На нее навалились одновременно Синди и Джерри, которые правильно поняли все, едва увидели наставленные на себя автоматы, и очень вовремя отреагировали, когда Соледад рванулась к упавшим пиратам, чтобы заполучить в руки их оружие. Мэри некоторое время не вмешивалась, а затем подошла к месту свалки и придавила Соледад к земле. Стриженая медведица, как я уже имел
честь отметить, весила порядочно.
Я отобрал у одного из мертвецов автомат и пристрелил того, что корчился с пулей в животе. Я ничего не понимал в полостной хирургии, и выстрел в голову был единственным средством, которое я мог предложить для облегчения страданий несчастного негодяя.
Пока я занимался благотворительностью, Соледад скрутили, связав ей запястья бюстгальтером. Ругань, которую извергала ее глотка, я приводить не стану, ибо она была неподражаемо-виртуозна и уснащена столь сильными выражениями, что моя постаревшая память отказывается мне служить, едва я их вспоминаю.
Но тут, когда я еще не совсем осознал, что произошло, и не успел подумать, что делать дальше, валявшаяся на земле рация, которую уронил уже покойный Варгас, вдруг запищала.
— «Орион» вызывает Соледад, отвечайте. Прием. Несколько секунд я думал, что может последовать, если этот вызов останется без ответа. Потом я подошел к Соледад, извивающейся на земле, словно раздавленная гадюка, сел ей на спину, придавив связанные запястья к пояснице и приставил к затылку автомат. Ругань прекратилась.
— Ты очень хочешь жить? — спросил я, испытывая удовлетворение от того, что могу одним легоньким движением пальца вышибить мозги из-под этих пышных, сверкающих угольным блеском волос.
— Что ты от меня хочешь? — прохрипела она.
— Благоразумия, девочка, — сказал я тоном священника на исповеди, — не делай глупостей, и ты останешься жива. Ведь это так просто — ответить по «токи-уоки» на «Орион», что у вас все в порядке, что все лишние уже на том свете… Я успел к тебе привязаться и мне жаль раскалывать твою симпатичную головку.
Я нажал переключатель на передачу, и Соледад ответила:
— Слушаю! Слушаю вас, «Орион».
— Извините, сеньора, срочное сообщение. Радиостанция поста ООН приняла шифрованную телеграмму, следом идет открытый текст: «Подтвердить получение и ответить тем же шифром». Что делать?
— Скажи, что подумаешь, и через пять минут ответишь.
Соледад подчинилась. Конечно, эти пять минут думала не она, а я. Ясно, что пираты никаких шифров ООН не знают, как не знают и условного сигнала о подтверждении приема. Весьма вероятно, что в случае неподтверждения какой-нибудь начальник тут же отдаст приказ, и к острову двинутся корабли бразильского флота. Правда, это было бы совсем неплохо, если бы мне не пришлось потом объяснять, откуда и зачем я прибыл на Сан-Фернандо. У меня никаких документов, официально я не выезжал из Штатов и, чего нельзя было исключить, — давно уже числюсь погибшим в автомобильной катастрофе и похороненным на католическом кладбище в каком-нибудь Джордж Вашингтон-виллидж, штат Юта. (Никогда там не был и не уверен, что есть такой городишко.) Все это могло в конечном итоге закончиться плохо. Например, мистер Хорсфилд, о котором я так поздно узнал, может захотеть, чтобы я не воскресал, а очутился там, где мне положено лежать…
Поэтому, после некоторых раздумий, я ответил:
— Передай, чтобы они снимали охрану со склада, где заперты бразильцы, а затем быстренько грузились на «Орион» и полным ходом уходили на Хайди. Скажи, что мы пойдем на «Дороти»…
Соледад повторила все, как надо, и я погладил ее по волосам.
С горы было хорошо видно, как заворочалась команда на «Орионе». Яхты расцепились, заурчали лебедки, снимающие «Орион» с якорей, затем он с помощью дизеля отошел от «Дороти», развернулся на середине лагуны и двинулся по направлению к выходу. По другую сторону хребта несколько черных фигурок побежали к пирсу, и вскоре оттуда отчалила моторка. «Орион» вышел из пролива и застопорил ход у выхода из западной лагуны, чтобы принять на борт лодку. После этого на пиратской яхте врубили газотурбинную установку, и «Орион» с огромной скоростью понесся в направлении Хайди. Как раз в это время солнце уже наполовину село.
