Николай начал читать, но его отвращение от этого только усилилось. Кто это сделал? Какая больная душа оказалась способной на такое ужасное преступление?
In te ipsum redi.
Загляни в себя.
Николай растерянно воззрился на нож.
Ди Тасси молчал. Молчали и его люди. Фойсткинг неподвижно стоял рядом с мертвецом. Два других человека попрежнему сидели возле спящей девушки. Вдалеке послышался топот копыт. Это подъезжала карета.
In te ipsum redi.
5
— Так, значит, вы не знаете, выздоровела ли она после пережитого потрясения?
— Нет, ведь она до сих пор спит.
— Она не ранена?
— Тело ее не повреждено, но о состоянии ее разума я пока не могу сказать ничего.
— Вы связали ее?
— Да, из предосторожности.
— Скоро ли она придет в себя?
— Через три, может быть, четыре часа. Я бы хотел на это время отлучиться и отдохнуть. Я устал, и мне не мешает хорошенько выспаться.
Ди Тасси пододвинул врачу бокал и налил туда красного вина из пузатой бутылки.
— Вот выпейте. Это сделает ваши сны более приятными.
Николай, не возражая, взял бокал и отпил глоток вина.
Они сидели в кабинете Зеллинга. Здесь все осталось по-прежнему. Обстановка кабинета не изменилась за три дня, прошедшие с тех пор, как Николай был здесь, когда впервые приехал в этот замок. Но одновременно все в этой комнате изменилось до неузнаваемости.
— Вы во что бы то ни стало должны привести ее в такое состояние, чтобы она описала преступников, — сказал ди Тасси.
— Вы полагаете, что она видела эту сцену?
— Вы можете как-то иначе объяснить ее состояние?
Николай покачал головой. Нет. Ди Тасси абсолютно прав.
— Вы знаете, кто она? — спросил он после недолгого молчания.
— Нет, но скоро мы узнаем и это. Двое моих людей утром отправятся в окрестные деревни. Кроме того, нам надо разыскать Циннлехнера.
— Он тоже пропал?
— Да, и при этом все указывает на то, что он и есть преступник.
Николай не смог скрыть изумления.
— Циннлехнер смог это сделать? Я в это не верю.
Ди Тасси ничего не ответил на это, лишь посмотрел на Николая каким-то особенным, странным взглядом. Что-то очень смущало Николая в этом человеке. Большую часть времени он не чувствовал той естественной дистанции, какая существовала между ними. Но потом вдруг он понимал, что перед ним имперский чиновник, человек двора августейшей особы, человек из императорской канцелярии, выполняющий свой долг, распоряжающийся своими подчиненными и, огражденный своими многочисленными привилегиями, обитающий в какой-то иной и чуждой вселенной, каковая была так же далека от Николая, как старая добрая Луна.
— Зеллинг и Циннлехнер должны были сегодня утром многое рассказать мне о событиях последних недель и месяцев и ответить на некоторые мои вопросы, — сказал ди Тасси. — Вдруг незадолго до того, как вы прибыли сюда, мне сообщили, что камергер Зеллинг покинул замок. Я распорядился обыскать его покои. Но нам не удалось ничего найти. Он собрался в полной тайне. Тогда я приказал позвать Циннлехнера, так как полагал, что он многое знает обо всех обстоятельствах исчезновения Зеллинга. Но Циннлехнер тоже исчез. Сундуки были пусты, а лошади в конюшне не было. Я послал своих людей в погоню за ними с распоряжением задержать обоих. Их следы были хорошо различимы на свежем снегу. Они и привели нас на то место, где мы нашли Зеллинга. Все остальное вы видели собственными глазами.
— Зеллинг уехал, а Циннлехнер отправился вслед за ним?
— Да, похоже, что было именно так.
— И нет никаких следов того, куда уехал Циннлехнер?
— Да, пока нет. Но я гонюсь за ним по всем четырем следам.
— Четырем?
— Да, с той поляны ведут четыре конских следа. Два обрываются недалеко от Ансбаха, третий на дороге в Ханау, а четвертый ведет на восток. Это все, что нам пока известно.
— А девушка? Как она попала туда?
