Или так она думала. Может, он так и сделал бы, а может, и нет, но Ив думала, что он так сделает, и это самое важное. Она не могла оставить Шроув, понимаешь, не могла, для нее это было самое важное в мире, Шроув, даже более важное, чем я. Ну, мистер Тобайас был тоже важен для нее, но только совсем по-другому.
Шон выглядел озадаченным.
— Ты запутала меня.
— Не важно. Там действительно все сводилось к этому. Если бы собаки загрызли мужчину до смерти, Ив не пришлось бы убивать его. По-моему, именно так она думала. Но они не убили его, так что пришлось это сделать ей, иначе он рассказал бы полиции. Ив заперла собак, пошла в дом, взяла ружье и застрелила его.
— Только из-за этого? Только ради того, чтобы Тобайас не разозлился на нее?
Лиза с сомнением посмотрела на Шона.
— Не знаю. Сейчас, когда ты все так повернул, я действительно не знаю. Возможно, было и что-то еще. Возможно, у нее была какая-то другая причина, что-то такое, из-за чего Ив возненавидела этого мужчину, но нам никогда не узнать правды, верно?
Лиза наблюдала за тем, как Шон поднялся, как умылся над раковиной. Он натянул джинсы и нашел чистую рубашку. Ей пришло в голову, что у нее нет никакой одежды, кроме той, что лежит кучей на полу.
Ей придется носить вещи Шона, вернее, то из его одежды, что подойдет ей, а когда она заработает денег на сборе яблок… Сто фунтов, она забыла про сто фунтов.
— Я хочу поехать в город, где бы он ни был, — заявила она, — поехать и поесть в настоящем ресторане, можно?
— Конечно, можно. Почему нет? Можно поехать и поесть в китайском ресторане.
Лиза выстирала в раковине свои трусики и носки. Ей пришлось натянуть джинсы на голое тело, но это была ерунда. Джинсами она очень гордилась, не в последнюю очередь потому, что выдержала тяжелую борьбу, чтобы заставить Ив купить их. Она ухитрилась выторговать себе две пары, эти и те, что оставила дома. Ив ненавидела брюки и за всю жизнь ни разу не надела джинсов. Лиза взяла клетчатую рубашку с воротником и длинными рукавами у Шона и ненадолго задумалась над тем, где сейчас Ив и что с ней происходит.
Шон думал о том же.
— Мы должны завтра достать газету. Ты, наверное, и в глаза не видела газеты? Я имею в виду газету, ту, где печатают новости?
— Почему же, нет, видела. — Лиза слегка обиделась. Однажды, на журнальной полке в Шроуве она нашла газету под названием «Тайме», на ней была указана дата, когда Лизы еще на свете не было. Ив отобрала газету, прежде чем Лиза успела прочитать ее. — Нам надо приобрести телевизор.
— Держу пари, вот чего ты не видела, телика.
— Да я каждый день смотрела его в Шроуве, — гордо заявила Лиза. — Ив так и не узнала, она бы это прекратила, но я не говорила ей. Это был мой секрет.
— Такой же, как я, — подхватил Шон.
— На самом деле не такой, как ты. Ты намного лучше. Но тогда я тебя не знала. Я смотрела телевизор много лет, пока он не сломался и Джонатан не захотел его ремонтировать. — Выражение лица Шона вызвало у нее смех. — А здесь можно смотреть телевизор? Станет он работать от твоего генератора?
— Надеюсь, — ответил Шон. — Конечно, можно.
— Тогда я куплю его. — Одна мысль поразила ее. — Только я не знаю… сто фунтов — это много денег, Шон?
— Для нас, любимая, это очень много, — с изрядной долей горечи ответил он. И затем: — Надеюсь, этого хватит, чтобы купить маленький переносной телик, но не знаю, как насчет цветного.
Лиза удивленно распахнула глаза.
— А он показывает в цвете? Правда?
