Все для вас.
– Взгляните повнимательнее на этого человека, сеньор Рамирес.
Мексиканец сощурил отекшие глаза.
– Боже правый. Не было у него бороды, – сказал Рамирес на своем приграничном английском. – И одет он был обычно, как какой-нибудь norteamericano. Я думал, он и есть американец. Но лицо его.
– Вы переправляли его через границу?
– Si.
– И произошла перестрелка.
– Я ни в кого не стрелял. Это он устроил пальбу. Клянусь вам. Я ни в кого не стрелял. У меня даже пушки не было. Он еще раньше забрал мою пушку. Он очень умный hombre, скажу я вам. Приходит он в мое заведение и говорит мне: "Эй, мистер, вы переправляете меня в Лос-Эстадос, а я хорошо вам заплачу". А я ему отвечаю…
– Понятно, мистер Рамирес. У нас очень мало времени. Вот, взгляните. Тут у меня фотографии более двухсот мужчин. Я хочу, чтобы вы посмотрели на них очень внимательно. А потом скажете, кого из них вы видели в последнее время.
Замелькали лица. Унылая группа – не в фокусе, смазанная. Мужчины в формах странных государств, мужчины, снятые с большого расстояния, мужчины в машинах или под дождем. У большинства из них были суровые, резкие, потрепанные лица европейцев; латиноамериканцев попадалось совсем немного.
Внезапно перед ним возникли знакомые черты. Он напряженно вгляделся в фотокарточку.
– Лео, – сказал кто-то, – показатели только что подскочили до небес.
– Этот человек вам знаком, мистер Рамирес?
Так вот зачем он здесь.
– Никогда не видел.
– Лео, показатели продолжают ползти вверх. Едва на орбиту не выходят.
– Мистер Рамирес, наша машина подсказывает нам, что вы говорите неправду. Вы уже видели этого человека.
Мексиканец устремил взгляд вдаль. Окна были затянуты проволочной сеткой – значит, он все-таки в тюрьме? Да, вляпался он.
– Мистер Рамирес, мы здесь не затем, чтобы уличить вас в чем-то. Вы не участвуете ни в каком судебном разбирательстве. Ничто из того, что вы скажете, не будет использовано против вас. Нам нужна ваша помощь.
Мексиканец сидел и невозмутимо смотрел передо собой.
– Мистер Рамирес. Считайте это долгом чести. Соединенные Штаты, дружественный вам северный сосед, послали вам на выручку молодого оперативника. Потом вертолет. Вам дважды спасли жизнь. Мне кажется, вы перед нами в долгу. Это долг чести. Я знаю, как важна для вас честь.
– Ни в каком я не в долгу, – заявил мексиканец. – Долг был погашен, когда тот чернобородый сломал мне нос. Я хочу денег. Честь тут ни при чем. У ваших людей нет чести.
– О, такой подход нам понятен, – подал голос кто-то.
– Все, Сэл, завязывай с шуточками, – оборвал его тот, которого называли Лео. – Ладно, мистер Рамирес, сколько?
– Я хочу, – заявил Рейнолдо, – двести долларов.
– Двести долларов?
– Двести долларов, американских. Наличными.
– Думаю, мы можем себе это позволить, – ответил Лео.
– Прямо сейчас.
Лео открыл бумажник, пересчитал купюры.
– У меня при себе всего двадцать три доллара. И еще мелочь.
– Сколько мелочи?
Лео обыскал отделения.
– Шестьдесят три цента.
– Я беру все. Остальное отдадите потом.
– Двадцать три доллара шестьдесят три цента, – сказал Лео. – Пожалуйста. – Хаггерти, составь расписку, ладно?
– Конечно, Лео. Не бойся, мы не зажмем твои деньги.
Послышался смех.
Рамирес заговорил.
– Он был в кремовом костюме. Он пытался убить меня. Вот сюда попал, – мексиканец распахнул халат и показал свежую рану. – Он и еще один козел, жирный козел, который почти ничего не говорил и которому не помешало бы побриться.
