Шон сказал:
— Ты рассказываешь о том, что случилось пять лет назад, верно?
Лиза кивнула. Они лежали теперь в постели, тесно прижавшись для тепла друг к другу под двумя стегаными одеялами. Шон купил второе одеяло, увидев его на подходившей к концу распродаже. В фургоне по ночам стоял пронизывающий холод, но если они оставляли включенным обогреватель, утром на стенах образовывались капельки и струйки воды и подушки становились влажными. Лиза, голова которой покоилась на плече Шона, чьи руки крепко обнимали ее, думала о теплых сухих неделях, о своей спальне с широко открытыми по ночам окнами, уроках, уроках, уроках каждый день в саду и об Ив, которая говорила:
— Видишь, если бы ты ходила в так называемую приличную школу, у тебя сейчас были бы каникулы, ты ничему не училась бы, а просто бегала бы на воле.
— Это было, наверно, во время бури? Или, как говорили, урагана? Я помню, потому что мне тогда только что исполнилось шестнадцать, я получил свою первую работу и должен был вставать в пять утра. Я был дома в кухне, готовил себе чай, и дуб, который рос у двери, вырвало с корнем, и он проломил крышу. Это была всего лишь пристройка с односкатной крышей, наша кухня, и крыша раскололась, как яичная скорлупа. К счастью, я быстро отскочил, сообразив. Это был, должно быть, сентябрь.
— Это был октябрь. Октябрь, пятнадцатое число.
— Какая память! Думаю, у вас в Шроуве повалило много деревьев. Поэтому ты запомнила, верно? День Урагана, последний день, которому она дала имя.
— Ты не должен торопить меня, Шон. Я скоро подойду к этому. Ураган наделал много бед в Шроуве, мы оказались в одном из самых пострадавших мест, и ты поймешь, почему я помню это, точную дату и все остальное. Но сначала произошло нечто другое.
Надворные постройки в Шроув-хаусе использовали редко. Когда-то там были конюшни и был каретный сарай. Конюшни были построены в том же архитектурном стиле, как дом, из маленьких красных кирпичей с белой облицовкой, фронтон центрального здания и над ним башня с часами, циферблат которых был синим, а часовые стрелки позолочены. Флюгер на башне был в виде бегущей лисицы с вытянутым пушистым хвостом.
Мистер Фрост держал в конюшне, слева от каретного сарая, свои газонокосилки, большую, на которой он ездил, и маленькую, которой окашивал цветочные клумбы. Там хранили и другие садовые инструменты, а также приставную лестницу и мощный пылесос. Насколько Лиза знала, никто никогда не ставил в конюшни машины. Возможно, это и было при жизни старого мистера Тобайаса, но Джонатан всегда оставлял свою машину во внутреннем дворе перед конюшнями, и гости также оставляли там свои машины. Конюшни были, по правде, бесполезны, никто в них не заходил, и их не сносили, как объяснил Лизе Джонатан, только потому, что они были красивыми, а также занесены в список. Это означало, что они имеют историческую ценность и их нельзя разрушать.
Лиза никогда не бывала внутри, хотя как-то раз видела, как мистер Фрост выехал из секции около каретного сарая на маленьком тракторе, который тащил косилку. Она пришла обыскать конюшни как последнее укрытие.
Много лет она уже не нуждалась в библиотечной стремянке, чтобы дотянуться до верха картинной рамы, где лежал ключ от телевизионной комнаты. К двенадцати годам Лиза была почти такого же роста, как Ив, и обещала намного перерасти ее к тому времени, как станет взрослой. Так или иначе, Ив давно не прятала ключа и далее не вынимала его из замка. Она, должно быть, решила, что теперь Лиза слишком взрослая, чтобы поддаться чарам телевизора, слишком зрелая, чтобы интересоваться тайнами запертой комнаты, или вполне приспособилась к строго уединенному образу жизни. В те дни Ив даже затаскивала в ту комнату пылесос в присутствии Лизы и, казалось, считала естественным, что дочь даже не спрашивает, что это за коробка с экраном.
