А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Сверху вроде одна царапина, а внутри уж крови дополна натекло. Выжил, конечно, но помаялся.
— Пуля м-мимо прошла…— отстраняясь от дерева, пробормотал Вредлинский. Я слышал ее…
— Ну тогда слава богу! — Стас оскалил стальные зубы. — Если пулю слышал значит, не твоя. Не сердитесь, Эмиль Владиславович? Я ведь толканул-то вас очень резко… Не ушиблись?
— Пустяки, — уже почти нормальным голосом отозвался Вредлинский. — За что сердиться? Ты мне жизнь спас.
— Все одно малость недоглядел. Мне бы надо раньше вперед выскочить, может, тот козел и вовсе не рискнул бы соваться. А так пришлось прыгать и сшибать вас — этот гад уже пушку дергал. Кто раньше шмальнул — я так и не понял. Он промазал, ну и я не лучше — вскользь по дверце саданул. Если б он по второму разу приложиться захотел, я б его завалил. Но этот хмырь, блин, сообразительный попался. Сразу прикинул, что стоит открыто, а я уже за дуб откатился. Прыткий, падла, оказался — сиганул через капот за машину. Был бы у меня ваш «глок» — я б их достал… А так он пригнулся, в дверцу — юрк! Водила по газам — фьють! Только их и видели. Номер грязью замазан — не рассмотрел.
— Ты молодец, молодец… — рассеянно произнес Вредлинский. — Прекрасно сработал…
— Ментов будем вызывать? — деловито спросил Стас. — Или домой пойдем?
— Нет, мне обязательно надо быть у Манулова! — с неожиданной твердостью произнес Эмиль Владиславович.
— Как скажете… — пожал плечами Стас, хотя, конечно, крепко удивился. Насколько он знал своего босса, тот отвагой не отличался. По идее, Вредлинский должен был со всех ног рвануть домой, запереться там и сидеть безвылазно.
До мануловского дворца они добрались без каких-либо приключений. Однако вот тут-то и последовала самая печальная для Вредлинского неожиданность.
Их даже не пустили внутрь ограды. Охранник — русский, но похожий на гориллу гораздо больше, чем те негры, которые обычно сопровождали Манулова, даже не поглядел на «кандидатский перстень» Вредлинского, который тот показал, просунув левую руку в маленькое окошечко-амбразуру, которое охранник открыл в калитке.
— Пал Николаич с утра в Нью-Йорк улетел, — сообщил он, почти не разжимая зубы. — Когда обратно будет — не сказал. Клуб закрыт до его возвращения. Всего хорошего!
И захлопнул «форточку», едва не прищемив Вредлинскому пальцы.
— Коз-зел! — прокомментировал работу коллеги Стас.
— «И пошли они, солнцем палимы…» — горько процитировал Вредлинский, отходя от калитки.
Впрочем, когда они уже удалились метров на двадцать от ворот, за спиной послышались торопливые шаги. Стас, сунув лапу за борт куртки, обернулся. Эмиль Владиславович тоже посмотрел в ту сторону. Их догонял какой-то темноволосый, кудрявый и худощавый юноша в коричневом плаще нараспашку.
— Господин Вредлинский! — окликнул юноша. — Будьте добры, задержитесь…
— Внимательней! — предупредил шепотом Стас. — Такие тоже иногда стреляют…
Но юноша стрелять не собирался. Когда он приблизился, то вручил Вредлинскому черный конверт, украшенный золотистым вензелем Николая II.
— Павел Николаевич просил вручить вам в собственные руки, — заявил юноша.
— По-моему, мы раньше никогда не виделись, — заметил Вредлинский, — вы уверены, что отдаете конверт тому, кому следует?
— Уверен, — ответил тот. — И больше никаких комментариев.
После этого кудрявый быстро убежал в калитку. Вредлинский на ходу открыл конверт, запечатанный сургучной печатью, и выдернул из него открытку с портретом Николая II — точно такую же, как те, на которых были оттиснуты золотом «священные цитаты». Однако на сей раз на развороте открытки находилось стандартное сообщение, что в связи со срочным отбытием магистра-председателя братства в Нью-Йорк очередное заседание переносится на 20 октября 1999 года.
