Господи ты боже, с какой стати он вообще его хранил все это время? Каждый раз, когда он смотрел на кубок, его раздирали противоречивые чувства, как и в тот вечер, на вручении призов. Тогда его радость была омрачена тем, что Джуниора не выбрали лучшим игроком команды. Это может показаться полным идиотизмом, но ему хотелось извиниться перед Ангусом и Джуниором за то, что награду получил он, Рид. А он ведь ее заслужил: как спортсмен, он был сильнее друга, но оттого что он как бы обошел Джуниора, ему и приз был не мил.
Алекс сама все это вычислила. Умна, ничего не скажешь. Но отнюдь не такая уж несгибаемая, какой хочет казаться. Вчера вечером она чуть не померла со страху, и не мудрено. На Клейстера и раньше-то без дрожи нельзя было взглянуть, но тут, мертвый, в куртке, заляпанной застывшей кровью, он стал еще страшнее.
Может быть, и к лучшему, что она все это видела. Может быть, перестанет рваться раскрывать тайны, которые ее не касаются. Может быть, наводящее ужас убийство Клейстера отвадит ее от расследования убийства Седины. Может быть, она уедет из Пурселла и больше никогда не вернется.
Вероятность такого исхода должна была бы его обрадовать. Но он еще больше разозлился на нее и на себя самого.
И надо же было вчера поцеловать ее. Он поддался на ее подстрекательские речи. Вышел из себя. Потерял самообладание. Так он оправдывался перед собственной совестью, чтобы она не грызла его за происшедшее. И тем не менее он сам был чертовски перепуган. Алекс вынудила его потерять голову. Только один человек на свете был способен такое с ним сотворить – Седина.
Какой морок напустила на него эта хитрющая маленькая ведьмочка, что он заговорил про тот поцелуй, удивлялся он. Он сам про него и думать забыл, а тут ни с того ни с сего он всплыл в памяти, словно все было вчера.
Помнится, стоял жаркий сентябрьский день, и, когда Селина не явилась в школу, он пошел ее проведать. В окне трудился старый кондиционер, безуспешно пытаясь охладить спертый воздух. В доме было не тепло и сухо, а, наоборот, жарко и влажно.
Седина была сама не своя. Она открыла ему дверь, но выглядела подавленной, будто тот первый признак перехода в женское сословие лишил ее девической живости. Глаза ее опухли от слез. Он испугался, что произошло нечто ужасное.
Когда она сказала ему про месячные, он испытал такое облегчение, что чуть не расхохотался. Впрочем, удержался все-таки. При виде ее унылого лица всякое веселье пропадало. Он обнял ее, нежно прижал к себе, гладил ей волосы, приговаривая, что это совсем не стыдно, а, наоборот, замечательно. Ища утешения, она обвила руками его талию и уткнулась лицом в его плечо.
Они долго стояли так, прильнув друг к другу, как не раз бывало и прежде, когда им казалось, что мир ополчился против них На сей раз он ощутил потребность торжественно закрепить ее переход из детства в юность.
Сначала он поцеловал ее в щеку. Щека была влажной и соленой от слез. Его губы, не отрываясь, скользнули ниже. Она вдруг затаила дыхание и замерла, и он крепко прижался губами к ее губам. Это был пылкий, но целомудренный поцелуй.
Других девочек он уже целовал и языком. Сестры Гейл с большим знанием дела целовались по-французски и жаждали поделиться с ним секретами мастерства. Не реже раза в неделю он встречался с ними тремя в пустовавшем зале Клуба ветеранов зарубежных войн и целовал по очереди, тискал им груди и, просунув руку под резинку хлопчатобумажных трусиков, трогал волосы между ног. А они ссорились, решая, кому из них первой расстегнуть ему брюки и ласкать его.
Эти пошловатые, пропитанные запахом пота эпизоды помогали ему сносить жизнь с отцом. Только их он и скрывал от Седины. Узнай она, чем он занимается с сестрами Гейл, она пришла бы в большое смущение. А возможно, и разозлилась бы. В любом случае лучше было ей не знать об этом проклятом зале и что он там делает.