Когда они вышли из прицепа, чтобы пересесть в машину, то увидели, что другой фургон, тоже с автоприцепом, не необитаем, как они поначалу подумали. Внутри горел свет, и жалюзи на окне, ближайшем к дороге, были подняты. Им пришлось проехать мимо, чтобы выбраться на дорогу. Голубой свет, более яркий, чем от лампы в потолке, показывал, что внутри работает телевизор, и когда они проезжали всего в нескольких футах от прицепа, Лиза увидела маленький светящийся прямоугольник с ослепительными красками: изумрудно-зеленая трава, желтые крапчатые листья и оранжево-черный крадущийся тигр.
— Сколько мне еще предстоит наверстывать! — сказала она.
Жизнь в сторожке была первобытной. Многое в ней показалась бы Шону непереносимо скучным. О многом Лиза и не хотела ему рассказывать, она хранила это в глубинах своей памяти. Например, как, из-за того что Ив не решалась больше оставлять ее одну в коттедже, даже под замком, ей пришлось брать Лизу с собой.
И вот таким образом Лиза впервые попала в Шроув-хаус. Дворец, хранилище картин и тайн, кукол и ключей, книг и теней. Шону не понять всего этого, никто не понял бы, кроме нее и Ив. В первую очередь Ив.
5
Они шли по дорожке между деревьями, грабами, имевшими аккуратно округлую форму, лиственницами, покрытыми острыми иголочками, березами, листья которых трепетали при легком ветерке, и болотными кипарисами, привезенными из Луизианы, но прекрасно прижившимися, потому что у реки было сыро. Встречались гигантские кедры, и еще более высокие ели Дугласа, и даже более высокие, чем ели, секвойи, черные деревья, темно-зеленый цвет зелени которых можно было рассмотреть только находясь под ними. Деревья расступились и Лиза впервые увидела дом, и для нее он был тогда просто громадным домом с бесчисленными окнами. Мужчина подстригал траву, сидя на высоком стуле на колесах. Лиза раза два видела его до этого, и ей предстояло часто видеть его в будущем. Его звали мистер Фрост, он был немолод, морщинист и с седыми волосами, он приезжал на велосипеде из деревни на противоположном берегу. Седые волосы показались Лизе просто разновидностью белокурых волос, что лишний раз подтвердило ее теорию. Он поднял руку в знак приветствия, и мать кивнула ему, но словами они не обменялись.
Перед парадной дверью Шроува была просторная площадка, на которую с двух сторон взбегали лестницы. Лестницы имели перила, как в их сторожке, но здесь поручни были похожи на широкую каменную полку. На полке стояли каменные вазы, из которых свисал плющ, а из ниш, расположенных точно между вазами, смотрели в сад каменные люди.
Лиза и мать поднялись по левой лестнице, и Лиза держалась за каменные перила. Все вокруг было таких громадных размеров, что по сравнению с окружающим она чувствовала себя совсем маленькой. Она посмотрела наверх, как велела ей мать, и увидела герб, меч, щит, львов. Дом устремлялся ввысь, окна сияли, крыша терялась в небе. Мать отперла парадную дверь, и они вошли внутрь.
— Ты не должна бегать здесь, Лиза, — предупредила мать, — и не должна взбираться на мебель. Тебе понятно? Покажи руки.
Лиза протянула ладошки. Они были очень чистые, потому что перед выходом мать заставила Лизу их вымыть и всю дорогу держала девочку за руку.
— Хорошо. Внутри ты их не запачкаешь. И запомни: ходи, но не бегай.
Ковры под ногами были мягкие и толстые, а потолки очень высокие, разрисованные золотыми и черными квадратами. На некоторых потолках было изображено голубое небо с белыми облаками и порхающими по нему крылатыми людьми с развевающимися шарфами, лентами и букетами цветов. Люстры напоминали капли частого дождя, а на стенах висели цветистые штуки, похожие на тонкие ковры. Одну стену целиком закрывала громадная картина. Мать назвала ее «Рождение Ахилла». На картине было нарисовано множество мужчин в шлемах и женщин в белых одеяниях, стремящихся сорвать золотое яблоко, в то время как рядом стояла женщина с цветами, одетая в зеленое, и держала на руках толстого обнаженного младенца.
