Теперь, когда они восстановились, я поняла, что этого недостаточно. Тем не менее, мои чувства развивались. Когда я мечтала, как другие женщины, об объятиях Клэра и его поцелуях, дрожь, которая пробегала по мне, была не только от восторга. Я хотела любви, но боялась ее, и с течением времени двусмысленность моего положения становилась все невыносимее.
Письмо от тети — единственное известие, которое я получила от нее, заставило меня это понять. Я с трудом разбирала ее размашистый небрежный почерк и вздрагивала, читая ее откровенные замечания о жизни замужней женщины. Теперь, когда я была замужем, она дала волю своему язычку. Она поздравляла меня с тем, что я обрела «такого сильного здорового мужика» в качестве мужа, и удивлялась, почему до сих пор нет сообщений об ожидающемся наследнике.
«В этом только твоя вина, дорогая племянница, потому что, если верить слухам, Клэр уже доказал свои возможности в различных гостиницах и домах свиданий».
Я уже готова была выбросить с отвращением это дурно написанное послание, когда фраза из следующего абзаца привлекла мое внимание и заставила сильнее забиться мое сердце. «Наш молодой музыкальный друг» — так начиналась эта фраза, и последующие строки взволновали меня еще больше.
Какой-то незнакомец посетил квартиру моей тети — от дорогостоящего дома она отказалась, — чтобы навести справки о «нашем друге». Незнакомец представился частным поверенным, интересующимся музыкантом по просьбе клиента, но тетя потребовала доказательств его честных намерений. «Такую отвратную личность трудно себе представить, — писала тетя. — С такой плутовской ухмыляющейся физиономией, с волосами, словно приклеенными к голове, в лоснящейся одежде, он вряд ли мог вызвать у кого-либо доверие в качестве поверенного».
Из письма я поняла, что «отвратная личность» обладала ценным качеством убеждения — предложила деньги. Короче, тетя с удовольствием выложила ему всю информацию, каким бесценным парнем был «наш друг». Я ни на минуту не сомневалась, что тетя рассказала поверенному все потрясающие факты моего несостоявшегося побега. Что касается следов Фернандо, здесь моя тетя оказалась не в силах помочь; по ее мнению, Фернандо сбежал за границу через неделю после «того известного тебе события, которое ты хорошо помнишь».
Это письмо потрясло меня. Я, естественно, сопоставила незнакомца, посетившего леди Расселл, с неприятным поверенным Клэра. Но все же казалось неправдоподобным, чтобы Клэр мог пойти на такое…
Чем больше я думала об этом, тем более вероятным оно мне представлялось. У меня не было доказательств, описание незнакомца было расплывчатым, его имени тетя не назвала. И все же, пытаясь объяснить безразличие ко мне Клэра, я хваталась за соломинку. Неужели он все еще сомневался в моей верности?
Во всяком случае, Фернандо исчез, что служило некоторым утешением. Теперь сама мысль о нем казалась мне отвратной, и я не понимала, как могла вообразить себя влюбленной в подобного типа.
Пришел сентябрь и вместе с ним резкое изменение в погоде. Знойные августовские денечки остались воспоминанием, их сменили туманные серые дни и холодные ночи. Непрекращающийся дождь не способствовал моим подопечным в деревне. Некоторые умерли, другие поправились, но всегда оставались страждущие.
Одной из жертв этой изнурительной лихорадки была мисс Флитвуд. Ее брат уверил меня, что ее жизнь вне опасности, но, конечно, она принимала посетителей; единственное, что я могла сделать для нее, — регулярно справляться о ее здоровье и посылать маленькие подарки в виде желе и фруктов. К тому же, представляя ее в уютном домике под присмотром слуг и преданного брата, я не могла не сравнить ее положение с судьбой больных жителей деревни и поэтому ничего не предпринимала.
Однажды, когда я совершала обход моих больных с корзинкой медикаментов, я оказалась перед закрытыми дверями.
Я отправилась домой в слезах и рыданиях. За обедом Клэр увидел мои красные от слез глаза и поинтересовался причинами. Я рассказала ему о случившемся.