Стремянка, которую ей не удалось найти, понадобилась Лизе с совершенно иной целью, именно с той целью, для которой она была предназначена. «Исповедь английского курильщика опиума» стояла на верхней полке, до нее было не дотянуться. До книги, вероятно, не дотянулся бы и Джонатан, а его рост был шесть футов три дюйма. Хотя Лиза знала, что прошло два года с тех пор, как она отнесла лесенку обратно в библиотеку, и что она несколько раз пользовалась ею с тех пор, она все же поискала стремянку за длинными шторами в маленькой столовой.
Вернувшись в библиотеку, Лиза поняла, почему лесенку переставили. В темном, самом дальнем от окон, углу стояла новая лесенка — на этот раз деревянная, возможно, из темного дуба и почти невидимая на фоне темного дубового паркета, где кончался ковер. Вообще-то это была вовсе не стремянка, она больше походила на пролет лестницы, состоявший из трех ступенек. Но Джонатан, вероятно, прихватил стремянку с собой, когда уезжал в августе. Даже не пытаясь сдвинуть ее с места, Лиза поняла, что и встав на последнюю ступеньку она все равно не дотянется до верхней полки.
Она обшарила весь дом в поисках пропавшей стремянки. Ив сказала, что Лиза недостаточно взрослая, чтобы читать Куинси, она не поймет «Исповеди», у нее будет уйма времени, чтобы прочитать книгу, когда она станет старше. И Лизе даже не очень хотелось достать эту книгу, когда она пришла в библиотеку. Заглавие привлекло ее внимание, так как казалось, что оно имеет какое-то отношение к тем наркотикам, рассказ о которых она слышала по телевизору. Но теперь ей захотелось достать эту книгу. Она захотела ее, потому что не могла ее получить, не могла добраться до нее, книга стояла там, под потолком, в выцветшем синем переплете с выцветшими позолоченными цветами на корешке, самоуверенно расположившись на недосягаемой высоте, никем не востребованная многие годы, возможно лет сто.
Стремянки не могло быть ни в одной из спален, но Лиза обыскала спальни. Она нашла одежду, которая, должно быть, принадлежала Виктории, в гардеробе той спальни, которую Лиза всегда считала самой красивой, большой светлой комнате, окна которой выходили на заливные луга у реки. Там висели юбка, джинсы и зеленая шелковая рубашка, которая была на Виктории, когда Лиза увидела ее впервые. Там была также вышитая белая хлопчатобумажная ночная сорочка и такого же цвета халат. Похоже, что Виктория спала в этой комнате, тогда как Джонатан спал в большой комнате в передней части дома. Стремянки не было и там, и ни в одном из стенных шкафов, не нашла она ее и внизу, в комнатах, расположенных рядом с кухней, в подсобке, буфетной, прачечной, продуктовом шкафу и кладовой.
Лиза вышла из дома и направилась к конюшням. Она слышала приглушенное жужжание газонокосилки мистера Фроста, доносившееся с участка лужайки за кустарниками. Конюшни никогда не запирали. У них не было замков на дверях, хотя на каретном сарае висел замок, соединявший ручки двойных дверей. Непонятно почему, но Лиза оставила напоследок осмотр той части, где держали газонокосилку, что было странно, потому что это было самым подходящим местом для стремянки. За исключением места, где держали инструменты, конюшни были совершенно пусты. Она не смогла открыть двери каретного сарая, но заглянула в них сквозь щель. Это были старые двери с довольно большой щелью между створками. Лизе удалось только разглядеть, что внутри стоит машина.
Стремянка была прислонена к стене между тем местом, где стоял трактор, и маленькой газонокосилкой. Лиза забрала стремянку в дом, отнесла в библиотеку и взобралась по ней, чтобы достать «Исповедь английского курильщика опиума». Лишь когда она спускалась с книгой в руке, ее внезапно совершенно потрясла мысль, что в каретном сарае, где прежде было пусто, стоит машина.
Мистер Фрост был теперь на виду — он объезжал на своем тракторе по кругу большую лужайку, на руках у него были перчатки, на ушах — теплые повязки. Он не видел ее. Лиза поставила на место стремянку, потом, основательнее продумав предстоящий план действий, снова вынесла стремянку и прислонила к запертым дверям сарая. Высоко наверху, под фронтоном, были два маленьких окна.