Мать провела Лизу через гостиную и показала ей камин с головой дамы на нем, каминный экран, разрисованный цветами, и столы из полированного дерева со сверкающими металлическими кусочками на столешницах, а некоторые с перламутром, как брошка матери. Рамы высоких стеклянных дверей были сделаны из красного дерева, как сказала мать, и им было больше двухсот лет, но выглядели они как новенькие. Лиза и мать вышли на террасу с противоположной стороны, и когда Лиза, сбежав по ступенькам, остановилась на лужайке и посмотрела вверх, на мать, то на какое-то мгновение она испугалась, потому что задняя сторона дома была точной копией фасада, тот же герб, меч, щит и лев, те нее перила на крыше и на лестницах, те же окна и те же самые статуи в нишах.
Мать крикнула ей, что все в порядке, так сделали нарочно, но если бы Лиза присмотрелась внимательнее, то увидела бы, что это не совсем то же самое. Фигуры были женские, а не мужские, не было парадной двери, а вместо плюща в каменных вазах на террасе росли маленькие темные остролистные деревца.
Тогда Лиза снова взбежала наверх, и они с матерью направились на кухню. Мать сняла с крючка позади дверцы кухонного шкафа фартук, большой уродливый коричневый фартук и закуталась в него, скрыв под ним свою белую хлопчатобумажную блузку и длинную сине-зеленую юбку. Она взяла из стопки чистую желтую тряпку, чтобы вытирать пыль, и повязала голову так, чтобы не было видно волос, выкатила пылесос и достала большую глубокую жестянку полировки розовато-лилового цвета, которая пахла лавандой.
Следующие три часа они провели в Шроув-хаусе, пока мать чистила пылесосом ковры, протирала мебель и лепнину и полировала столы. Ей не по силам управиться со всеми делами сегодня, сказала она, и объяснила Лизе, что она убирается постепенно — немножко убирается в один день, еще немножко дня через два и так далее. Но она не была здесь две недели, потому что, как выразилась мать, мешало то одно, то другое. Она боялась, что Лиза будет вертеться под ногами или разобьет что-то, но Лиза вела себя идеально.
Помня, что нельзя бегать, она прошла по всем комнатам, осмотрела все — стол со стеклянной столешницей и с вставленными в нее маленькими овальными картинками в рамках, небольшую зеленую статуэтку мужчины на коне, зеленый кувшин, разрисованный черными птицами и розовыми цветами, который был выше Лизы. В одной комнате было полно книг, они занимали все стены, а в других комнатах стены были увешаны картинами или обшиты деревянными панелями. Еще в одной комнате вместо книг на стенах висели такие точно предметы, как тот, из которого мать выстрелила. Лиза не стала задерживаться там надолго.
В шкафу, стоявшем в другой комнате, было полно кукол в разных платьях, и Лизе очень хотелось бы потрогать их, вынуть из шкафа, ей этого ужасно хотелось, но она всегда слушалась матери, а если и не слушалась, то только когда знала совершенно точно, что мать об этом не догадается. Но, как правило, Лиза делала то, что ей было сказано, потому что боялась матери не меньше, чем любила ее.
Дверь, ведущая из этой комнаты в соседнюю, была закрыта. Лиза потянула за ручку, и ручка повернулась, но дверь не открылась. Она была заперта, и ключ отсутствовал. Конечно, Лизе сразу страшно захотелось попасть в ту комнату. Лиза подергала ручку, но без толку.
В доме было три лестницы. К тому времени она научилась считать до трех… точнее, до шести. Лиза поднялась по самой большой лестнице и спустилась по самой маленькой, побывав в каждой спальне и взобравшись на один из подоконников: мать все равно не узнала бы, Лиза слышала, как внизу гудит пылесос. Из окна была видна плоская зеленая равнина, по которой должен был пройти поезд, и Лизе очень хотелось это увидеть.
Если в то время она еще не могла оценить красоту, то освещение она оценила, потому что свет заливал все уголки дома. В нем не было ни одного темного угла или сумрачного коридора. Даже когда не сияло солнце, как это было в тот день, ясный кристально чистый свет наполнял каждую комнату, и все вещи сверкали — хрусталь и фарфор, серебро, и медь, и позолота на лепнине и на карнизах. Самую большую лестницу украшали цветы и фрукты, вырезанные по дереву по обеим ее сторонам, и резьба ярко блестела, но Лиза думала тогда только о том, как ей хочется скатиться вниз по полированным перилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54