— Вот тебе и прятки! — присвистнул Вредлинский и тут же решительно добавил:
— Но чай к Георгию пить все же пойдем! Как раз после прогулки по архиерейскому лесу…
Стас, конечно, вслух ничего не сказал, но посмотрел на своего босса с легкой тревогой. Не иначе, беспокоился, не повредился ли тот в уме после перестрелки на дороге.
Вредлинский заметил недоуменное выражение на физиономии Стаса и усмехнулся:
— Иногда я говорю странные вещи, но тебя это не должно волновать… Скажи лучше, как профессионал, эти типы еще вернутся?
— Те, что на «Форде»? Вам виднее. Смотря с кем ссорились и как, — хмыкнул Стас. — Прикиньте, кому должны, кто вам должен, не наезжал ли кто на вас… В принципе скажу как на духу: ежели вас захотят убить, то убьют. С одним отбойщиком не отмашетесь. Надо еще пару, а то и трех. Хотя, если за вас совсем крутые взялись, и этого не хватит.
— Стас, — пробормотал Вредлинский, — ты уверен, что это охотились именно на меня?
— Не знаю, Эмиль Владиславович, всяко бывает. Напали ведь при свете, значит, лицо хорошо видели. Ночью — другое дело. Там по одежке обознаться могут, машину перепутать, не на тот дом нацелиться. А здесь — навряд ли. Другое дело, что работали они как-то слабенько…
— Что значит — слабенько?
— Ну, не так, как нормальные киллеры работают. Либо это барахольщики какие-нибудь, любители, либо вообще просто припугнуть хотели.
— Припугнуть?! Зачем?
— Опять же сами у себя спрашивайте. Один вариант могу подсказать. Охота, к примеру, ребятам навязать вам охранные услуги. Одни имитируют покушение: налетают, морду бьют или даже стреляют, но заведомо не до смерти. Через день-другой приезжают другие и говорят: «Командир, тебя братки — допустим, „коптевские“ — за что-то не полюбили. Но мы — к примеру, „солнцевские“ — тебя прикроем. Выделим тебе охрану, однако возьмем с тебя четыре штуки баксов в месяц. Плати аванс — и спи спокойно. Не заплатишь — копи деньги на похороны, ничем помочь не сможем». Самый смех, что они и не «солнцевские», и не «коптевские», а какие-нибудь «люберецкие» или «тушинские», а кроме того, и те, что наезжали, и те, что охранять предлагали, — из одной конторы.
— Ужас какой! — сорвалось с побледневших губ Вредлинского.
— Что делать — жизнь такая. Если знаете, кто на вас наезжает и чего просит, лучше заплатите с ходу. Так дешевле выйдет.
— В том-то и дело, что я понятия не имею, кому все это надо! — простонал Вредлинский. — Я же не миллионер! Что с меня можно взять?
— Если сами не знаете, то вам еще на этой неделе все популярно объяснят, пообещал Стас с твердой уверенностью. — Или по телефону позвонят, или сами приедут…
Вредлинский шел я думал уже не о мистических материях. Безусловно, Стас прав. На дорожке было достаточно светло, чтоб бандиты не смогли перепутать его физиономию с какой-то другой. Они ждали именно Вредлинского и никого иного. А раз так, то причастность к этому покушению Манулова становилась почти однозначной. Кто, кроме него, знал, что Эмиль Владиславович вечером пойдет на собрание братства? Никто! Конечно, кроме тех, кому он об этом сообщил. И хотя проклятый Пашка еще утром улетел в Нью-Йорк, он не стал звонить старому другу Миле-Емеле насчет того, что собрание переносится! Вполне бы мог сделать это хотя бы из машины по дороге в Шереметьево-2. Но не сделал. Правда, он какой-то конвертик с уведомлением оставил, но это курам на смех! Ждать, пока Вредлинский придет сам, чтоб вручить «в собственные руки»? Сущий кретинизм! Все тот же курчавый мальчик мог бы привезти это письмо прямо на дачу Вредлинского, благо тут и ехать-то всего ничего!
Все это означало только одно. Манулов поверил в то, что история с Василисой была разыграна по «сценарию» Вредлинского. Либо после получения каких-то дополнительных сведений в субботу, либо вообще еще с пятничного вечера, несмотря на то, что тогда он вроде бы отказался от обвинений в адрес Эмиля Владиславовича.
