Потому что он — или она — даст тебе гораздо больше.
Я увидел, что его тонкие губы дрожат от ярости.
— Ну и что же ты собираешься дальше делать? — спросил я.
— Ничего,— буркнул Клод. Он уже взял себя в руки. Губы перестали дрожать, а глаза блестели, как бриллианты.
Я покачал головой.
— Ты не прав. Тебе много чего придется сделать. Ты расскажешь мне все, что знаешь. До мелочи. Расскажешь, откуда ты это узнал, и обо всех, кто в этом замешан — и как, и почему, и для чего. Ты нарисуешь мне полную картину.
Клод достал пачку сигарет с золотой полоской и закурил. Руки его заметно дрожали.
— Шиш тебе... великий сыщик!
— Ладно,— усмехнулся я.— Шиш мне. А теперь слушай. Прошлой ночью я позвонил Мак-Эндрю — начальнику следственного отдела вашей полиции — и рассказал ему маленькую сказочку. Сказал, что ты спер у меня чек, когда я уронил бумажник. Я предупредил его, что ты захочешь сразу обменять чек, и, если ты не согласишься вернуть мне деньги и не пообещаешь быть хорошим мальчиком, я тебя сдам. Сегодня утром в банке был полицейский, и он видел, как ты менял чек и получил сто пятерок — те самые деньги, которые ты мне только что вернул. Но банки теперь не записывают номера пятифунтовых банкнот. Улавливаешь, Клодетта? Ты никак не докажешь, что вернул их мне. Если ты не разговоришься, я тебя тут же сдам. А это не совсем приятно. Никаких шансов на спасение. Считай, что накрылся.
Клод уронил сигарету на пол. Лицо его стало лиловым. Когда он наконец заговорил, казалось, каждое слово душит его.
— Ты, проклятый жуткий ублюдок! Как бы я хотел прикончить тебя! Я бы вырвал твои паскудные глаза! Я бы...
Он еще долго рассказывал, что хотел бы со мной сделать. Это было довольно противно, но я дал Клоду выговориться. А потом широко улыбнулся.
— Ну так что будем делать? Ты расколешься или предпочитаешь, чтобы я тебя сдал?
Он немного подумал. Потом развел руками.
— Мне некуда деваться. А в общем, это неважно. Все равно, рано или поздно кто-нибудь узнал бы об этом.
— Похоже, это длинная история? — спросил я.
Клодетта кивнул, не глядя на меня. Его так переполняла ненависть, что он едва сидел на месте.
— История и вправду длинная. И есть письма, которые я должен тебе показать. Здесь я не могу с тобой разговаривать. Мы можем встретиться вечером?
— Добро.
— Письма находятся в моем коттедже возле утеса Тара-Рок. Я отдам их тебе и выйду из этой проклятой игры. И все тебе расскажу. Я уже чертовски устал от всего этого.
— А где коттедж? — спросил я.
— Поедешь отсюда в Кингс-Бридж, а там повернешь на юг вдоль реки. Доедешь до Ист-Портлмау, а оттуда поднимешься на макушку Гара-Рок. Машину оставишь наверху, возле домика береговой охраны.
Потом пойдешь по горной тропинке в сторону Проул-Пойнт и через пятнадцать минут выйдешь к моему коттеджу. Он там единственный. К девяти тридцати сможешь прийти?
— Почему так поздно?
— Потому, будь ты неладен, что мне до встречи с тобой еще многое надо успеть. Из-за тебя я сижу по шею в дерьме.
— Похоже, я был прав,— я опять улыбнулся ему.— Кто-то заплатил тебе кучу денег за то, что ты вернешь мне эти пятерки и будешь держать свой кривой рот на замке.
— Совершенно верно,— он с трудом заставил себя улыбнуться в ответ.— Я должен вернуть этому человеку деньги и обо всем ему рассказать. А для меня это как нож в сердце.
— Шантаж — игра жесткая,— заметил я.— Теперь придется платить по счету.
Клод поднял брови.
— Ты так думаешь? — он ухмыльнулся.— Я еще не вышел из игры. Ни в коем случае. Даже если придется все тебе рассказать.
Я встал.