— Они сказали, что это небезопасно, — закончила я свой рассказ, и слезы снова полились у меня из глаз. — Я так долго рисковала для них, а они больше не хотят меня видеть. Говорят, это не лихорадка, а что-то похуже. Я сказала, что болела брюшным тифом, но…
— Холера, — сказал Клэр скорее для себя, называя слово, которое я боялась произнести. Он сжал губы, и его лицо нахмурилось от раздражения. Я не поняла причину его гнева, пока он снова не заговорил:
— Когда я представляю вас стоящей перед этими гнусными лачугами и умоляющей впустить себя… Нет, я не сержусь на вас. Думаю, что у меня нет и на них злобы. Я не жду благодарности или понимания от этих мужланов.
— Они не мужланы, а просто несчастные больные люди. Клэр, не могли бы мы…
— Поговорим об этом потом. — Он поднялся. — На сегодняшний вечер я приглашен к Роулинсонам. У них собираются джентльмены из Йорка. Возможно, я там заночую. И если я не вернусь домой, не желаете ли вы поехать утром на прогулку и встретить меня? Теперь вы знаете дорогу, я полагаю.
Я оценила его попытку отвлечь меня от деревенской темы и, хотя я была не в настроении куда-либо ехать, согласилась. Вскоре после его отъезда пошел сильный дождь, и я не удивилась, когда позднее он не вернулся домой.
Клэр объяснил, что отправится домой утром после завтрака, поэтому я собиралась выехать пораньше. Дождь прекратился, но низкое небо все еще было закрыто тучами. Миссис Эндрюс попыталась отговорить меня от поездки.
— Вы промокнете до нитки и испортите одежду, — сказала она. — Их милость поймет, почему вы его не встретили.
Она сама не очень верила в свои доводы, и я знала отчего.
Просьбы Клэра мало чем отличались от приказаний, к тому же он был так любезен со мной в последнее время, что я не хотела чем-либо вызвать его недовольство. Поездка скорее представлялась мне удовольствием. Дождь практически прекратился, и ветер, раскачивавший верхушки деревьев, нес свежий, соблазнительный воздух.
Когда я пришла на конюшенный двор, Султана была уже оседлана, как я приказала, но моего верного конюха нигде не было видно.
— Где же Том? — спросила я старшего конюха, который придерживал мне стремя.
Он взглянул на меня искоса, и что-то пробормотал непонятное. Я решила, что Том удрал без разрешения, но некогда было думать об этом. Темнело, и я надеялась, что встречу Клэра неподалеку от дома. Конюх что-то выкрикнул мне вслед, когда я направлялась к воротам, но я торопилась и не остановилась на его крик.
Вначале мне нравилась поездка. Погода соответствовала болотам, в сером полумраке они казались дьявольски величественными и строгими. Я подумала о проклятом вереске и ведьмах, шепчущих заклинания над огнем; согнутые ветром ветви кустарников напоминали голые машущие руки, а клочья тумана метались из стороны в сторону.
Внезапно я очнулась от своих грез и увидела, что туман более не скапливается в низинах, а сгущается, окутывая меня со всех сторон.
Я остановила Султану резким рывком, отчего она встала на дыбы, и поняла, что, размечтавшись, я слишком далеко заехала. Дома уже не было видно, а до Роулинсонов было еще не близко.
Я не испугалась. Я считала, что не смогу потерять тропу; хотя туман сгущался и мешал обзору, я видела все еще несколько ориентиров. Прямо передо мной виднелось высокое нагромождение скальных пород странной формы; такие скальные островки то там, то здесь повсюду разбросаны по болоту. Прошло мгновение, и скользящее покрывало тумана закрыло его до самой верхушки.
Султана начала волноваться, почувствовав мою растущую обеспокоенность. Ее беспокойство явилось для меня новым источником тревоги. Я всегда немного побаивалась ее… Я попыталась убедить себя, что опасаться нечего. Мне нужно было решить, следует ли ехать вперед или вернуться обратно. В конце концов, я решила, что Клэр должен возвращаться этим путем и мне проще встретиться с ним на тропе, чем возвращаться домой по уже еле заметным ориентирам.