Но когда он ощутил губами рот Седины, услыхал, как она тихонько ахнула, ему захотелось поцеловать ее как следует – прекрасным, волнующим, запрещенным способом. Не в силах противиться искушению, его тело взяло верх над разумом.
Едва он кончиком языка коснулся ее сжатых губ, как почувствовал, что они раскрываются. Сердце у него гулко забилось, кровь закипела, он притянул ее к себе еще ближе и вдвинул язык ей в рот. Она не отпрянула, и он провел языком по ее рту. Она стиснула его талию. Ее маленькие острые груди огнем жгли его тело.
О боже, он думал, что умрет от блаженства. Бескрайнего блаженства. Это ощущение до самых основ потрясло его юношескую душу. Вулканическая энергия сотрясала его тело. Он жаждал целовать Седину Грэм вечно. Но когда его член, налившись кровью, уперся ей в живот, он оттолкнул ее и стал бормотать извинения.
Несколько мгновений Седина, задыхаясь, смотрела на него широко открытыми глазами, потом бросилась к нему на шею – она счастлива, сказала она, что он так ее целовал. Она его любит. Он любит ее. Когда-нибудь они поженятся, и ничто и никогда их не разлучит…
Устало потирая глаза, Рид вернулся к столу и шлепнулся в скрипучее кресло. Он был зверею; зол на Алекс за то, что она разбудила воспоминания, которые он столько лет старался забыть. И тем своим поцелуем он намерен был наказать и оскорбить ее.
Но, черт возьми, он никак не ожидал, что это будет так приятно – прижать ее к себе, чувствовать мех шубки, мягкую шерсть костюма, ее теплую кожу. Он не предполагал, что губы ее будут так чертовски сладки. До сих пор ощущает на языке их сладость. Откуда ему было знать, что у нее такие мягкие полные груди?
Проклятие, он совсем не предполагал, что Селинина дочь так ошеломительно быстро возбудит его чувственность. Вожделения такой силы он никогда не испытывал с сестрами Гейл – вообще никогда не испытывал, и точка. Дьявольщина, он и сейчас еще не остыл.
Уже по одной этой причине он был зол как черт на Алекс, да и на себя самого за это бурное объятие. Ведь Алекс Гейтер, женщина, которую он вчера целовал как безумный, готова обвинить его в убийстве двух человек, во-первых, Седины, а теперь еще и Клейстера. Даже если она не найдет доказательств, она все равно способна сорвать ему все планы на будущее.
Он так близок к осуществлению своей мечты. Вот-вот достигнет той цели, к которой шел всю жизнь. А она может подложить ему большую свинью. Ей даже не нужно тыкать в него пальцем. Если она предъявит обвинения любому из них троих, не видать ему вымечтанного будущего как своих ушей, уйдет оно из-под носа. За это он готов был ее удушить.
Стоило ему, однако, представить, как он кладет ладони на ее тело, перед его мысленным взором возникала отнюдь не сцена удушения.
– Мне сказали, что вы у себя.
– А вам сказали, что через несколько минут я должен быть в суде, а сейчас слишком занят и никого не принимаю?
Алекс вошла в кабинет шерифа и прикрыла за собой дверь.
– Да, упомянули.
– С чего это вы взяли, что пользуетесь особыми привилегиями?
– Я подумала, вы захотите расспросить меня про убитого.
– Вы, в общем-то, вне подозрений. Просто оказались не там, где надо, причем очень не вовремя, но вам вообще свойственна эта дурная привычка.
– Так вы считаете, связи между мною и этим убийством нет?
– Считаю, нет; но вы, очевидно, считаете иначе. – Закинув ноги на угол стола и заложив руки за голову, он сказал:
– Что ж, послушаем.
– Полагаю, главное вы уже знаете. Клейстер Хикам присутствовал при убийстве Седины.
– С чего вы взяли?
– Он сказал мне по телефону.
– Он был завзятый врун. Спросите кого хотите.
– Я ему поверила. Он очень нервничал и жутко трусил. Мы договорились встретиться в «Последнем шансе», но когда он увидел, что вы едете за мной по пятам, то струхнул и удрал.
– Получается, Седину убил я, так, что ли?
– Или же покрываете убийцу.