— Не буду с тобой спорить, Клодетта. В девять тридцать я буду в коттедже на Гара-Рок. Надеяюсь, мы там встретимся, и ты будешь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Если тебя там не окажется, я иду в полицейское управление и обвиняю тебя в краже пятисот фунтов.
— Я буду на месте,— сказал он.— Думаю, ты не очень обрадуешься, когда узнаешь правду, и еще пожалеешь, что был таким умным и таким ужасно беспощадным и мужественным,— он захихикал.
— Шиш тебе! — сказал я ему на прощание.
Я вернулся в гостиницу, заказал себе в номер виски с содовой и стал думать о Клодетте. Я был уверен, что вечером он придет и заговорит. Ему просто некуда деться. Уипс слишком тесно связан с Мэлки. Здесь он занимается своим бизнесом и, наверное, неплохо зарабатывает. Клод— парень ловкий. Похоже, что он не брезгует и шантажом. Знаете, сколько людей сейчас промышляют этим? Шантаж стал почти профессией.
А пока что ему придется пойти и рассказать к о е-к о му, что он вынужден развязать язык и вернуть деньги. Это означает, что он побаивается к о е-к ого. И вполне возможно, что к о е-к т о начнет теперь уделять внимание мне. Может быть, он попробует меня подкупить? Я подумал, что это было бы забавно.
Зазвонил телефон. Это был Финней.
— Эй, Ник! — радостно закричал он.— Похоже, вернулись старые времена! Я приехал сюда час назад. Остановился в гостинице «Линдл». Это совсем рядом с железнодорожным разъездом в Мэпл-торе. Номер телефона в Мэплторе — 270. Здесь действительно классное местечко, и из моего окна отличный вид на бухту. А если смотреть на крошку из здешнего бара, когда она движется с востока на север, то вид тоже очень живописный. Как там дела?
— Майк Линнен уже рассказал тебе об этом скандале?
— Ага,— сказал он.— Ловкая работа. Похоже, здесь будет жарко. Куда мне ехать?
— Осмотрись хорошенько,— сказал я,— и наведи справки. Прежде всего о миссис Эллерден. Узнай о ее происхождении, чем она занимается, какие у нее привычки, что она делала во время войны и все, что только удастся раскопать. Потом поинтересуйся гомиком по имени Клод Уипс. Он промышляет антиквариатом. Наведи справки о его денежных делах и кредите. Постарайся выйти на его друзей. Действуй очень осторожно, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. Усек?
— Усек,— подтвердил Финней.
— У Дениз Эллерден,— той девушки, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор,— была горничная,— продолжал я,— шотландка лет пятидесяти по имени Мери Мак-Дугал. Насколько я знаю, она ушла из семьи Эллерден. Попробуй узнать, почему ее уволили. Узнай о ней поподробнее и постарайся выяснить, куда она переехала.
— О'кей.
— Позвонишь мне завтра около полудня,— добавил я.— Если ничего не узнаешь, все равно звони — может быть, к тому времени у меня будут новости.
— Ладно,— Финней повесил трубку.
Я спустился в коктейль-бар и принял два очень сухих мартини. Потом сел в углу и постарался думать о Лане. Но сейчас она казалась еще более далекой, чем утром.
И каждый раз, когда я пытался представить ее лицо, передо мной возникала отвратительная мертвенно-бледная рожа Клодетты.Я ничего не мог с этим поделать и решил, что для того, чтобы спокойно предаваться мечтам о Лане, сначала мне нужно покончить с делом Эллердена. Лана и эта история были абсолютно несовместимыми.
Придя к этому заключению, я выпил еще, чтоб уже окончательно утвердиться в своем мнении, и пошел в номер читать вечернюю газету.Я остановил машину в десяти ярдах от того места, где дорога поворачивала к краю горы, и припарковался под деревом, чуть левее старого здания береговой охраны. Обойдя вокруг дома, я зашел в калитку и зашагал вниз по горной тропинке. Несмотря на сумерки, вид открылся великолепный. Дорожка, по которой я шел, белой лентой извивалась по пологому утесу. Склон густо порос травой и кустами. То тут, то там в самых неожиданных местах возникали небольшие рощицы. Через полмили тропинка привела меня к наклонной террасе, спускающейся прямо к морю. Где-то здесь должен быть коттедж Уипса.