Я медленно поехала вперед. Я не хотела пускать лошадь на волю, боясь потерять чуть видневшиеся следы тропы. Лошади не нравилась такая езда, и мои руки ныли от напряжения, сдерживая ее. На мне был плащ с капюшоном, я натянула его на голову, но он мало предохранял от влаги, заливавшей лицо и склеивавшей ресницы.
Мы двигались, таким образом, как мне казалось, уже не один час. В полной тишине, когда, наверное, попрятались даже птицы, я могла слышать неровное биение моего сердца. Легкие копыта Султаны почти неслышно ступали по толстому слою мха. И вдруг меня затрясло от страха. Узкая тропа, по которой я ехала, представляла утрамбованную землю. Взглянув вниз, я обнаружила, что она исчезла. Я заблудилась.
Я осадила лошадь. На этот раз она попятилась назад. Я шлепнула ее и приказала стоять на месте. Мой голос сорвался, и возникшее эхо так мрачно отозвалось в вязком тумане, что я решила больше не открывать рта вообще. Впервые мне пришло в голову, что дамское седло, несомненно, самое глупое изобретение современности. Сидя верхом, всадник крепко держит животное, и, если он не полная размазня, его нелегко сбросить на землю. Женщине с боковой посадкой вообще не за что держаться на лошади.
Скромность в жизни все же значит меньше безопасности.
Этот еретический вывод так удивил меня, что на мгновение я забыла, где нахожусь и какая опасность мне угрожает. За последние несколько месяцев я познакомилась со множеством оригинальных мыслей, но они не затрагивали основных принципов женского поведения. Сидя, как на насесте, на лошади, я вспомнила мать Джонатана. Я почти видела ее лицо, сморщившееся от улыбки, когда я излагала ей свои дикие идеи. Ее не шокировала бы даже мысль надеть на женщину брюки, потому что, несомненно, это явилось бы единственно возможным решением проблемы верховой езды для женщин.
Увлеченная этими мыслями, я забыла на несколько минут свои страхи, и лошадь, почувствовав мой настрой, тоже успокоилась. Затем я попыталась обдумать трезво и спокойно, что мне следует делать. Возможно, было бы лучше слезть с лошади и вести ее на поводу, в этом случае я лучше видела бы дорогу и, случайно попав в яму с водой, не отпустила бы поводья и Султана выдернула бы меня обратно. С другой стороны, нужно было принять во внимание и контраргументы: лошадь была непослушной и сильной. Если бы она вздумала удрать, я бы не смогла удержать ее. И все же лучше спешиться; в этом случае исчезает опасность падения, если лошадь все-таки убежит. И еще лучше все-таки оставаться на прежнем месте. По крайней мере, здесь был твердый грунт, и я не отошла далеко от тропы. Наверное, я пропустила Клэра из-за тумана. Когда он вернется домой и узнает, что я отправилась его встречать, он пошлет слуг на мои поиски.
Поэтому в тот момент, когда это случилось, я и лошадь были в полном порядке.
Раздавшийся звук напоминал крик птицы или вопль испуганного животного. Густой туман исказил его до неузнаваемости, и было невозможно определить, откуда он исходил. В этой ужасающей тишине, пронизанной дождем, его воздействие было устрашающим. Я резко вздрогнула, и Султана понесла.
К счастью, я упала сразу же. Будь я наездницей получше или сидела верхом в воображаемых брюках, я продержалась бы дольше и лошадь помчалась бы во весь опор, в этом случае мне досталось бы как следует. Падение ошеломило меня, но папоротник оказался мокрым и мягким. Я полежала пластом с минуту, прислушиваясь к топоту копыт, затихавшему в тишине болота.
Снова раздался резкий пронзительный звук, на этот раз на большом удалении. Мне показалось, что Султана ответила на него ржанием. И опять воцарилась тишина.
.Голова моя кружилась, я попыталась встать, но передумала. Я уже вымокла до нитки, и ноги меня не держали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41