– Разрешите, я вам покажу, где в вашей теории ошибка. – Он опустил ноги на пол. – На днях Ангус уволил Клейстера. Вот он и надумал отомстить – это-то вам должно быть понятно, госпожа прокурор. Сочинил эту небылицу, в которую вы решили поверить, поскольку ваше расследование не выявило ни единой паршивенькой улики. Вы считаете, существует взаимосвязь между этими убийствами, верно? Неверно, – твердо сказал он. – Сами посудите. Вчерашнее убийство совершенно иного рода, нежели убийство Седины. У вас ошибочен сам метод. Тот, кто перерезал Клейстеру глотку, просто-напросто узнал, что Клейстер трахает его жену, пока он вкалывает в Карсбаде на содовом заводе. У нас на него уже есть данные.
Это звучало так правдоподобно, что Алекс поежилась под его открытым взглядом.
– Но разве исключено, что батрак видел, как убивали мою мать? Опасаясь кары, он до сих пор помалкивал – возможно, просто потому, что никто так и не провел досконального расследования. И убили его за то, что он знал, – пока он не успел назвать убийцу. Вот во что я решила поверить.
– Как вам угодно. Но только занимайтесь этим за счет вашего времени, а не моего. Рид собрался было встать.
– Это еще не все, – сказала она, и он, смирившись, остался сидеть.
Алекс вынула из сумочки конверт и протянула ему.
– Пришло сегодня утром по почте. На мой гостиничный адрес.
Рид быстро просмотрел письмо и вернул ей. Она в изумлении уставилась на него.
– Вас это, видимо, не сильно волнует, шериф Ламберт.
– Я его уже читал.
– Что? Когда?
– Позавчера, если не ошибаюсь.
– И вы разрешили его отправить?
– А почему нет? В нем не сыскать ничего непристойного. Даже министр почт, полагаю, не нашел бы в нем никаких нарушений правил почтового ведомства. Почтовый сбор оплачен полностью. Насколько я могу судить, госпожа прокурор, письмо составлено в рамках закона.
Алекс так и тянуло наклониться и увесистой оплеухой сбить с его лица злорадную ухмылку. Порыв был настолько силен, что ей пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не дать руке воли.
– А вы прочли то, что между строк? Подписавшие, все, – она замолчала, считая подписи, – все четырнадцать человек, угрожают изгнать меня из города.
– Ну, что вы, мисс Гейтер, вовсе нет, – с показным возмущением сказал он. – У вас развился синдром преследования, после того как вы наткнулись на зарезанного Клейстера. В этом письме просто подчеркнуто все то, о чем я вам и так без конца толкую. Ангус с сыном очень многое значат для нашего города. И ипподром тоже. Известно же: куда легче обратить на себя внимание, если вдарить человеку не по яйцам, а по его счету в банке. Вы поставили под угрозу весьма значительные капиталовложения. И думали, люди будут стоять и спокойно смотреть, как из-за вашей мстительности их мечты летят псу под хвост?
– Дело совсем не в мести. Я веду законное и давно назревшее расследование судопроизводства, в котором была допущена серьезная ошибка.
– Хватит, увольте.
– Прокурор округа Трэвис дал санкцию на это расследование.
Он с недвусмысленным намеком оглядел ее и, растягивая слова, произнес:
– В обмен на что?
– О, вот это замечательно. И куда как профессионально, шериф. Когда запас корректных аргументов у вас истощается, вы принимаетесь обстреливать мою репутацию булыжниками чисто мужских оскорблений.
Трясущимися от злости руками она сунула письмо обратно в конверт, положила его в сумочку и решительно защелкнула замок.
– Я не обязана объяснять вам свои резоны, – сказала она. – Поймите только, я дела не брошу, пока не приду к каким-то удовлетворительным выводам относительно убийства матери.
– Ну, а я на вашем месте не стал бы опасаться нападения на свою особу, – со скучающим видом заметил Рид. – Как я уже объяснял, убийство Клейстера не имеет к вам ни малейшего отношения. Письмо подписали столпы местного общества – банкиры, бизнесмены, преподаватели и врачи. Вряд ли они вздумают навалиться на вас в темном переулке. Впрочем, – продолжал он, – я бы не советовал вам мотаться по злачным местам, как вы делали последние два вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65