Я закурил. Сейчас я чувствовал себя почти счастливым. Понимаете, о чем я? Мне уже не было скучно. А это, конечно, означало, что у меня пробудился интерес к делу Эллердена.
И интерес к Клоду. Кажется, это очень занятный тип. Предстоящий разговор должен был оказаться интересным. Сами посудите.Клод собирался вести со мной разговор только потому, что он вынужден был это сделать, а вовсе не потому, что ему этого хотелось. Но вначале, когда он встретил меня прошлым вечером у гостиницы «Палас», он сказал, что может помочь мне — если захочет — и что он знает все об этом деле и о том, кто его затеял.
Но он ничего не собирался мне выкладывать. Он только использовал меня, чтобы сорвать куш побольше. Он надеялся, что я предложу ему деньги за информацию, и был в восторге, когда получил чек миссис Эллерден. Он знал, что эти пять сотен помогут ему резко повысить ставки. Знал, что к о е-к т о вынужден будет раскошелиться, дабы перекрыть эти пятьсот фунтов.
Я дал ему чек, потому что знал, что он ведет свою игру. Это стало ясно, когда он взял чек и сказал, что должен подумать до завтра. Эта игра так стара, что от нее пахнет плесенью.
Теперь, казалось бы, проще всего предположить, что тот, кто обскакал меня и смог заставить Клода молчать, и есть виновник этой истории с газетой. Очень легко было прийти к такому выводу — и ошибиться. Если бы Клод знал, что к о е-к т о виновен в клевете, он наверняка сообразил бы, что, скрывая эту информацию от властей, он автоматически становится сообщником. Потому что клевета, которую поместили в газету,— это не шутка, а уголовное преступление. К тому же «Мэлки Рекорд» пришлось выложить пять тысяч в возмещение ущерба, в котором не были повинны ни редактор, ни владельцы газеты. Такой ловкий проныра, как Клод, не может не понимать, что ему не сдобровать, если всплывет, что он с самого начала знал, кто подсунул в газету злосчастную заметку, и молчал. Во всяком случае, с его бизнесом в Мэлки будет покончено, а если за него возьмутся всерьез Джон Эллерден и «Мелки Рекорд», от бедняги Клодетты останется только мокрое место.
И все же он продолжает петушиться. Нахально заявил мне, что и не подумает выходить из игры. Это означает, что Клод каким-то образом смог выйти на третье лицо — на кого-то, кто знает всю подноготную этой истории — и как этот абзац попал в газету, и кто все это подстроил. На кого-то, кто согласился платить Клоду за молчание. Просто потому, что он — или она — не хочет быть втянутым в неприятную историю.
Клод вернулся к этому человеку — загадочному к о е-к о м у,— чтобы сказать ему, что обстоятельства изменились и он вынужден все мне рассказать, чтобы спасти свою шкуру. Теперь Клоду, думал я, придется возвратить деньги, которые к о е-к т о ему дал, так как ему придется развязать язык.
Я остановился у большого валуна, чтобы осмотреться. Впереди открывалась большая ровная терраса, закрытая с трех сторон крутыми скалами. Терраса была ярдов сто шириной. Под прикрытием скалы располагался коттедж, к которому вела обрамленная белым камнем дорожка, проложенная через густой кустарник. Это был
одноэтажный каменный домик с красной черепичной крышей. Одна его стена густо заросла плющом, у другой стояла большая собачья конура с висящим на крюке обрывком цепи.
Я посмотрел на часы. Была половина десятого. Я закурил, подошел по тропинке к коттеджу и толкнул дверь. Она была незаперта, и я вошел внутрь. Выключатель оказался на стене за дверью. Включив свет, я обнаружил, что нахожусь в крошечном коридорчике, отделенном от дома деревянной перегородкой. Я прошел в следующую комнату. Это был холл — большой и хорошо обставленный. На полу лежал красивьщ ковер. В центре стоял старинный обеденный стол, у окна — большой письменный стол и несколько кресел. В левом углу находилась еще одна дверь. Я прошел в следующую комнату, включил свет и увидел спальню, которая занимала остаток помещения. В дальнем углу спальни была отгорожена маленькая ванная. Комната была обставлена удобно И со вкусом, хотя чувствовался во всем изнеженный и капризный вкус хозяина.