— Видимо, она в то время шла в одну из тамошних деревень. Вероятно также, что она приехала с одним из всадников.
— Но зачем ей это было надо? — спросил Николай.
— Этого я не знаю. Именно поэтому я так хочу, чтобы вы привели ее в чувство, а она рассказала бы нам об этом.
Ди Тасси поднял глаза к потолку и шумно выдохнул.
— Какое отличное это красное вино.
Николай смущенно молчал. Пережитое за последние несколько часов совершенно выбило его из колеи. Он чувствовал себя вконец разбитым.
— Вы знали этого Зеллинга, не так ли? — спросил ди Тасси.
Николай кивнул.
— Он принимал меня здесь, в этой комнате, четыре дня назад. Потом появился господин Калькбреннер, а еще позже пришел и господин Циннлехнер.
Ди Тасси вскинул левую бровь и скорчил удивленную гримасу.
— И очевидно, все эти господа сразу после смерти графа решили срочно покинуть замок.
Фраза многозначительно повисла в воздухе. Прежде всего Николай подумал о Циннлехнере. Ведь именно с ним он исследовал труп графа Альдорфа. Теперь его трясло от одной мысли об этом. Неужели это Циннлехнер так жестоко расправился с Зеллингом? В такое Николай просто не мог поверить. Но кто еще мог совершить это злодеяние?
Вероятно, советник юстиции в этот момент тоже подумал об аптекаре.
— С Циннлехнером вы познакомились несколько ближе, не правда ли? — заговорил он. — Какое впечатление он на вас произвел? Были ли какие-то трения между ним и Зеллингом?
— Нет, — ответил Николай. — Во всяком случае, я этого не заметил. Если и были какие-то трения, то они касались Калькбреннера.
— Можете ли вы дать этому объяснение? Николай ненадолго задумался.
— Могу я задать вам один вопрос?
— Да, пожалуйста.
— В Нюрнберге ходят слухи, что граф Альдорф оставил по себе много долгов. Так ли это?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Здесь можно найти объяснение исчезновению Калькбреннера.
Ди Тасси мгновение помедлил.
— Пока мы не смогли в полной мере оценить его мошенничества, — заговорил он после паузы. — Но точно установлено, что пропало очень много денег.
— А все члены семьи графа Альдорфа умерли в течение всего одного года, не правда ли?
Ди Тасси кивнул.
— Лиценциат, что вы хотите отсюда вывести?
— Я всего лишь собираю факты. Если вы хотите, чтобы я думал, то мне надо знать их.
— И о чем же говорят вам эти факты?
— Калькбреннер был управляющим Альдорфа. Если граф занимался неблаговидными делами, то Калькбреннер должен был об этом знать. Можно также с полным основанием думать, что и сам Калькбреннер был ответственен за мошенничество. То, что граф умер, естественно, вызвало у него страх. Ведь теперь все махинации могли быть раскрыты. Управляющему надо было выиграть время, чтобы подготовиться к бегству. Именно поэтому он пытался как можно дольше препятствовать нашему входу в библиотеку. Такие рассуждения представляются мне достаточно логичными.
Советник налил себе еще вина и удовлетворенно кивнул.
— Ваши рассуждения кажутся мне интересными, лиценциат. Продолжайте.
— Зеллинг и Циннлехнер были действительно озабочены состоянием графа. Калькбреннер же до самого конца был против того, чтобы входить в библиотеку. Против трюка с собакой ему было нечего возразить, и он решился на немедленное бегство. Но меня занимает совершенно другой опрос.
— Какой же?
Николай постарался привести в порядок свои воспоминания о разговоре с Циннлехнером. В ту ночь аптекарь сообщил ему такие вещи, смысл которых только сейчас начал постепенно доходить до Николая.
— Если я правильно понял господина Циннлехнера, то граф Альдорф совершенно изменился за год, прошедший после смерти его сына Максимилиана.
Ди Тасси встал из-за стола и прошелся по комнате. Взяв несколько листов бумаги, он снова сел и принялся делать какие-то пометки. В это время Николай рассказывал советнику содержание своего разговора с аптекарем — о последовавших друг за другом смертях, посещениях белокурой дамы и о незнакомых людях.
