Конечно, бывают и исключения. Счастливые исключения. Но чаще всего такой разбой бывает не слишком прибыльным, и за деньги приходится сбывать награбленное добро. Здесь этого делать не придется. Полновесные талеры! Это самое лучшее из всего, что существует на свете. Ни в коем случае нельзя разочаровать такого заказчика. Он решил еще раз прочистить мозги своим людям. Руки прочь от вещичек пассажиров. Нам уже заплачено.
Он свистнул и посмотрел на стол, за которым сидели его сообщники, успевшие выпить не одну бутылку вина. Боскеннера это мало волновало. Он уже и раньше имел дело с каждым из этой четверки. Ребята были мастера на все руки и, когда доходило до серьезного дела, были очень надежны.
Кроме того, верховая езда до оговоренного места протрезвит их, не говоря уже о том, что на месте им придется ждать еще часа два. Так что времени проветрить голову было больше чем достаточно.
Его гораздо больше тревожило опьянение совсем иного рода, и эта тревога вызывала в нем сосущее неприятное чувство. Он опасался опьянения нападением, насилием, нервозностью и алчностью. Силу и глубину этого опьянения было невозможно взвесить и предсказать. И еще он мучился от того, что не понимал, почему кто-то готов платить за этот пустяк такие большие деньги.
5
— Я приведу собаку, — сказал Калькбреннер и исчез, не дождавшись ответа. Циннлехнер и Зеллинг удивленно посмотрели на Николая. Естественно, он не знал и не мог знать, есть ли у графа Альдорфа собака, но вероятность была достаточно велика, чтобы отважиться на опыт.
— Интересная идея, — заговорил Зеллинг. — Вы думаете, что собака сможет рассказать нам, как обстоят дела у графа?
— Надо пустить собаку в шахту подъемника пищи, — вставил слово Циннлехнер. — И тогда мы сможем узнать, что с графом.
— Я бы не советовал вам этого делать, — осторожно сказал Николай. — Преимущество эксперимента состоит в том, что реакции собаки перед дверью будет достаточно для того, чтобы мы могли судить о том, что происходит за дверью.
— Именно, — согласился Зеллинг, — это и есть квинтэссенция идеи. Это интереснейшая попытка, которая не будет противоречить графскому запрету. Даже Калькбреннер не сможет ничего возразить.
Это верно, подумал Николай. Однако от него не ускользнуло, что управляющий смотрел на него с такой враждебностью, будто в случившемся несчастье был повинен Николай. Но разве не Зеллинг заставил его приехать сюда из Нюрнберга?
Один из слуг ввел в комнату молодую веймаранскую легавую. Николай тотчас подошел к изящному псу и начал ласкать его, поглаживая мускулистые лапы, уши и брюхо. Собака с явным наслаждением перевернулась на спину и подставила себя ласковым рукам врача. Вскоре она уже повизгивала от удовольствия.
— Кажется, вы любите собак, — произнес Зеллинг.
— Да, и весьма.
Он едва не добавил к этому, что собаки принесли большую пользу медицинским исследованиям, но предпочел промолчать о том, что видел в Галле. Там проводили медицинские опыты на собаках. Однажды он даже присутствовал при таком опыте. Профессор в присутствии множества студентов рассек ребра, диафрагму и сердечную сумку гренландской овчарки, чтобы показать, как согласованно работают сердце и легкие. Для этого он сделал в верхней части трахеи разрез и вставил в нее трубку кузнечного меха. Как только он начинал вдувать в трахею воздух, собака оживала. Но стоило профессору перестать нагнетать воздух в трахею, как собака теряла сознание. И так на протяжении получаса профессор попеременно то оживлял, то убивал собаку по желанию собравшихся студентов.
