Жена графина, что ли?
- Галочка, горе мое луковое, ты соображаешь, что написала? "Племенной патриот". - Лида призвала в свидетели присутствующих, задыхаясь от негодования: - Не Пушкин, а жеребец какой-то!
- Да ты, Сизенцов, хочешь меня в цугундер отправить! "Некоторые коммунисты, а иногда и явные враги народа..."
- Это как понимать? Насмотрелись видиков, Параджановых всяких, так все можно? Возьми "Вольнолюбивую лирику". Еще не поздно...
Хлопнула крышка первой парты. Рослая белокурая девушка, на которую недавно нашипела Лида, встала, собирая разложенные по парте книжки, брошюрки.
"Три обхвата" встрепенулась:
- Ты что, Надежда, уже сдаешь?
Девушка утвердительно мотнула головой и гордо двинулась на выход. Перебрав листочки сданного сочинения, Лида окрикнула девушку:
- Скавронская, вернись!
Школьница подошла к учительскому столу и встала, всем своим видом выражая покорную готовность выслушать свою порцию нотаций.
- Где черновики?
- Я сразу писала на чистовую.
- Сядь и проверь.
- Уже.
- Ну что мне с ней делать? - взмолилась Лидия Сергеевна. - Смотри. Потом пеняй на себя. Постой пока...
Лида погрузилась в чтение опуса и ужаснулась. Девица взяла свободную тему "Великой надеждою стала великая наша страна". Под заголовком - ни единого пункта плана не отмечено, и начинается, ни много ни мало, с эпиграфа - Архимед: "Дайте мне точку опоры, и я переверну мир". Все сочинение было построено на лозунгах, гладко привязанных к литературе. Начиналось с создания революционных кружков, описанных в романе "Мать", и заканчивалось поэмой Турсун-заде о дружбе между народами и континентами. Подсознательно Лидия Сергеевна уловила насмешку над пафосом построения социализма, но поймать автора на откровенном цинизме ей не удавалось, как привередливо она ни вчитывалась в содержание. "Это у нее от матери. Или от отца?"
Лида наковыряла три пунктуационные ошибки. Но и они поставили ее в тупик. Она задумалась, считать ли их порознь или вместе? Их следует отнести к одному правилу, причем, она вспомнила, что сама виновата в этих ляпсусах, так как в свое время не заострила должного внимания на обобщающем слове при однородных членах. В целом, работа заслуживала пятерки, и Лидия Сергеевна почувствовала полное бессилие.
- Ладно! - скрепя сердце, согласилась она. - Можешь быть свободна...
Договорить Лидия Сергеевна не успела. Тяжелая ваза с цветами качнулась и начала падать, прямо головками гладиолусов на членов комиссии. Лида бросилась на "амбразуру" грудью, но и мощный бюст не остановил падения. Она поняла, что двигается не ваза, а скатерть под нею.
Лида обернулась. Скавронская, бледная, как полотно, обмякла и, хватаясь за край стола, медленно осела на пол со словами: "Кольцо. Мое кольцо". Глаза закатились, и она потеряла сознание.
Перекресток (1982)
(1)
Саня с ненавистью смотрел на лягушек, невероятным усилием воли сдерживая себя, чтобы не потянуть жирного самца за лапу и не шваркнуть его об стенку, чтобы прилип и никогда, никогда больше не орал как блаженный... Но чувство мужской солидарности, возникшее из предположения, что им обоим одинаково не повезло, придерживало ярость.
Его первая медицинская практика проходила в стенах родильного дома. В отличие от подопытного земноводного, Саня пребывал в сильнейшем унынии.
"Женщины в этом заведении опускаются до кошмарной нечесаности, - думал наблюдательный Сашка. - А походка? Все передвигаются либо в беременную раскорячку, либо - уже родильницы, - иксом поджимают ноги, словно все еще боятся что-то потерять".
Безысходность в общем положении дел чувствовал Саня, но особенно горько было за свои бесцельно прожитые юные денечки. С первого дня он ощутил неувязку между желаемым и действительным.
"Все тут беременные ходят, вот самцы и расквакались, ничего удивительного... А главное - никакой личной свободы", - обиженный явной несправедливостью, думал Саня, прокалывая иглой лягушачью шкурку. Кого он наверху разозлил и чем?