Лиза поднялась на верхнюю ступеньку. Она забралась достаточно высоко, чтобы заглянуть внутрь сарая поверх подоконника. Машина стояла на полу посередине, и вокруг было полно свободного места. Даже забравшись так высоко, Лизе не удалось рассмотреть марку машины, но она увидела пластинку регистрационного номера с буквой, стоявшей после цифр, а не перед ними. В сарае было не очень темно, и Лиза разглядела цвет машины: темно-коричневый, жженая сиена из коробки с красками Бруно. Бруно уехал, но это была машина Бруно, «ланчия», которая принадлежала матери Бруно в течение десяти лет и проехала только семь тысяч миль.
Звук приближающейся газонокосилки заставил ее оглянуться. Мистер Фрост слез со своего трактора, чтобы открыть двери конюшни. Он никогда не тратил лишних слов, он был не из тех взрослых, которые обязательно поинтересовались бы, что она делает.
— Смотри не упади, — сказал он.
Возвращаясь домой с книгой в руках, Лиза вспоминала ту ночь после отъезда Бруно, как она так неспокойно спала и видела так много снов, что утром не знала, что ей приснилось, а что было наяву. Машина, шум которой она слышала… это была машина Бруно. Она слышала, как Ив перегоняла машину Бруно сюда, чтобы спрятать ее в каретном сарае.
Шон заснул.
Лиза гадала, как давно он спит и в каком месте ее рассказа он перестал слушать. Шехерезада. Засыпал ли король, или султан, или кто там он был, пока она рассказывала свои истории? И не было ли это действительной причиной того, что сказки свои она так и не доводила до конца? Потому что ее муж засыпал первым?
Шон слегка похрапывал. Лиза перевернула его на другой бок, спиной к ней. Еще об одном она думала: занимались ли Шехерезада и султан любовью, прежде чем она приступала к своей истории, или посреди ее, или когда-нибудь в другое время? Они, должно быть, делали это, иначе зачем бы ему жениться на всех этих женщинах, верно? Об этом ничего не было сказано в книге, которую она читала. И не должно было быть, подумала Лиза, такие вещи удаляют из изданий, предназначенных для детей. Даже для детей, которые видели то, что видела она.
Невидимая в темноте, она снисходительно улыбалась про себя над слабонервным Шоном. Лиза не рассказала ему о том, как пахли испачканные тряпки, а также, щадя его чувства, умолчала о красных отпечатках пальцев на каменном полу маленького замка. Наверху, под сводчатым потолком, среди балок, паук поймал ночную бабочку «мертвая голова» в свою пыльную паутину. Шон не захотел бы услышать и об этом, редкая ночная бабочка давно погибла, запутавшись в пыльной паутине, но рисунок черепа на ее спинке все еще слабо поблескивал.
15
Заброшенный аэродром поблизости от места, где стоял автоприцеп, позволял Лизе учиться водить машину. Шон садился на место для самоубийц — как он это называл, — а она гоняла по старым взлетно-посадочным полосам и учила разворот в три приема около полуразрушенного ангара.
— Ты сдашь свой экзамен на самую высокую оценку, — сказал Шон.
С наступлением ноября Лиза все чаще и чаще думала об Ив и о суде над ней, который должен, конечно, состояться. Сейчас Лиза жалела, что раньше, имея на то возможность, она не разузнала больше насчет преступлений, правосудия и судебных разбирательств. Ив, наверное, знала все это и могла бы рассказать ей.
Например, будут ли держать Ив здесь, в этом городе, откуда когда-то отправлялся поезд? Или ее будут судить далеко, в Лондоне, в том месте, которое, кажется, называется Ньюгейт? «Надо мне когда-нибудь выбраться в Лондон, — думала Лиза, — абсурдно ни разу не побывать в Лондоне, даже Шон ездил в Лондон». И надо начать покупать газеты, но Лиза не знала, какую выбрать. Лиза уже видела достаточно газет и знала, что тонкие газеты с крупными заголовками напечатают только самые сенсационные или сексуальные части процесса, в то время как толстые газеты, с фотографиями политических деятелей, могут не напечатать вообще ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54