Словно зачарованный Николай снова и снова смотрел в закатившиеся глаза животного, которые в такт движениям меха то начинали блестеть, то снова тускнели. Некоторые студенты в негодовании покинули анатомический театр. Сам Николай поначалу тоже внутренне воспротивился такому эксперименту, этой бессмысленной игре, превращающей живое существо в автомат, в клубок беспорядочно сокращающихся сосудов и волокон. Но он остался в анатомическом театре и внимательно досмотрел эксперимент до конца. Именно благодаря таким опытам человек открыл, что во внутренней части организма существует два вида волокон, а именно: те, которые лишь реагируют на возбуждение, и те, которые проводят возбуждение дальше. Студентов всегда учили — читайте древних. Но тогда, в анатомическом театре, Николай воочию убедился в том, что древние заблуждались. Волокна бывают нервными и мышечными. И если такой способ познания причинял животному боль, то какие же страдания принесло человечеству допущение, что нервные и мышечные волокна суть одинаковы?
Было уже одиннадцать часов, когда все трое направились во флигель здания, где находилась библиотека. Николай вел собаку, которая, то и дело преданно заглядывая ему в глаза, бежала рядом. Переходы были плохо освещены, но у Зеллинга и Циннлехнера были фонари. Когда они дошли до площадки, откуда лестница вела на следующий этаж, Николай остановился и погладил пса. Животное не проявляло никакого беспокойства. Пес выжидающе посмотрел на троих мужчин, нетерпеливо мигнул и высунул ярко-красный язык.
— Как его зовут? — спросил Николай.
— Дарий, — ответил Зеллинг. Пес насторожил уши и залаял.
— Да, да, это ты, — ласково произнес Николай и, ободряя собаку, ласково почесал ей холку. — Вперед, Дарий, пойдем искать Александра.
Они поднялись по лестнице и вошли в длинный коридор. В поведении собаки тотчас произошла разительная перемена. Она зарычала и рванулась вперед с такой силой, что Николай едва удержал ее. Затем Дарий внезапно остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду, опустил голову и прижал уши. В следующее мгновение пес стремительно поднял морду. Причина такого странного поведения не осталась незамеченной и людьми. Со двора послышался топот копыт. Зеллинг поспешил к окну и выглянул во двор.
Ворота были открыты. Калькбреннер только что сел на коня и поскакал прочь.
Зеллинг прищурил глаза. Аптекарь подошел к камергеру.
— Куда он отправился? — услышал Николай голос Циннлехнера.
— Этого я не знаю, — последовал ответ.
Но пса в этот момент заинтересовало нечто иное. Он снова рванулся вперед и потащил Николая по коридору. Не прошло и нескольких мгновений, как Дарий остановился перед тяжелой деревянной дверью. Пес сел на задние лапы и заскулил, одновременно обнюхивая порог. Николай опустился рядом с собакой на корточки, обнял ее и попытался успокоить животное. Все было напрасно. Когда Зеллинг и Циннлехнер подошли к двери, пес внезапно вскочил, опрокинул Николая, снова приник носом к порогу и угрожающе зарычал. Он царапал дверь когтями, скулил и извивался всем телом из стороны в сторону. Потом, прежде чем Николай успел помешать, Дарий рванулся назад, бешено залаял, потом отпрыгнул от двери, припал брюхом к полу, прижал уши и зарычал.
Обескураженный Зеллинг сделал шаг вперед, подергал ручку, постучал в дверь и крикнул:
— Ваше сиятельство, прошу вас, откройте! Ответа не последовало.
— Ваше сиятельство, вы меня слышите?
Собака снова принялась скулить. Из библиотеки не доносилось ни звука.
— Нам надо взломать дверь, — сказал Зеллинг. — Господин Циннлехнер, позовите каретника.
— И возьмите с собой собаку, дайте ей что-нибудь поесть, чтобы она успокоилась. Мне кажется, что она нам больше не понадобится.
Аптекарь поспешно зашагал прочь. Зеллинг провел рукой по массивной дверной коробке.
— Да, это будет нелегкая работа.
— Нет ли в доме второго ключа? — спросил Николай. Зеллинг отрицательно покачал головой.