"Тепленькое местечко", еще и расположенное неподалеку от дома, организовала руководитель практики Фрума Наумовна Вовси. Искренне полагая, что молодому парню в роддоме понравится, она таким образом хотела выразить свою благодарность.
А началось все с того, что Саня попал на отделение неврологии городской больницы № 4. Два первых дня практики прошли ровно и скучно. От работы Санек не отлынивал, делал все, что указывали, и даже чуть сверх того, ходил за каждым пациентом, не разделяя социального положения, тем паче родственных связей. Третья палата не отличалась ничем, кроме количества коек и вопиюще цветастых занавесок на окнах. Койкомест было всего два, и одно из них занимал дородный старик. Лежал он на брюхе пластом, никого не тревожил, разве что ворчливо покряхтывал от скрутившего его остеохондроза. В урочный час Саня пошел ставить ему банки во избежание застойного процесса в легких.
- Саня! - окликнула постовая сестра. - Возьми лучше эфир. Спирт идет под расписку, а эфир горит не хуже.
Жуков влез в ящик под грифом "В", нашел приземистую склянку темного стекла. Удостоверился по надписи и по нюху: эфир. Поставил весь лоток на табурет, сам устроился на край койки, смазал руки вазелином. Аккуратно скользя теплыми руками по дряблой спине, Санька безболезненно смазал ее до блеска. Обмакнул в эфир палочку, поджег. Турунта вспыхнула, и пошли шлепать банки. Кожа всасывалась, набухала. Свободного тела пациента осталось всего на три шлепа, а тут эфир на ватке возьми да испарись. Саня заново приподнял крышечку, окунул огниво поглубже. Чиркнула спичка. Он потянулся за новой банкой, да не увидел, как с конца палочки горящая капля эфира упала на отвернутое простынное покрывало. Закончив дело, Саня засек время и укрыл больного покрывалом. Дед что-то невразумительное крякнул, Саня ласково похлопал его по плечу и покинул палату.
Распечатывая бокс со шприцами, Сашка услышал чей-то рев. Поднял голову. Медсестра, бестолково мыча, тыкала пальцем в длинную кишку коридора:
- Твой больной... Вовси...
Жуков замер на полусогнутых и с ужасом для себя осознал: неподвижный больной вылечился в одночасье. Бежал как угорелый, весь в банках, изгибался в невероятных позах, стряхивал со спины шлейф тлеющей простыни.
Медсестра согнулась пополам и зашлась в беззвучном хохоте. На шум прибежала Фрума. Разговор был коротким:
- По большому счету, я тебе благодарна, Жуков. Молодец, вылечил моего свекра, хотя использованный тобой метод лечения уж очень нетривиален...
Так Саня и получил непыльное место в лаборатории родильного дома.
И казалось ему: в жизни наступила темная полоса, и не виден свет в конце туннеля. Хуже всего, что в тяжелую минуту отвернулись друзья. Понятно, у них хватает сейчас своих проблем. Возможно, он им только прибавил мороки, но что ему было делать? Кто ж мог предполагать, что так все выйдет? В тот момент он думал, что ему не посчастливилось больше остальных. Несколько лет уговаривал он Марго на мотоцикл. Чего мамаше это стоило, вряд ли кто мог догадаться. Откладывала, втайне от него, каждую копейку. Подарила "вишенку" на радостях, что сын поступил в институт с немереным конкурсом, пробился...
И вот сидит он сейчас и регистрирует бланки анализов и направлений в абортарий. Почти на каждом приписочка - "цито", как на предмет обнаружения солитера. Поначалу он запоминал фамилии и имена, многие из которых были ему известны. Потом бросил это ненужное занятие: в конце концов, не повестки в прокуратуру... И опять тяжелые думы одолевали Сашку.
Откуда ему было знать, что Надежда не отправилась в тот же день сигнализировать о находке? Он так и сказал Бахтишке, правда, потом, когда они столкнулись нос к носу в темном помещении с деревянными, привинченными к полу скамейками. Баха не обратил внимания, что рядом матушка сидит. Окинул таким презрительным взглядом, что Саньке стало перед ней стыдно, да еще и сказал:
- Хватит мудиться, да?!