Я выключил свет и вернулся в гостиную. Подойдя к письменному столу, я заметил на нем конверт с надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Я увидел, что его тонкие губы дрожат от ярости.
— Ну и что же ты собираешься дальше делать? — спросил я.
— Ничего,— буркнул Клод. Он уже взял себя в руки. Губы перестали дрожать, а глаза блестели, как бриллианты.
Я покачал головой.
— Ты не прав. Тебе много чего придется сделать. Ты расскажешь мне все, что знаешь. До мелочи. Расскажешь, откуда ты это узнал, и обо всех, кто в этом замешан — и как, и почему, и для чего. Ты нарисуешь мне полную картину.
Клод достал пачку сигарет с золотой полоской и закурил. Руки его заметно дрожали.
— Шиш тебе... великий сыщик!
— Ладно,— усмехнулся я.— Шиш мне. А теперь слушай. Прошлой ночью я позвонил Мак-Эндрю — начальнику следственного отдела вашей полиции — и рассказал ему маленькую сказочку. Сказал, что ты спер у меня чек, когда я уронил бумажник. Я предупредил его, что ты захочешь сразу обменять чек, и, если ты не согласишься вернуть мне деньги и не пообещаешь быть хорошим мальчиком, я тебя сдам. Сегодня утром в банке был полицейский, и он видел, как ты менял чек и получил сто пятерок — те самые деньги, которые ты мне только что вернул. Но банки теперь не записывают номера пятифунтовых банкнот. Улавливаешь, Клодетта? Ты никак не докажешь, что вернул их мне. Если ты не разговоришься, я тебя тут же сдам. А это не совсем приятно. Никаких шансов на спасение. Считай, что накрылся.
Клод уронил сигарету на пол. Лицо его стало лиловым. Когда он наконец заговорил, казалось, каждое слово душит его.
— Ты, проклятый жуткий ублюдок! Как бы я хотел прикончить тебя! Я бы вырвал твои паскудные глаза! Я бы...
Он еще долго рассказывал, что хотел бы со мной сделать. Это было довольно противно, но я дал Клоду выговориться. А потом широко улыбнулся.
— Ну так что будем делать? Ты расколешься или предпочитаешь, чтобы я тебя сдал?
Он немного подумал. Потом развел руками.
— Мне некуда деваться. А в общем, это неважно. Все равно, рано или поздно кто-нибудь узнал бы об этом.
— Похоже, это длинная история? — спросил я.
Клодетта кивнул, не глядя на меня. Его так переполняла ненависть, что он едва сидел на месте.
— История и вправду длинная. И есть письма, которые я должен тебе показать. Здесь я не могу с тобой разговаривать. Мы можем встретиться вечером?
— Добро.
— Письма находятся в моем коттедже возле утеса Тара-Рок. Я отдам их тебе и выйду из этой проклятой игры. И все тебе расскажу. Я уже чертовски устал от всего этого.
— А где коттедж? — спросил я.
— Поедешь отсюда в Кингс-Бридж, а там повернешь на юг вдоль реки. Доедешь до Ист-Портлмау, а оттуда поднимешься на макушку Гара-Рок. Машину оставишь наверху, возле домика береговой охраны.
Потом пойдешь по горной тропинке в сторону Проул-Пойнт и через пятнадцать минут выйдешь к моему коттеджу. Он там единственный. К девяти тридцати сможешь прийти?
— Почему так поздно?
— Потому, будь ты неладен, что мне до встречи с тобой еще многое надо успеть. Из-за тебя я сижу по шею в дерьме.
— Похоже, я был прав,— я опять улыбнулся ему.— Кто-то заплатил тебе кучу денег за то, что ты вернешь мне эти пятерки и будешь держать свой кривой рот на замке.
— Совершенно верно,— он с трудом заставил себя улыбнуться в ответ.— Я должен вернуть этому человеку деньги и обо всем ему рассказать. А для меня это как нож в сердце.
— Шантаж — игра жесткая,— заметил я.— Теперь придется платить по счету.
Клод поднял брови.
— Ты так думаешь? — он ухмыльнулся.— Я еще не вышел из игры. Ни в коем случае. Даже если придется все тебе рассказать.
Я встал.
— Не буду с тобой спорить, Клодетта. В девять тридцать я буду в коттедже на Гара-Рок. Надеяюсь, мы там встретимся, и ты будешь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Если тебя там не окажется, я иду в полицейское управление и обвиняю тебя в краже пятисот фунтов.