— Так я и думал, — злобно прошептал он. — Калькбреннер все знал. Какой же я глупец…
— Что вы сказали? — спросил Николай. Но Зеллинг резко отвернулся.
— Я скоро вернусь, — проговорил он. Николай остался один перед закрытой дверью.
И для этого он в столь поздний час приехал сюда из Нюрнберга? Что здесь вообще происходит? Калькбреннер ускакал. Может быть, он хочет оповестить о случившемся родственников графа? Лоэнштайн был разделен на шесть графств, но имения были разбросаны по всей округе и находились в отдалении друг от друга. Ближе всего к Альдорфу располагался Вартенштейг, до которого был всего час езды. До других графств — Церингена, Ингвейлера и Ашберга — был целый день пути. Потом Николаю пришло на ум нечто более значительное. Собственно говоря, где семья графа? Если человек болен или даже находится при смерти, то почему здесь, перед этой дверью, не стоит его супруга или дети и внуки, готовые позаботиться о больном отце? Почему вообще этот замок так тих и пуст?
Он приложил ухо к двери и прислушался. Однако из библиотеки по-прежнему не доносилось ни звука. Насколько велика эта библиотека? Зеллинг говорил, что граф проводит там какие-то опыты. Быть может, это помещение являет собой некую смесь библиотеки и кунсткамеры, как это часто бывает в княжеских домах? Многие государи посвящают свой досуг алхимическим опытам и прочей черной магии. Может быть, собака именно поэтому так бурно отреагировала на приближение к двери? Ее привел в бешенство запах, доносившийся из-под двери.
Николай опустился на колени и приблизил свой нос к тому месту, куда собака так упорно тыкалась мордой. Запах был очень слаб, но Николай тотчас уловил отвратительную вонь. И если он, человек, сумел учуять этот невыносимый запах, то что испытала собака, обоняние которой в сотни раз более чувствительно, чем у людей? За дверью пахло серой.
Николай встал и огляделся. Нет, кроме этой двери, в библиотеку не было другого входа. Взгляд Рёшлауба упал на окно, прорезанное в задней стене замка.
Он подошел к окну и как можно дальше высунулся из него. Справа он разглядел выступавшие из стены подоконники. Вероятно, это были окна библиотеки. Но фасад был темен. Либо в библиотеке было темно, либо эти окна были закрыты шторами. Он хотел было отойти от окна, но в этот момент взгляд его упал на маленький сад во дворе. Но нет, это был не сад, а кладбище. Обрамленное буками, виднелось небольшое, припорошенное снегом пространство, на котором в лунном свете можно было рассмотреть дюжину могил. Вход на кладбище охраняли две статуи ангелов. Вдруг нечто странное привлекло его внимание и заставило вглядеться в могилы. Спустя мгновение Николай понял, что именно. На некоторых могилах не было могильных камней. Из трех надгробных холмов торчали только деревянные кресты. Это были свежие могилы. Лежавшие в них покойники были похоронены совсем недавно.
Вдруг у Николая возникло чувство, что он здесь не один. Он огляделся и заметил, что Анна, девушка, приходившая за ним в город, стоит в двух шагах от него. Откуда она взялась? Он не слышал никаких шагов. Служанка неподвижно встала у закрытой двери.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Николай и подошел к девушке.
— Теперь они взяли и его, — произнесла она в ответ.
— Что взяли? Кого? О чем ты говоришь?
Но Анна, не сказав больше ни слова, повернулась и пошла прочь. Совершенно очевидно, что здесь все сошли с ума. У Николая возникло сильное желание выйти из замка, сесть в седло и вернуться в Нюрнберг. Но в этот момент с лестницы донеслись голоса и звук шагов. К двери подошел Циннлехнер в сопровождении коренастого человека в рабочей одежде и кожаном фартуке. Вскоре появился и Зеллинг. Он принес два больших фонаря и поставил их справа и слева от двери, которую предстояло взломать, и зажег фитили.
