбнулась она, уминая салат из мидий. – А у тебя дома?
– Аналогично. Ну давай за наших близких и выпьем.
Что и было сделано.
– А как тебя на работе встретили? Оценили внешний вид?
– Да. И слегка позавидовали, – рассмеялась женщина.
– Надюша, помнишь, ты мне про приятеля своего рассказывала? Глеб, кажется. Про его любовь многолетнюю к какой-то Шурочке.
– Ну рассказывала, и что? – Надя посмотрела на Александра внимательным, изучающим взглядом.
– Ну и как он? Как его фамилия, кстати?
– Каменев. Так ты меня из-за него пригласил? – Она вспыхнула, поставила бокал.
– Тихо, женщина, без истерик! – заговорщически шепнул Турецкий, удерживая ее за руку. – Сейчас увидишь нечто, так что не поддавайся опрометчивому порыву.
В этот момент официант водрузил на середину стола плоский камень на деревянной подставке. От камня исходило тепло, даже жар.
– Отодвинься маленько, – приказал Турецкий.
Надежда повиновалась. Официант швырнул на камень два сочных куска говядины. Мясо зашипело, зафырчало, источая аромат специй.
– Ого! – только и вымолвила Надежда.
– Мне помочь? – осведомился официант.
– Благодарю вас, я сам.
Турецкий колдовал над мясом, переворачивая его, то и дело тыкая вилкой, не переставая при этом говорить. А говорил он следующее:
– Если честно, Надюха, ты права – встретились мы сегодня из-за Глеба Каменева. Зачем обманывать умную женщину? Ложь оскорбительна. Это вовсе не означает, что я не рад тебя видеть. Очень рад. Ты мне очень нравишься. Но, как уже говорилось ранее, работа у меня такая, что места для личной жизни почти не оставляет. Теперь о Каменеве. Есть подозрение, что твой приятель оказался причастным к очень серьезному преступлению. Очень серьезному, с человеческими жертвами, понимаешь? Улавливаешь множественное число? Я бы мог вызвать тебя к себе в рабочий кабинет, и ты бы пришла. Куда бы ты делась? Я бы провел допрос по всем правилам искусства и распрощался с тобой. Вот и все.
Он сделал долгую паузу и добавил:
– Но разве здесь хуже?
Надя рассмеялась:
– Вы, Александр Борисович, оказывается, умеете быть очень убедительным.
– Разве ты не поняла этого раньше? – Александр бросил на нее страстный взгляд.
– Ну ладно, нечего глазами стрелять. Раз уж у нас деловая встреча, давай о деле. Что тебя интересует?
– Вот мы сейчас отведаем приготовленное мной блюдо и продолжим.
Саша разложил мясо по тарелкам. Камень тут же исчез со стола. Невозмутимый официант поставил на его место блюдо с жареным картофелем и овощами. Саша разложил гарнир.
– Безумно вкусно! – только и вымолвила Надежда.
На несколько минут воцарилось молчание. Александр и сам был голоден. За весь этот длинный день среды единственной пищей были Иринины бутерброды, уничтоженные совместно с Грязновым еще поутру.
Когда с ужином было покончено, Надя повторила вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40