Выцепили их всех поодиночке. При каких обстоятельствах кого - Жуков не спрашивал. Спозаранку в двери образовался пронырливый мужичок с масляными глазами:
- Жуков Александр Геннадьевич? Распишитесь в получении.
Маргарита Васильевна засуетилась, шмыгнула промеж ними и встала, прикрывая сына.
- По какому праву? Что происходит?
Словно со стороны Сашка видел материны трясущиеся руки: им никак не удавалось ухватить хлястик халата. Помятое кружево ночной сорочки так и норовило выглянуть из-под верхнего ворота. Марго подергивалась, дрожащие пальцы шныряли по шее, за спиной. Санька выступил вперед, над головой матери протянул мужику расписку в получении повестки.
- К девяти успеете? Явка обязательна.
- По какому поводу? - кричала вслед Маргарита.
Затих гул шагов в подъезде, мать окаменела. Села на кухонный стул, бессильно уронила на колени руки, уставилась в пол.
- Ривароччи принесу? - Сашка не знал, чем раз рядить молчание. Смерить давление...
Она подняла голову, долго непонимающе смотрела.
- Собирайся. Пойдем вместе.
- Не надо, мам. Сам справлюсь. Тут ничего такого нет. Свидетельские показания...
- И о чем ты можешь свидетельствовать? Собирайся. Идем вместе.
По дороге у Сани скрутило живот. Марго понимающе кивнула. Ткнула пальцем на издалека угадываемый сортир во дворе, сама же вошла в здание следственного отдела.
Там уже был Скавронский. Судя по всему, он пришел только что, но девчонок не было видно.
- Какой кабинет?
- Пятый. Следователь Шукурова Ирина Викторовна.
- Что, Марго? Маленькие детки - маленькие бедки? - в попытке разговорить женщину поинтересовался Антон Адамович.
- Почему за халатность органов правопорядка должны расплачиваться дети? - возмущенно зашипела Маргарита Васильевна.
Сидящий поодаль Бахтишка гнусно ухмыльнулся.
- Ну, не такие уж и дети... - возразил Антон. - Пора соображать собственно головой. Иначе никаких органов не хватит.
Маргарита чуть не задохнулась от нахлынувших возражений, но высказывать их не пришлось, дверь кабинета распахнулась и выглянул тот самый, что принес повестку, - субтильный мужичок в гражданском, с каким-то значком на воротнике потертого пиджака.
- Вы Скавронский? Антон Адамович? - спросил он вкрадчивым голосом кошки с монастырского подворья иезуитов.
Антон насторожился:
- Да. С кем имею честь?
- Не беспокойтесь, ваша дочь в полном порядке. Всего несколько интересующих нас вопросов. Отойдемте, пожалуйста.
Ненавязчиво взяв Скавронского под локоть, мужичонка отвел его в самый конец коридора, так что почти ничего из их короткого разговора Жуков и не расслышал. Только банальщину, которую слушать неинтересно:
- Не припомните ли вы, Надя ваша... Не заметила ли она, или вы, что-либо подозрительное?...
Ответы Скавронского Сашка вообще не разобрал. Разве что несколько слов: "Нет", "Исключено" и "Домашний арест". Что за арест? Надька о нем ничего не говорила.
Санька заерзал на жесткой скамейке...
Переговорив, Антон Адамович и мужичок двинулись в обратном направлении, при этом последний продолжал держать Скавронского под локоток, точно самого желанного гостя, и подвел к самой двери следователя Шукуровой. Санька услышал:
- Так что, Антон Адамович, если вам что-нибудь станет известно...
- Непременно! - оборвал его на полуслове Скавронский. - Может, вы все-таки представитесь?
- Семен Владимирович. Можно просто Семен. Возраст позволяет. - Лучась дружелюбием, он тут же заботливо предложил: - А пройдемте вместе.
Ни тогда, когда мурыжила Бахтиера следователь Ирина Викторовна, оказавшаяся очень красивой черноволосой женщиной лет тридцати, ни когда докладывался ей по порядку Жуков, субтильный мужичок и слова не проронил. Ни единого вопроса не задал, впрочем, ни на секунду из кабинета не отлучился.