Каретник оглядел створки двери, несколько раз попытался в разных местах втиснуть конец железного зубила в узкую щель между дверными ручками, выбрал наконец подходящее место под щеколдой и двумя ударами молотка вогнал зубило в дверь. Затем он резко навалился на противоположный конец получившегося рычага. Раздался громкий треск, и каретник ударился о створ двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Он свистнул и посмотрел на стол, за которым сидели его сообщники, успевшие выпить не одну бутылку вина. Боскеннера это мало волновало. Он уже и раньше имел дело с каждым из этой четверки. Ребята были мастера на все руки и, когда доходило до серьезного дела, были очень надежны.
Кроме того, верховая езда до оговоренного места протрезвит их, не говоря уже о том, что на месте им придется ждать еще часа два. Так что времени проветрить голову было больше чем достаточно.
Его гораздо больше тревожило опьянение совсем иного рода, и эта тревога вызывала в нем сосущее неприятное чувство. Он опасался опьянения нападением, насилием, нервозностью и алчностью. Силу и глубину этого опьянения было невозможно взвесить и предсказать. И еще он мучился от того, что не понимал, почему кто-то готов платить за этот пустяк такие большие деньги.
5
— Я приведу собаку, — сказал Калькбреннер и исчез, не дождавшись ответа. Циннлехнер и Зеллинг удивленно посмотрели на Николая. Естественно, он не знал и не мог знать, есть ли у графа Альдорфа собака, но вероятность была достаточно велика, чтобы отважиться на опыт.
— Интересная идея, — заговорил Зеллинг. — Вы думаете, что собака сможет рассказать нам, как обстоят дела у графа?
— Надо пустить собаку в шахту подъемника пищи, — вставил слово Циннлехнер. — И тогда мы сможем узнать, что с графом.
— Я бы не советовал вам этого делать, — осторожно сказал Николай. — Преимущество эксперимента состоит в том, что реакции собаки перед дверью будет достаточно для того, чтобы мы могли судить о том, что происходит за дверью.
— Именно, — согласился Зеллинг, — это и есть квинтэссенция идеи. Это интереснейшая попытка, которая не будет противоречить графскому запрету. Даже Калькбреннер не сможет ничего возразить.
Это верно, подумал Николай. Однако от него не ускользнуло, что управляющий смотрел на него с такой враждебностью, будто в случившемся несчастье был повинен Николай. Но разве не Зеллинг заставил его приехать сюда из Нюрнберга?
Один из слуг ввел в комнату молодую веймаранскую легавую. Николай тотчас подошел к изящному псу и начал ласкать его, поглаживая мускулистые лапы, уши и брюхо. Собака с явным наслаждением перевернулась на спину и подставила себя ласковым рукам врача. Вскоре она уже повизгивала от удовольствия.
— Кажется, вы любите собак, — произнес Зеллинг.
— Да, и весьма.
Он едва не добавил к этому, что собаки принесли большую пользу медицинским исследованиям, но предпочел промолчать о том, что видел в Галле. Там проводили медицинские опыты на собаках. Однажды он даже присутствовал при таком опыте. Профессор в присутствии множества студентов рассек ребра, диафрагму и сердечную сумку гренландской овчарки, чтобы показать, как согласованно работают сердце и легкие. Для этого он сделал в верхней части трахеи разрез и вставил в нее трубку кузнечного меха. Как только он начинал вдувать в трахею воздух, собака оживала. Но стоило профессору перестать нагнетать воздух в трахею, как собака теряла сознание. И так на протяжении получаса профессор попеременно то оживлял, то убивал собаку по желанию собравшихся студентов.
Словно зачарованный Николай снова и снова смотрел в закатившиеся глаза животного, которые в такт движениям меха то начинали блестеть, то снова тускнели. Некоторые студенты в негодовании покинули анатомический театр. Сам Николай поначалу тоже внутренне воспротивился такому эксперименту, этой бессмысленной игре, превращающей живое существо в автомат, в клубок беспорядочно сокращающихся сосудов и волокон. Но он остался в анатомическом театре и внимательно досмотрел эксперимент до конца. Именно благодаря таким опытам человек открыл, что во внутренней части организма существует два вида волокон, а именно: те, которые лишь реагируют на возбуждение, и те, которые проводят возбуждение дальше. Студентов всегда учили — читайте древних. Но тогда, в анатомическом театре, Николай воочию убедился в том, что древние заблуждались. Волокна бывают нервными и мышечными. И если такой способ познания причинял животному боль, то какие же страдания принесло человечеству допущение, что нервные и мышечные волокна суть одинаковы?