Ди Тасси слушал с неослабевающим вниманием. Его перо быстро скользило по бумаге.
— Значит, Циннлехнер думал, что Максимилиана убили, чтобы прекратить род Альдорфа? — спросил он, когда Николай закончил свой рассказ.
— Да, во всяком случае, он намекал именно на это.
— Но по скептическому выражению вашего лица я вижу, что вы не очень-то в это верите.
Николай умоляюще вскинул руки.
— Позвольте, я же врач и для вас я только свидетель, не имеющий права выносить свои суждения по поводу всех этих событий.
Ди Тасси отпил еще глоток вина, потом произнес:
— Возможно, я смогу у вас кое-чему поучиться. Как мыслит врач? Что бы вы стали делать на моем месте?
Николай смутился. Чего хочет от него ди Тасси? Это нечто большее, чем допрос свидетеля. Не открывается ли перед ним выход из затхлого нюрнбергского существования?
Он посмотрел в глаза советнику юстиции и сказал:
— Я бы вернулся к исходному пункту.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил ди Тасси. Внезапно в голову Николаю пришла мысль. Законы разума одинаковы везде. В Фульде его оттолкнули и отвергли с его идеями, но этот ди Тасси, кажется, с вниманием отнесся к его размышлениям. Не стоит ли рискнуть?
— Как-то раз одна служанка поранилась о гвоздь. Ранка была маленькая, но она нагноилась, и образовался болезненный сок. Очевидно, страх или боль от раны в теле девушки привели к тому, что развились судороги, приведшие к уплотнению слизи или крови, застою, закупорке и гниению. Я дал ей очищающие средства и ревень, чтобы направить ток телесных жидкостей в ногу. Кроме того, я расширил рану, чтобы выпустить гной. Но это не помогло. Нога начала гноиться еще больше. Раневое отверстие оказалось слишком малым. Я прибегнул к нескольким кровопусканиям, чтобы удалить из тела гнилостные соки, но было слишком поздно. Соки застаивались все больше и больше, нога почернела, и девушка умерла.
— И что из этого? — нетерпеливо спросил ди Тасси, когда Николай сделал паузу.
— Я лично наблюдал десятки подобных случаев, а читал о сотнях, — ответил врач, — и мне кажется, что мы станем жертвами заблуждения, если будем искать причины отравления только в теле.
— Но где тогда надо искать причины? — спросил советник и выжидающе посмотрел на Николая.
Врач спокойно продолжил:
— То, что происходило в этом замке и с этой семьей, представляет собой непрерывную цепь причин и следствий. Три, а может быть, и четыре человека один за другим заболели и умерли. Еще три человека очень странно себя после этого повели. Естественно, наш разум пытается упорядочить эти события по их причинам и следствиям. Но при этом мы имеем дело лишь с феноменами, единичными проявлениями. Мы не знаем, что есть причина и что есть следствие. Вероятно, мы имеем дело лишь с симптомами, но не с событиями как таковыми, а с последствиями событий, о которых мы ничего не знаем или которые нам не удалось наблюдать. Но вернемся к примеру с девушкой: мы наблюдаем телесную картину болезни, проявления ее реакции и ищем объяснения в теле, в организме. Но не в отношениях, которыми связан этот организм. То, что мы наблюдаем как явление, быть может, есть не что иное, как вымысел. Но настоящий вопрос заключается в другом: какое событие предшествовало всем остальным событиям? Где начало цепи причин и следствий? Когда организм решил заболеть?
— И где же, по вашему разумению, находится эта причина? — спросил ди Тасси, не скрывая на этот раз своего нетерпения.
— Этого я точно не знаю, — ответил Николай, — но скорее всего она в гвозде.
Ди Тасси мгновение помолчал и удивленно посмотрел на Николая.
— В гвозде? — озадаченно переспросил он. — И где же находится тот гвоздь?
Николай вскинул брови. Разве советник сам это не видит? Это же так очевидно! Ди Тасси ждал ответа.
— В Лейпциге, — сказал Николай.
Ди Тасси откинулся на спинку стула, плотно сжал губы и наморщил лоб. Потом лицо его прояснилось.