После этого у Сани не было случая повидаться с ребятами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
- Галочка, горе мое луковое, ты соображаешь, что написала? "Племенной патриот". - Лида призвала в свидетели присутствующих, задыхаясь от негодования: - Не Пушкин, а жеребец какой-то!
- Да ты, Сизенцов, хочешь меня в цугундер отправить! "Некоторые коммунисты, а иногда и явные враги народа..."
- Это как понимать? Насмотрелись видиков, Параджановых всяких, так все можно? Возьми "Вольнолюбивую лирику". Еще не поздно...
Хлопнула крышка первой парты. Рослая белокурая девушка, на которую недавно нашипела Лида, встала, собирая разложенные по парте книжки, брошюрки.
"Три обхвата" встрепенулась:
- Ты что, Надежда, уже сдаешь?
Девушка утвердительно мотнула головой и гордо двинулась на выход. Перебрав листочки сданного сочинения, Лида окрикнула девушку:
- Скавронская, вернись!
Школьница подошла к учительскому столу и встала, всем своим видом выражая покорную готовность выслушать свою порцию нотаций.
- Где черновики?
- Я сразу писала на чистовую.
- Сядь и проверь.
- Уже.
- Ну что мне с ней делать? - взмолилась Лидия Сергеевна. - Смотри. Потом пеняй на себя. Постой пока...
Лида погрузилась в чтение опуса и ужаснулась. Девица взяла свободную тему "Великой надеждою стала великая наша страна". Под заголовком - ни единого пункта плана не отмечено, и начинается, ни много ни мало, с эпиграфа - Архимед: "Дайте мне точку опоры, и я переверну мир". Все сочинение было построено на лозунгах, гладко привязанных к литературе. Начиналось с создания революционных кружков, описанных в романе "Мать", и заканчивалось поэмой Турсун-заде о дружбе между народами и континентами. Подсознательно Лидия Сергеевна уловила насмешку над пафосом построения социализма, но поймать автора на откровенном цинизме ей не удавалось, как привередливо она ни вчитывалась в содержание. "Это у нее от матери. Или от отца?"
Лида наковыряла три пунктуационные ошибки. Но и они поставили ее в тупик. Она задумалась, считать ли их порознь или вместе? Их следует отнести к одному правилу, причем, она вспомнила, что сама виновата в этих ляпсусах, так как в свое время не заострила должного внимания на обобщающем слове при однородных членах. В целом, работа заслуживала пятерки, и Лидия Сергеевна почувствовала полное бессилие.
- Ладно! - скрепя сердце, согласилась она. - Можешь быть свободна...
Договорить Лидия Сергеевна не успела. Тяжелая ваза с цветами качнулась и начала падать, прямо головками гладиолусов на членов комиссии. Лида бросилась на "амбразуру" грудью, но и мощный бюст не остановил падения. Она поняла, что двигается не ваза, а скатерть под нею.
Лида обернулась. Скавронская, бледная, как полотно, обмякла и, хватаясь за край стола, медленно осела на пол со словами: "Кольцо. Мое кольцо". Глаза закатились, и она потеряла сознание.
Перекресток (1982)
(1)
Саня с ненавистью смотрел на лягушек, невероятным усилием воли сдерживая себя, чтобы не потянуть жирного самца за лапу и не шваркнуть его об стенку, чтобы прилип и никогда, никогда больше не орал как блаженный... Но чувство мужской солидарности, возникшее из предположения, что им обоим одинаково не повезло, придерживало ярость.
Его первая медицинская практика проходила в стенах родильного дома. В отличие от подопытного земноводного, Саня пребывал в сильнейшем унынии.
"Женщины в этом заведении опускаются до кошмарной нечесаности, - думал наблюдательный Сашка. - А походка? Все передвигаются либо в беременную раскорячку, либо - уже родильницы, - иксом поджимают ноги, словно все еще боятся что-то потерять".
Безысходность в общем положении дел чувствовал Саня, но особенно горько было за свои бесцельно прожитые юные денечки. С первого дня он ощутил неувязку между желаемым и действительным.
"Все тут беременные ходят, вот самцы и расквакались, ничего удивительного... А главное - никакой личной свободы", - обиженный явной несправедливостью, думал Саня, прокалывая иглой лягушачью шкурку. Кого он наверху разозлил и чем?