— Так, — сказал я, — переодевайтесь в черное. Брезгливость засуньте себе в задницу!
Никто не возражал. Я влез в комбинезон Варгаса, с трех остальных сняли одежду и оружие Синди, Мэри и Джерри. Марсела уже пришла в себя, но ей пришлось идти как есть. Соледад заткнули рот и поверх кляпа еще завязали повязкой. Я повел ее перед собой. Ведь еще оставался один охранник у лодки…
Когда мы спустились, было уже совсем темно. Охранник привстал, сделал нам шаг навстречу и произнес:
— Ну, слава Богу, сколько ждать можно… Конечно, он дождался. Автомат коротко крякнул, и темная фигура осела на песок. Марсела автомат взяла, но надевать черное отказалась. Впрочем, нам оставалось только добраться до «Дороти». И все же я опасался, что пираты оставили человек пять на яхте.
Моторкой я управлял сам. Мы подошли к неосвещенной яхте, забросили кошку. Я кое-как вскарабкался на борт, сбросил штормтрап и помог влезть Мэри, которая привела в действие стрелу. Лодка вместе со всеми была поднята на борт.
— Пока вы занимались сексом, — сообщила Мэри, — я починила компьютер, и теперь все у нас в порядке. Но дойти отсюда мы можем только до Гран-Кальмаро, дальше не хватит топлива.
— Ну, ладно, — согласился я, — пойдем туда.
— Заодно побываем на вилле, которую нам обещал подарить папа, — сказал Джерри. — Очень приличное место!
— Но мне хочется домой! — заныла Синди. — Мне уже осточертели все эти тропики.
— Господи, да ведь нам надо хоть чуточку подождать, когда вернется отец… — пробормотал Джерри.
— Твой отец вряд ли вернется, — сказал я довольно безжалостно. — Соледад подстроила ему авиакатастрофу.
Джерри побледнел. В салоне, где мы сидели, было яркое освещение, и разглядеть это было нетрудно.
— Вы знали об этом и молчали?! — вскричал он, и я пожалел, что дал автомат ему, а не Марселе.
— Да, да! — заорала и Синди. — Может быть, вы, мистер Родригес, все-таки объясните, что у вас за разлад в семействе? Или ваша супруга решила прикончить вас просто из ревности?
— Идиотизм, — пробормотала Мэри.
— Знаете что, господа, — позволил я себе заметить, — если бы не я и не малышка Марсела, то все мы сейчас находились бы на пути к Акульей отмели, где разбился самолет вашего отца. Там необычайно прожорливые белые акулы длиной в двадцать футов каждая, и к утру мы успели бы перевариться у них в желудках. А если бы я во время переговоров с вами начал играть не в ту игру, какую подготовила мисс Соледад, то все мы попали бы туда еще вчера днем, но перед этим нас хорошенько помучили бы.
Соледад завертелась на своем стуле и замычала что-то через повязку.
— Вы хотите что-то сказать, мисс? — осведомился я и, размотав повязку, вытащил кляп.
— Скотина! — следом за кляпом изо рта моей крошки посыпались слова, одно нецензурней другого. Однако весь основной запас тюремной брани Соледад, как видно, исчерпала еще на горе, потому что на сей раз ее ругани не хватило даже на пять минут.
— Надо же, — заметил Джерри, когда Соледад притихла, — а ведь как изящно выражалась при разговорах на деловые темы! Производила впечатление вполне культурной женщины…
— Да, — сказал я с сожалением, — по-моему, Соледад, ты еще не вполне поняла, что произошло. За ту подлость, которую ты устроила на горе, я с удовольствием прикончил бы тебя таким способом, который даже тебе, дырке вонючей, в голову не приходил! Ей-Богу, я насадил бы тебя на крючок, привязал к корме яхты и волок так до тех пор, пока на тебя не клюнула акула!
— Да что вы говорите! — всплеснула руками Синди.
— Анхель! — выкрикнула Соледад почти умоляюще, похоже, приняв все за чистую монету. Возможно, на моей физиономии она прочитала нечто неприятное.
— Что «Анхель»?! — проворчал я, чувствуя, что убить эту прекрасную гадюку все-таки не смогу — воспитание не позволит.