— Я буду на месте,— сказал он.— Думаю, ты не очень обрадуешься, когда узнаешь правду, и еще пожалеешь, что был таким умным и таким ужасно беспощадным и мужественным,— он захихикал.
— Шиш тебе! — сказал я ему на прощание.
Я вернулся в гостиницу, заказал себе в номер виски с содовой и стал думать о Клодетте. Я был уверен, что вечером он придет и заговорит. Ему просто некуда деться. Уипс слишком тесно связан с Мэлки. Здесь он занимается своим бизнесом и, наверное, неплохо зарабатывает. Клод— парень ловкий. Похоже, что он не брезгует и шантажом. Знаете, сколько людей сейчас промышляют этим? Шантаж стал почти профессией.
А пока что ему придется пойти и рассказать к о е-к о му, что он вынужден развязать язык и вернуть деньги. Это означает, что он побаивается к о е-к ого. И вполне возможно, что к о е-к т о начнет теперь уделять внимание мне. Может быть, он попробует меня подкупить? Я подумал, что это было бы забавно.
Зазвонил телефон. Это был Финней.
— Эй, Ник! — радостно закричал он.— Похоже, вернулись старые времена! Я приехал сюда час назад. Остановился в гостинице «Линдл». Это совсем рядом с железнодорожным разъездом в Мэпл-торе. Номер телефона в Мэплторе — 270. Здесь действительно классное местечко, и из моего окна отличный вид на бухту. А если смотреть на крошку из здешнего бара, когда она движется с востока на север, то вид тоже очень живописный. Как там дела?
— Майк Линнен уже рассказал тебе об этом скандале?
— Ага,— сказал он.— Ловкая работа. Похоже, здесь будет жарко. Куда мне ехать?
— Осмотрись хорошенько,— сказал я,— и наведи справки. Прежде всего о миссис Эллерден. Узнай о ее происхождении, чем она занимается, какие у нее привычки, что она делала во время войны и все, что только удастся раскопать. Потом поинтересуйся гомиком по имени Клод Уипс. Он промышляет антиквариатом. Наведи справки о его денежных делах и кредите. Постарайся выйти на его друзей. Действуй очень осторожно, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. Усек?
— Усек,— подтвердил Финней.
— У Дениз Эллерден,— той девушки, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор,— была горничная,— продолжал я,— шотландка лет пятидесяти по имени Мери Мак-Дугал. Насколько я знаю, она ушла из семьи Эллерден. Попробуй узнать, почему ее уволили. Узнай о ней поподробнее и постарайся выяснить, куда она переехала.
— О'кей.
— Позвонишь мне завтра около полудня,— добавил я.— Если ничего не узнаешь, все равно звони — может быть, к тому времени у меня будут новости.
— Ладно,— Финней повесил трубку.
Я спустился в коктейль-бар и принял два очень сухих мартини. Потом сел в углу и постарался думать о Лане. Но сейчас она казалась еще более далекой, чем утром.
И каждый раз, когда я пытался представить ее лицо, передо мной возникала отвратительная мертвенно-бледная рожа Клодетты.Я ничего не мог с этим поделать и решил, что для того, чтобы спокойно предаваться мечтам о Лане, сначала мне нужно покончить с делом Эллердена. Лана и эта история были абсолютно несовместимыми.
Придя к этому заключению, я выпил еще, чтоб уже окончательно утвердиться в своем мнении, и пошел в номер читать вечернюю газету.Я остановил машину в десяти ярдах от того места, где дорога поворачивала к краю горы, и припарковался под деревом, чуть левее старого здания береговой охраны. Обойдя вокруг дома, я зашел в калитку и зашагал вниз по горной тропинке. Несмотря на сумерки, вид открылся великолепный. Дорожка, по которой я шел, белой лентой извивалась по пологому утесу. Склон густо порос травой и кустами. То тут, то там в самых неожиданных местах возникали небольшие рощицы. Через полмили тропинка привела меня к наклонной террасе, спускающейся прямо к морю. Где-то здесь должен быть коттедж Уипса.
Я закурил. Сейчас я чувствовал себя почти счастливым. Понимаете, о чем я? Мне уже не было скучно. А это, конечно, означало, что у меня пробудился интерес к делу Эллердена.