"Тепленькое местечко", еще и расположенное неподалеку от дома, организовала руководитель практики Фрума Наумовна Вовси. Искренне полагая, что молодому парню в роддоме понравится, она таким образом хотела выразить свою благодарность.
А началось все с того, что Саня попал на отделение неврологии городской больницы № 4. Два первых дня практики прошли ровно и скучно. От работы Санек не отлынивал, делал все, что указывали, и даже чуть сверх того, ходил за каждым пациентом, не разделяя социального положения, тем паче родственных связей. Третья палата не отличалась ничем, кроме количества коек и вопиюще цветастых занавесок на окнах. Койкомест было всего два, и одно из них занимал дородный старик. Лежал он на брюхе пластом, никого не тревожил, разве что ворчливо покряхтывал от скрутившего его остеохондроза. В урочный час Саня пошел ставить ему банки во избежание застойного процесса в легких.
- Саня! - окликнула постовая сестра. - Возьми лучше эфир. Спирт идет под расписку, а эфир горит не хуже.
Жуков влез в ящик под грифом "В", нашел приземистую склянку темного стекла. Удостоверился по надписи и по нюху: эфир. Поставил весь лоток на табурет, сам устроился на край койки, смазал руки вазелином. Аккуратно скользя теплыми руками по дряблой спине, Санька безболезненно смазал ее до блеска. Обмакнул в эфир палочку, поджег. Турунта вспыхнула, и пошли шлепать банки. Кожа всасывалась, набухала. Свободного тела пациента осталось всего на три шлепа, а тут эфир на ватке возьми да испарись. Саня заново приподнял крышечку, окунул огниво поглубже. Чиркнула спичка. Он потянулся за новой банкой, да не увидел, как с конца палочки горящая капля эфира упала на отвернутое простынное покрывало. Закончив дело, Саня засек время и укрыл больного покрывалом. Дед что-то невразумительное крякнул, Саня ласково похлопал его по плечу и покинул палату.
Распечатывая бокс со шприцами, Сашка услышал чей-то рев. Поднял голову. Медсестра, бестолково мыча, тыкала пальцем в длинную кишку коридора:
- Твой больной... Вовси...
Жуков замер на полусогнутых и с ужасом для себя осознал: неподвижный больной вылечился в одночасье. Бежал как угорелый, весь в банках, изгибался в невероятных позах, стряхивал со спины шлейф тлеющей простыни.
Медсестра согнулась пополам и зашлась в беззвучном хохоте. На шум прибежала Фрума. Разговор был коротким:
- По большому счету, я тебе благодарна, Жуков. Молодец, вылечил моего свекра, хотя использованный тобой метод лечения уж очень нетривиален...
Так Саня и получил непыльное место в лаборатории родильного дома.
И казалось ему: в жизни наступила темная полоса, и не виден свет в конце туннеля. Хуже всего, что в тяжелую минуту отвернулись друзья. Понятно, у них хватает сейчас своих проблем. Возможно, он им только прибавил мороки, но что ему было делать? Кто ж мог предполагать, что так все выйдет? В тот момент он думал, что ему не посчастливилось больше остальных. Несколько лет уговаривал он Марго на мотоцикл. Чего мамаше это стоило, вряд ли кто мог догадаться. Откладывала, втайне от него, каждую копейку. Подарила "вишенку" на радостях, что сын поступил в институт с немереным конкурсом, пробился...
И вот сидит он сейчас и регистрирует бланки анализов и направлений в абортарий. Почти на каждом приписочка - "цито", как на предмет обнаружения солитера. Поначалу он запоминал фамилии и имена, многие из которых были ему известны. Потом бросил это ненужное занятие: в конце концов, не повестки в прокуратуру... И опять тяжелые думы одолевали Сашку.
Откуда ему было знать, что Надежда не отправилась в тот же день сигнализировать о находке? Он так и сказал Бахтишке, правда, потом, когда они столкнулись нос к носу в темном помещении с деревянными, привинченными к полу скамейками. Баха не обратил внимания, что рядом матушка сидит. Окинул таким презрительным взглядом, что Саньке стало перед ней стыдно, да еще и сказал:
- Хватит мудиться, да?!