Но он ничего не ответил врачу. Разговор был прерван громким стуком. Дверь открылась, и в комнату вошел Фойсткинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
In te ipsum redi.
Загляни в себя.
Николай растерянно воззрился на нож.
Ди Тасси молчал. Молчали и его люди. Фойсткинг неподвижно стоял рядом с мертвецом. Два других человека попрежнему сидели возле спящей девушки. Вдалеке послышался топот копыт. Это подъезжала карета.
In te ipsum redi.
5
— Так, значит, вы не знаете, выздоровела ли она после пережитого потрясения?
— Нет, ведь она до сих пор спит.
— Она не ранена?
— Тело ее не повреждено, но о состоянии ее разума я пока не могу сказать ничего.
— Вы связали ее?
— Да, из предосторожности.
— Скоро ли она придет в себя?
— Через три, может быть, четыре часа. Я бы хотел на это время отлучиться и отдохнуть. Я устал, и мне не мешает хорошенько выспаться.
Ди Тасси пододвинул врачу бокал и налил туда красного вина из пузатой бутылки.
— Вот выпейте. Это сделает ваши сны более приятными.
Николай, не возражая, взял бокал и отпил глоток вина.
Они сидели в кабинете Зеллинга. Здесь все осталось по-прежнему. Обстановка кабинета не изменилась за три дня, прошедшие с тех пор, как Николай был здесь, когда впервые приехал в этот замок. Но одновременно все в этой комнате изменилось до неузнаваемости.
— Вы во что бы то ни стало должны привести ее в такое состояние, чтобы она описала преступников, — сказал ди Тасси.
— Вы полагаете, что она видела эту сцену?
— Вы можете как-то иначе объяснить ее состояние?
Николай покачал головой. Нет. Ди Тасси абсолютно прав.
— Вы знаете, кто она? — спросил он после недолгого молчания.
— Нет, но скоро мы узнаем и это. Двое моих людей утром отправятся в окрестные деревни. Кроме того, нам надо разыскать Циннлехнера.
— Он тоже пропал?
— Да, и при этом все указывает на то, что он и есть преступник.
Николай не смог скрыть изумления.
— Циннлехнер смог это сделать? Я в это не верю.
Ди Тасси ничего не ответил на это, лишь посмотрел на Николая каким-то особенным, странным взглядом. Что-то очень смущало Николая в этом человеке. Большую часть времени он не чувствовал той естественной дистанции, какая существовала между ними. Но потом вдруг он понимал, что перед ним имперский чиновник, человек двора августейшей особы, человек из императорской канцелярии, выполняющий свой долг, распоряжающийся своими подчиненными и, огражденный своими многочисленными привилегиями, обитающий в какой-то иной и чуждой вселенной, каковая была так же далека от Николая, как старая добрая Луна.
— Зеллинг и Циннлехнер должны были сегодня утром многое рассказать мне о событиях последних недель и месяцев и ответить на некоторые мои вопросы, — сказал ди Тасси. — Вдруг незадолго до того, как вы прибыли сюда, мне сообщили, что камергер Зеллинг покинул замок. Я распорядился обыскать его покои. Но нам не удалось ничего найти. Он собрался в полной тайне. Тогда я приказал позвать Циннлехнера, так как полагал, что он многое знает обо всех обстоятельствах исчезновения Зеллинга. Но Циннлехнер тоже исчез. Сундуки были пусты, а лошади в конюшне не было. Я послал своих людей в погоню за ними с распоряжением задержать обоих. Их следы были хорошо различимы на свежем снегу. Они и привели нас на то место, где мы нашли Зеллинга. Все остальное вы видели собственными глазами.
— Зеллинг уехал, а Циннлехнер отправился вслед за ним?
— Да, похоже, что было именно так.
— И нет никаких следов того, куда уехал Циннлехнер?
— Да, пока нет. Но я гонюсь за ним по всем четырем следам.
— Четырем?
— Да, с той поляны ведут четыре конских следа. Два обрываются недалеко от Ансбаха, третий на дороге в Ханау, а четвертый ведет на восток. Это все, что нам пока известно.
— А девушка? Как она попала туда?
— Видимо, она в то время шла в одну из тамошних деревень. Вероятно также, что она приехала с одним из всадников.