Было уже одиннадцать часов, когда все трое направились во флигель здания, где находилась библиотека. Николай вел собаку, которая, то и дело преданно заглядывая ему в глаза, бежала рядом. Переходы были плохо освещены, но у Зеллинга и Циннлехнера были фонари. Когда они дошли до площадки, откуда лестница вела на следующий этаж, Николай остановился и погладил пса. Животное не проявляло никакого беспокойства. Пес выжидающе посмотрел на троих мужчин, нетерпеливо мигнул и высунул ярко-красный язык.
— Как его зовут? — спросил Николай.
— Дарий, — ответил Зеллинг. Пес насторожил уши и залаял.
— Да, да, это ты, — ласково произнес Николай и, ободряя собаку, ласково почесал ей холку. — Вперед, Дарий, пойдем искать Александра.
Они поднялись по лестнице и вошли в длинный коридор. В поведении собаки тотчас произошла разительная перемена. Она зарычала и рванулась вперед с такой силой, что Николай едва удержал ее. Затем Дарий внезапно остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду, опустил голову и прижал уши. В следующее мгновение пес стремительно поднял морду. Причина такого странного поведения не осталась незамеченной и людьми. Со двора послышался топот копыт. Зеллинг поспешил к окну и выглянул во двор.
Ворота были открыты. Калькбреннер только что сел на коня и поскакал прочь.
Зеллинг прищурил глаза. Аптекарь подошел к камергеру.
— Куда он отправился? — услышал Николай голос Циннлехнера.
— Этого я не знаю, — последовал ответ.
Но пса в этот момент заинтересовало нечто иное. Он снова рванулся вперед и потащил Николая по коридору. Не прошло и нескольких мгновений, как Дарий остановился перед тяжелой деревянной дверью. Пес сел на задние лапы и заскулил, одновременно обнюхивая порог. Николай опустился рядом с собакой на корточки, обнял ее и попытался успокоить животное. Все было напрасно. Когда Зеллинг и Циннлехнер подошли к двери, пес внезапно вскочил, опрокинул Николая, снова приник носом к порогу и угрожающе зарычал. Он царапал дверь когтями, скулил и извивался всем телом из стороны в сторону. Потом, прежде чем Николай успел помешать, Дарий рванулся назад, бешено залаял, потом отпрыгнул от двери, припал брюхом к полу, прижал уши и зарычал.
Обескураженный Зеллинг сделал шаг вперед, подергал ручку, постучал в дверь и крикнул:
— Ваше сиятельство, прошу вас, откройте! Ответа не последовало.
— Ваше сиятельство, вы меня слышите?
Собака снова принялась скулить. Из библиотеки не доносилось ни звука.
— Нам надо взломать дверь, — сказал Зеллинг. — Господин Циннлехнер, позовите каретника.
— И возьмите с собой собаку, дайте ей что-нибудь поесть, чтобы она успокоилась. Мне кажется, что она нам больше не понадобится.
Аптекарь поспешно зашагал прочь. Зеллинг провел рукой по массивной дверной коробке.
— Да, это будет нелегкая работа.
— Нет ли в доме второго ключа? — спросил Николай. Зеллинг отрицательно покачал головой.
— Так я и думал, — злобно прошептал он. — Калькбреннер все знал. Какой же я глупец…
— Что вы сказали? — спросил Николай. Но Зеллинг резко отвернулся.
— Я скоро вернусь, — проговорил он. Николай остался один перед закрытой дверью.