Выцепили их всех поодиночке. При каких обстоятельствах кого - Жуков не спрашивал. Спозаранку в двери образовался пронырливый мужичок с масляными глазами:
- Жуков Александр Геннадьевич? Распишитесь в получении.
Маргарита Васильевна засуетилась, шмыгнула промеж ними и встала, прикрывая сына.
- По какому праву? Что происходит?
Словно со стороны Сашка видел материны трясущиеся руки: им никак не удавалось ухватить хлястик халата. Помятое кружево ночной сорочки так и норовило выглянуть из-под верхнего ворота. Марго подергивалась, дрожащие пальцы шныряли по шее, за спиной. Санька выступил вперед, над головой матери протянул мужику расписку в получении повестки.
- К девяти успеете? Явка обязательна.
- По какому поводу? - кричала вслед Маргарита.
Затих гул шагов в подъезде, мать окаменела. Села на кухонный стул, бессильно уронила на колени руки, уставилась в пол.
- Ривароччи принесу? - Сашка не знал, чем раз рядить молчание. Смерить давление...
Она подняла голову, долго непонимающе смотрела.
- Собирайся. Пойдем вместе.
- Не надо, мам. Сам справлюсь. Тут ничего такого нет. Свидетельские показания...
- И о чем ты можешь свидетельствовать? Собирайся. Идем вместе.
По дороге у Сани скрутило живот. Марго понимающе кивнула. Ткнула пальцем на издалека угадываемый сортир во дворе, сама же вошла в здание следственного отдела.
Там уже был Скавронский. Судя по всему, он пришел только что, но девчонок не было видно.
- Какой кабинет?
- Пятый. Следователь Шукурова Ирина Викторовна.
- Что, Марго? Маленькие детки - маленькие бедки? - в попытке разговорить женщину поинтересовался Антон Адамович.
- Почему за халатность органов правопорядка должны расплачиваться дети? - возмущенно зашипела Маргарита Васильевна.
Сидящий поодаль Бахтишка гнусно ухмыльнулся.
- Ну, не такие уж и дети... - возразил Антон. - Пора соображать собственно головой. Иначе никаких органов не хватит.
Маргарита чуть не задохнулась от нахлынувших возражений, но высказывать их не пришлось, дверь кабинета распахнулась и выглянул тот самый, что принес повестку, - субтильный мужичок в гражданском, с каким-то значком на воротнике потертого пиджака.
- Вы Скавронский? Антон Адамович? - спросил он вкрадчивым голосом кошки с монастырского подворья иезуитов.
Антон насторожился:
- Да. С кем имею честь?
- Не беспокойтесь, ваша дочь в полном порядке. Всего несколько интересующих нас вопросов. Отойдемте, пожалуйста.
Ненавязчиво взяв Скавронского под локоть, мужичонка отвел его в самый конец коридора, так что почти ничего из их короткого разговора Жуков и не расслышал. Только банальщину, которую слушать неинтересно:
- Не припомните ли вы, Надя ваша... Не заметила ли она, или вы, что-либо подозрительное?...
Ответы Скавронского Сашка вообще не разобрал. Разве что несколько слов: "Нет", "Исключено" и "Домашний арест". Что за арест? Надька о нем ничего не говорила.
Санька заерзал на жесткой скамейке...
Переговорив, Антон Адамович и мужичок двинулись в обратном направлении, при этом последний продолжал держать Скавронского под локоток, точно самого желанного гостя, и подвел к самой двери следователя Шукуровой. Санька услышал:
- Так что, Антон Адамович, если вам что-нибудь станет известно...
- Непременно! - оборвал его на полуслове Скавронский. - Может, вы все-таки представитесь?
- Семен Владимирович. Можно просто Семен. Возраст позволяет. - Лучась дружелюбием, он тут же заботливо предложил: - А пройдемте вместе.
Ни тогда, когда мурыжила Бахтиера следователь Ирина Викторовна, оказавшаяся очень красивой черноволосой женщиной лет тридцати, ни когда докладывался ей по порядку Жуков, субтильный мужичок и слова не проронил. Ни единого вопроса не задал, впрочем, ни на секунду из кабинета не отлучился.
После этого у Сани не было случая повидаться с ребятами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43