А что ему еще было делать? Убивать Вредлинского в своем «дворце»? Конечно, там можно было и труп надежно спрятать, и даже вовсе сжечь, но ведь Аля и дети знали: Вредлинский пошел к Манулову. Значит, нельзя исключить того, что перепуганная родня пропавшего без вести натравит на Манулова прокуратуру и милицию. Кто его знает, какие силы еще подключатся: ФСБ, ФСНП, ФАПСИ — и что все эти службы смогут накопать, даже если не найдут ни порошинки от исчезнувшего драматурга. Нет, в пятницу Манулов не мог позволить себе такой роскоши. Но и отпускать Вредлинского домой в неустойчивом состоянии было опасно. Во-первых, он мог сдуру покончить с собой, и Александра Матвеевна могла бы связать этот печальный финал с посещением Манулова. Во-вторых, Вредлинский мог очертя голову броситься в ФСБ и рассказать там что-нибудь лишнее. Наконец, если Вредлинский действительно был вовлечен в какую-то игру против Манулова, то мог сообщить своим боссам о том, что угодил под подозрение, и те приняли бы какие-нибудь экстренные меры против Павла Николаевича…
Вот поэтому-то «мистер Пол» и решил сделать вид, будто поверил в чистоту и непорочность своего приятеля. Убедил в этом «Емелю», выиграл время на то, чтоб вовремя смыться. Во-первых, снял с Вредлинского, как с куста, восемь тысяч баксов безо всякой расписки и ведомости, во-вторых, заказал билет до Нью-Йорка, чтоб даже в случае провала операции против Вредлинского оказаться вне пределов досягаемости российского правосудия и бандитов, а в-третьих, нанял киллеров, которые должны были отправить бывшего однокашника на тот свет, когда тот, ничего не подозревая, пойдет на заседание братства…
Итак, некий виртуальный «прокурор», сидевший в голове Вредлинского, огласил свое обвинительное заключение. Однако сразу же после этого слово взял, опять же виртуальный, «адвокат».
Стержнем своей речи в защиту Манулова этот «адвокат» избрал предупреждение, которое Пашка сделал Вредлинскому в самом конце той самой острой беседы, которая происходила в пятницу. Привыкший к образному, драматургическому мышлению, Вредлинский даже нарисовал в своем воображении некую сценку, где роль «адвоката» почему-то играл его сын Вадим.
«Господа присяжные заседатели! — звонко произнес „защитник“. — Я обращаю ваше внимание на одну фразу, произнесенную гражданином Мануловым в беседе с потерпевшим:
»…Учти, возможно, что следующим ходом во всей этой игре может стать твое убийство…» Безусловно, уважаемому обвинителю хочется трактовать ее как некую угрозу в адрес Вредлинского. Однако спешу напомнить вам, что до этого мой подзащитный упрекал потерпевшего в том, что тот его, выражаясь на специфическом жаргоне, «подставил». Цитирую:
«И все концы в воду, вот что славно! Василиса ничего не скажет, Евсеев ничего не скажет, и даже киллеры ничего не скажут, потому что их тоже убрали. Фотография-улика, естественно, уничтожается, господин Вредлинский остается чистым и честным, а вот господин Манулов, визитку которого находят рядом с трупом, попадает под колпак органов, и не МВД, а ФСБ, поскольку я американо-израильский гражданин — ЦРУ и МОС-САД в одном флаконе!»
Я спрашиваю вас, а вы спросите себя, господа присяжные, разве мог быть мой подзащитный заинтересован в смерти потерпевшего? Нет, нет и еще раз нет! Ибо тогда действительно реализуется ситуация «все концы в воду», которая в самом легком случае полностью подрывает деловую репутацию моего подзащитного, а в худшем — ведет его на скамью подсудимых. Ведь Вредлинский в принципе единственный человек, кто мог бы отвести от Манулова подозрения в организации убийства Евсеева…»
Насколько убедительно прозвучала эта речь для виртуальных присяжных, Вредлинский придумать не успел. Стас крепко сцапал его за плечо и вывел в жестокую реальность.
— По-моему, они от нас еще не отвязались…
ВТОРАЯ ПЕРЕСТРЕЛКА
— Что? — испуганно прошипел Вредлинский.
— Вон там, справа, видите?
Сумерки уже совсем сгустились, и над дорожкой засветились желтые огни светильников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77