— Но зачем ей это было надо? — спросил Николай.
— Этого я не знаю. Именно поэтому я так хочу, чтобы вы привели ее в чувство, а она рассказала бы нам об этом.
Ди Тасси поднял глаза к потолку и шумно выдохнул.
— Какое отличное это красное вино.
Николай смущенно молчал. Пережитое за последние несколько часов совершенно выбило его из колеи. Он чувствовал себя вконец разбитым.
— Вы знали этого Зеллинга, не так ли? — спросил ди Тасси.
Николай кивнул.
— Он принимал меня здесь, в этой комнате, четыре дня назад. Потом появился господин Калькбреннер, а еще позже пришел и господин Циннлехнер.
Ди Тасси вскинул левую бровь и скорчил удивленную гримасу.
— И очевидно, все эти господа сразу после смерти графа решили срочно покинуть замок.
Фраза многозначительно повисла в воздухе. Прежде всего Николай подумал о Циннлехнере. Ведь именно с ним он исследовал труп графа Альдорфа. Теперь его трясло от одной мысли об этом. Неужели это Циннлехнер так жестоко расправился с Зеллингом? В такое Николай просто не мог поверить. Но кто еще мог совершить это злодеяние?
Вероятно, советник юстиции в этот момент тоже подумал об аптекаре.
— С Циннлехнером вы познакомились несколько ближе, не правда ли? — заговорил он. — Какое впечатление он на вас произвел? Были ли какие-то трения между ним и Зеллингом?
— Нет, — ответил Николай. — Во всяком случае, я этого не заметил. Если и были какие-то трения, то они касались Калькбреннера.
— Можете ли вы дать этому объяснение? Николай ненадолго задумался.
— Могу я задать вам один вопрос?
— Да, пожалуйста.
— В Нюрнберге ходят слухи, что граф Альдорф оставил по себе много долгов. Так ли это?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Здесь можно найти объяснение исчезновению Калькбреннера.
Ди Тасси мгновение помедлил.
— Пока мы не смогли в полной мере оценить его мошенничества, — заговорил он после паузы. — Но точно установлено, что пропало очень много денег.
— А все члены семьи графа Альдорфа умерли в течение всего одного года, не правда ли?
Ди Тасси кивнул.
— Лиценциат, что вы хотите отсюда вывести?
— Я всего лишь собираю факты. Если вы хотите, чтобы я думал, то мне надо знать их.
— И о чем же говорят вам эти факты?
— Калькбреннер был управляющим Альдорфа. Если граф занимался неблаговидными делами, то Калькбреннер должен был об этом знать. Можно также с полным основанием думать, что и сам Калькбреннер был ответственен за мошенничество. То, что граф умер, естественно, вызвало у него страх. Ведь теперь все махинации могли быть раскрыты. Управляющему надо было выиграть время, чтобы подготовиться к бегству. Именно поэтому он пытался как можно дольше препятствовать нашему входу в библиотеку. Такие рассуждения представляются мне достаточно логичными.
Советник налил себе еще вина и удовлетворенно кивнул.
— Ваши рассуждения кажутся мне интересными, лиценциат. Продолжайте.
— Зеллинг и Циннлехнер были действительно озабочены состоянием графа. Калькбреннер же до самого конца был против того, чтобы входить в библиотеку. Против трюка с собакой ему было нечего возразить, и он решился на немедленное бегство. Но меня занимает совершенно другой опрос.
— Какой же?
Николай постарался привести в порядок свои воспоминания о разговоре с Циннлехнером. В ту ночь аптекарь сообщил ему такие вещи, смысл которых только сейчас начал постепенно доходить до Николая.
— Если я правильно понял господина Циннлехнера, то граф Альдорф совершенно изменился за год, прошедший после смерти его сына Максимилиана.
Ди Тасси встал из-за стола и прошелся по комнате. Взяв несколько листов бумаги, он снова сел и принялся делать какие-то пометки. В это время Николай рассказывал советнику содержание своего разговора с аптекарем — о последовавших друг за другом смертях, посещениях белокурой дамы и о незнакомых людях.
Ди Тасси слушал с неослабевающим вниманием. Его перо быстро скользило по бумаге.