И для этого он в столь поздний час приехал сюда из Нюрнберга? Что здесь вообще происходит? Калькбреннер ускакал. Может быть, он хочет оповестить о случившемся родственников графа? Лоэнштайн был разделен на шесть графств, но имения были разбросаны по всей округе и находились в отдалении друг от друга. Ближе всего к Альдорфу располагался Вартенштейг, до которого был всего час езды. До других графств — Церингена, Ингвейлера и Ашберга — был целый день пути. Потом Николаю пришло на ум нечто более значительное. Собственно говоря, где семья графа? Если человек болен или даже находится при смерти, то почему здесь, перед этой дверью, не стоит его супруга или дети и внуки, готовые позаботиться о больном отце? Почему вообще этот замок так тих и пуст?
Он приложил ухо к двери и прислушался. Однако из библиотеки по-прежнему не доносилось ни звука. Насколько велика эта библиотека? Зеллинг говорил, что граф проводит там какие-то опыты. Быть может, это помещение являет собой некую смесь библиотеки и кунсткамеры, как это часто бывает в княжеских домах? Многие государи посвящают свой досуг алхимическим опытам и прочей черной магии. Может быть, собака именно поэтому так бурно отреагировала на приближение к двери? Ее привел в бешенство запах, доносившийся из-под двери.
Николай опустился на колени и приблизил свой нос к тому месту, куда собака так упорно тыкалась мордой. Запах был очень слаб, но Николай тотчас уловил отвратительную вонь. И если он, человек, сумел учуять этот невыносимый запах, то что испытала собака, обоняние которой в сотни раз более чувствительно, чем у людей? За дверью пахло серой.
Николай встал и огляделся. Нет, кроме этой двери, в библиотеку не было другого входа. Взгляд Рёшлауба упал на окно, прорезанное в задней стене замка.
Он подошел к окну и как можно дальше высунулся из него. Справа он разглядел выступавшие из стены подоконники. Вероятно, это были окна библиотеки. Но фасад был темен. Либо в библиотеке было темно, либо эти окна были закрыты шторами. Он хотел было отойти от окна, но в этот момент взгляд его упал на маленький сад во дворе. Но нет, это был не сад, а кладбище. Обрамленное буками, виднелось небольшое, припорошенное снегом пространство, на котором в лунном свете можно было рассмотреть дюжину могил. Вход на кладбище охраняли две статуи ангелов. Вдруг нечто странное привлекло его внимание и заставило вглядеться в могилы. Спустя мгновение Николай понял, что именно. На некоторых могилах не было могильных камней. Из трех надгробных холмов торчали только деревянные кресты. Это были свежие могилы. Лежавшие в них покойники были похоронены совсем недавно.
Вдруг у Николая возникло чувство, что он здесь не один. Он огляделся и заметил, что Анна, девушка, приходившая за ним в город, стоит в двух шагах от него. Откуда она взялась? Он не слышал никаких шагов. Служанка неподвижно встала у закрытой двери.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Николай и подошел к девушке.
— Теперь они взяли и его, — произнесла она в ответ.
— Что взяли? Кого? О чем ты говоришь?
Но Анна, не сказав больше ни слова, повернулась и пошла прочь. Совершенно очевидно, что здесь все сошли с ума. У Николая возникло сильное желание выйти из замка, сесть в седло и вернуться в Нюрнберг. Но в этот момент с лестницы донеслись голоса и звук шагов. К двери подошел Циннлехнер в сопровождении коренастого человека в рабочей одежде и кожаном фартуке. Вскоре появился и Зеллинг. Он принес два больших фонаря и поставил их справа и слева от двери, которую предстояло взломать, и зажег фитили.
Каретник оглядел створки двери, несколько раз попытался в разных местах втиснуть конец железного зубила в узкую щель между дверными ручками, выбрал наконец подходящее место под щеколдой и двумя ударами молотка вогнал зубило в дверь. Затем он резко навалился на противоположный конец получившегося рычага. Раздался громкий треск, и каретник ударился о створ двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61