И интерес к Клоду. Кажется, это очень занятный тип. Предстоящий разговор должен был оказаться интересным. Сами посудите.Клод собирался вести со мной разговор только потому, что он вынужден был это сделать, а вовсе не потому, что ему этого хотелось. Но вначале, когда он встретил меня прошлым вечером у гостиницы «Палас», он сказал, что может помочь мне — если захочет — и что он знает все об этом деле и о том, кто его затеял.
Но он ничего не собирался мне выкладывать. Он только использовал меня, чтобы сорвать куш побольше. Он надеялся, что я предложу ему деньги за информацию, и был в восторге, когда получил чек миссис Эллерден. Он знал, что эти пять сотен помогут ему резко повысить ставки. Знал, что к о е-к т о вынужден будет раскошелиться, дабы перекрыть эти пятьсот фунтов.
Я дал ему чек, потому что знал, что он ведет свою игру. Это стало ясно, когда он взял чек и сказал, что должен подумать до завтра. Эта игра так стара, что от нее пахнет плесенью.
Теперь, казалось бы, проще всего предположить, что тот, кто обскакал меня и смог заставить Клода молчать, и есть виновник этой истории с газетой. Очень легко было прийти к такому выводу — и ошибиться. Если бы Клод знал, что к о е-к т о виновен в клевете, он наверняка сообразил бы, что, скрывая эту информацию от властей, он автоматически становится сообщником. Потому что клевета, которую поместили в газету,— это не шутка, а уголовное преступление. К тому же «Мэлки Рекорд» пришлось выложить пять тысяч в возмещение ущерба, в котором не были повинны ни редактор, ни владельцы газеты. Такой ловкий проныра, как Клод, не может не понимать, что ему не сдобровать, если всплывет, что он с самого начала знал, кто подсунул в газету злосчастную заметку, и молчал. Во всяком случае, с его бизнесом в Мэлки будет покончено, а если за него возьмутся всерьез Джон Эллерден и «Мелки Рекорд», от бедняги Клодетты останется только мокрое место.
И все же он продолжает петушиться. Нахально заявил мне, что и не подумает выходить из игры. Это означает, что Клод каким-то образом смог выйти на третье лицо — на кого-то, кто знает всю подноготную этой истории — и как этот абзац попал в газету, и кто все это подстроил. На кого-то, кто согласился платить Клоду за молчание. Просто потому, что он — или она — не хочет быть втянутым в неприятную историю.
Клод вернулся к этому человеку — загадочному к о е-к о м у,— чтобы сказать ему, что обстоятельства изменились и он вынужден все мне рассказать, чтобы спасти свою шкуру. Теперь Клоду, думал я, придется возвратить деньги, которые к о е-к т о ему дал, так как ему придется развязать язык.
Я остановился у большого валуна, чтобы осмотреться. Впереди открывалась большая ровная терраса, закрытая с трех сторон крутыми скалами. Терраса была ярдов сто шириной. Под прикрытием скалы располагался коттедж, к которому вела обрамленная белым камнем дорожка, проложенная через густой кустарник. Это был
одноэтажный каменный домик с красной черепичной крышей. Одна его стена густо заросла плющом, у другой стояла большая собачья конура с висящим на крюке обрывком цепи.
Я посмотрел на часы. Была половина десятого. Я закурил, подошел по тропинке к коттеджу и толкнул дверь. Она была незаперта, и я вошел внутрь. Выключатель оказался на стене за дверью. Включив свет, я обнаружил, что нахожусь в крошечном коридорчике, отделенном от дома деревянной перегородкой. Я прошел в следующую комнату. Это был холл — большой и хорошо обставленный. На полу лежал красивьщ ковер. В центре стоял старинный обеденный стол, у окна — большой письменный стол и несколько кресел. В левом углу находилась еще одна дверь. Я прошел в следующую комнату, включил свет и увидел спальню, которая занимала остаток помещения. В дальнем углу спальни была отгорожена маленькая ванная. Комната была обставлена удобно И со вкусом, хотя чувствовался во всем изнеженный и капризный вкус хозяина.
Я выключил свет и вернулся в гостиную. Подойдя к письменному столу, я заметил на нем конверт с надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30