— Я же шутила! — воскликнула она. — У тебя нет чувства юмора! Я вовсе не собиралась вас убивать. Просто у меня возникла мысль, что неплохо бы вас напугать. Это такой оригинальный переход — от нежности к смерти.
— Сейчас ты можешь говорить все, что угодно. Если бы Марсела случайно не угостила очередью твоих холуев, то мы уже давно были бы нашпигованы свинцом.
Соледад заплакала, поникла, и мне стало ее жалко. Все-таки она была слишком красивая.
— Ладно, — сказал я, — Мэри, у вас есть где запереть эту дрянь?
— Да в любой каюте! — пожала плечами та. Я повел Соледад в свою каюту. Усадив ее со связанными руками на постель, запер дверь, отложил подальше автомат, а затем развязал руки. Соледад уткнулась в подушку и тихо плакала, шмыгая носом и всхлипывая.
— Перестань хныкать, — сказал я, — я знаю, что ты прекрасная актриса. Твои штучки действуют! Я уже начал думать, что ты и впрямь по-дурацки шутила… Но я ведь тебя спрашивал, шутишь ты или нет. А ты сделала серьезное лицо. Так когда ты играла, там или сейчас?
— Да, — зло призналась Соледад, — я хотела расстрелять вас, потому что вы все очень много знали, и таковы суровые законы жизни: не оставляй тех, кто знает о твоих деньгах. Я тебе могу сказать все, что я хотела делать дальше. Мы погрузили бы золото из клада Эванса и повезли бы его в Колумбию. У меня там есть связи, и я смогла бы положить в банк хорошую сумму. Потом мы бы взяли все, что осталось на «Санта-Фернанде», а под конец, когда все денежки лежали бы на моих счетах, я уничтожила бы всю свою команду вместе с яхтой и стала бы жить на проценты, ничего не делая, кроме как проворачивая кое-какие делишки через прорывные программы Джерри Купера…
— Вот это на тебя похоже, — согласился я. — Все?
— Нет! — взвизгнула Соледад. — Не все! Я бы не могла убить тебя! За те дни, что мы вместе, я полюбила тебя! Да, полюбила!
— «Мыльная опера» — так определил я этот жанр. — Ты хочешь меня разжалобить? Напрасно, малышка, ты считаешь меня круглым дураком… Кстати, а Джерри ты, случайно, не собиралась помиловать, или тебе уже не нужны его миллиончики?
Соледад, опухшая от слез, подняла лицо от подушки. Она, подурневшая, растрепанная, исцарапанная, вызывала у меня мерзкое сомнение в самом себе. Я все больше ощущал себя подлым садистом, издевающимся над беззащитной, честной и порядочной женщиной.
— Ты ведь лжешь все время, на каждом шагу, походя, — проворчал я, пытаясь подавить в себе жалость, но при этом непроизвольно обнял Соледад за плечи. — Ты все время говоришь одно, а думаешь другое, и от тебя можно ждать чего угодно! Если бы ты не пристрелила на моих глазах старика профессора и не отдала Астрид на растерзание своей банде, я бы мог думать, что ты из баловства плетешь всякие ужасы, а на самом деле — мухи не убьешь. Но когда ты влепила Бьернсону пулю в лоб, с легкостью и гнусными шуточками, — тут, знаешь ли, я поверил во все остальные ужасы. Даже в то, что ты приготовишь из моего члена кровяную сосиску…
— Да, все, что я тебе говорила, — правда. Я исповедалась перед тобой! Потому что ни к одному падре я уже не смогла бы подойти. Мне назначен ад, это я знаю.
— Господь разберется, — сказал я очень сердито, но при этом положил ей руку на грудь и стал рассеянно поглаживать прохладное тело, такое нежное, ласковое… на ощупь! Соледад прикрыла глаза, откинулась на мою руку, я опустил ее на подушку и, ужасаясь тому, что никак не могу преодолеть дьявольскую власть этой жуткой женщины, стал сдергивать с нее одежду… Бесстыжая каналья! Она умела подать себя даже человеку, которого чуть-чуть не скормила акулам!
— Анхель, — простонала она, — я так виновата… Я страшная, гадкая, мерзкая… Убей, убей меня!
Сейчас у меня были другие планы, и я не принял это всерьез. Но Соледад, извиваясь у меня в руках, шептала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102