— Значит, Циннлехнер думал, что Максимилиана убили, чтобы прекратить род Альдорфа? — спросил он, когда Николай закончил свой рассказ.
— Да, во всяком случае, он намекал именно на это.
— Но по скептическому выражению вашего лица я вижу, что вы не очень-то в это верите.
Николай умоляюще вскинул руки.
— Позвольте, я же врач и для вас я только свидетель, не имеющий права выносить свои суждения по поводу всех этих событий.
Ди Тасси отпил еще глоток вина, потом произнес:
— Возможно, я смогу у вас кое-чему поучиться. Как мыслит врач? Что бы вы стали делать на моем месте?
Николай смутился. Чего хочет от него ди Тасси? Это нечто большее, чем допрос свидетеля. Не открывается ли перед ним выход из затхлого нюрнбергского существования?
Он посмотрел в глаза советнику юстиции и сказал:
— Я бы вернулся к исходному пункту.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил ди Тасси. Внезапно в голову Николаю пришла мысль. Законы разума одинаковы везде. В Фульде его оттолкнули и отвергли с его идеями, но этот ди Тасси, кажется, с вниманием отнесся к его размышлениям. Не стоит ли рискнуть?
— Как-то раз одна служанка поранилась о гвоздь. Ранка была маленькая, но она нагноилась, и образовался болезненный сок. Очевидно, страх или боль от раны в теле девушки привели к тому, что развились судороги, приведшие к уплотнению слизи или крови, застою, закупорке и гниению. Я дал ей очищающие средства и ревень, чтобы направить ток телесных жидкостей в ногу. Кроме того, я расширил рану, чтобы выпустить гной. Но это не помогло. Нога начала гноиться еще больше. Раневое отверстие оказалось слишком малым. Я прибегнул к нескольким кровопусканиям, чтобы удалить из тела гнилостные соки, но было слишком поздно. Соки застаивались все больше и больше, нога почернела, и девушка умерла.
— И что из этого? — нетерпеливо спросил ди Тасси, когда Николай сделал паузу.
— Я лично наблюдал десятки подобных случаев, а читал о сотнях, — ответил врач, — и мне кажется, что мы станем жертвами заблуждения, если будем искать причины отравления только в теле.
— Но где тогда надо искать причины? — спросил советник и выжидающе посмотрел на Николая.
Врач спокойно продолжил:
— То, что происходило в этом замке и с этой семьей, представляет собой непрерывную цепь причин и следствий. Три, а может быть, и четыре человека один за другим заболели и умерли. Еще три человека очень странно себя после этого повели. Естественно, наш разум пытается упорядочить эти события по их причинам и следствиям. Но при этом мы имеем дело лишь с феноменами, единичными проявлениями. Мы не знаем, что есть причина и что есть следствие. Вероятно, мы имеем дело лишь с симптомами, но не с событиями как таковыми, а с последствиями событий, о которых мы ничего не знаем или которые нам не удалось наблюдать. Но вернемся к примеру с девушкой: мы наблюдаем телесную картину болезни, проявления ее реакции и ищем объяснения в теле, в организме. Но не в отношениях, которыми связан этот организм. То, что мы наблюдаем как явление, быть может, есть не что иное, как вымысел. Но настоящий вопрос заключается в другом: какое событие предшествовало всем остальным событиям? Где начало цепи причин и следствий? Когда организм решил заболеть?
— И где же, по вашему разумению, находится эта причина? — спросил ди Тасси, не скрывая на этот раз своего нетерпения.
— Этого я точно не знаю, — ответил Николай, — но скорее всего она в гвозде.
Ди Тасси мгновение помолчал и удивленно посмотрел на Николая.
— В гвозде? — озадаченно переспросил он. — И где же находится тот гвоздь?
Николай вскинул брови. Разве советник сам это не видит? Это же так очевидно! Ди Тасси ждал ответа.
— В Лейпциге, — сказал Николай.
Ди Тасси откинулся на спинку стула, плотно сжал губы и наморщил лоб. Потом лицо его прояснилось.
Но он ничего не ответил врачу. Разговор был прерван громким стуком. Дверь открылась, и в комнату вошел Фойсткинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61