– Наверное, Сиксто. Они работали вместе в Никарагуа.
– И что произошло, мистер Рамирес? Это очень опасный тип.
– Я всадил ему пулю в брюхо, а его дружку – две пули в голову. Из маленького «кольта», который всегда держал под кассой.
Долго никто ничего не говорил.
– Господи боже мой, – произнес наконец кто-то. – Вы это слышали?
– Он говорит неправду?
– Лео, дыхание не участилось.
– Он застрелил их обоих? Господи, Лео, ты можешь в это поверить?
– Я знаю, – сказал Лео. – Они не потрудились даже нанять кого-нибудь. Решили сами его устранить. Послали своих лучших людей, с самого начала.
– Выходит, ребята, которых Чарди отправил в расход в горах, – члены той суперпупербригады "Кинко де Хулио", которые устроили такой переполох в Анголе.
– Да, они и впрямь бросили на него самый цвет, Лео. Надо же, как им приспичило его убрать.
– Господи, – сказал Лео, – погодите, что еще будет, когда Чарди услышит, что его приятель мистер Рамирес пристрелил полковника и майора кубинской военной разведки.
Глава 48
Монахиня улыбнулась и сообщила, что к мистеру Чарди пускают посетителей, во всяком случае, до четырех, когда все посторонние должны будут покинуть госпиталь. Следующие часы посещений начнутся в шесть и продолжатся до восьми.
– Благодарю вас, сестра, – своим самым обаятельным голосом сказал Ланахан. – Как поживаете?
– Спасибо, хорошо, молодой человек, – ответила она.
– Рад видеть, что вы в монашеском одеянии, сестра. Теперь такое нечасто увидишь. Не нравится мне эта новая форма. А некоторые так вообще не носят никакой формы, что, на мой взгляд, уже слишком. Монашеское одеяние придает такую серьезность, такое достоинство.
– Мы именно так и считаем, молодой человек.
– Всего доброго.
Майлз, размягченный этой беседой, поднялся на лифте на четвертый этаж, свернул в один коридор, затем в другой, глядя на номера палат. Его подошвы звонко цокали по линолеуму. Он проходил сквозь какие-то двери и шел по каким-то коридорам, пораженный размерами этого госпиталя. С каждой стены смотрели распятия, лики Иисуса и Марии. Он улыбался монахиням. Прошло… сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз бывал в исключительно католическом учреждении? Так много. Слишком много. Ему пришла в голову мысль узнать, где здесь часовня, и заглянуть туда на минутку. Его охватила теплота и любовь, разлитая вокруг. Он порадовался, что Чарди находится в таком месте. Это пойдет старому ковбою только на пользу.
В конце концов он отыскал нужное крыло.
"Неврология", – гласил указатель.
Ну да, логично. Чарди, псих, в отделении для больных на голову. Ланахан толкнул двустворчатую дверь. Здесь не было ни монахинь, ни священников, ни даже доктора в этих унылых зеленых стенах. Он приостановился, ища нужную палату.
"Чарди, Пол", – печатными буквами значилось на карточке, вставленной в рамку рядом с дверью.
Он снова остановился. Дверь была закрыта. По спине пробежал холодок. Ощущение какой-то неправильности, полной неправильности, охватило его. Впрочем, его профессия способствовала излишней подозрительности, и преуспеть в ней было возможно, лишь научившись справляться с этими назойливыми ощущениями. И все же он чувствовал какой-то подвох. Серый свет сочился сквозь окно в конце коридора.
Приступ подозрительности у Ланахана наконец прошел, и он снова почувствовал себя в своей тарелке, готовым заглянуть к Чарди, увидеть его, убедиться, что все в порядке. А уж тогда Майлз разберется с ним раз и навсегда – и кто здесь главный, и по поводу его геройства, и по поводу его отвратительных художеств вообще, которые портили все дело с самого начала, и, наконец, по поводу этой эпопеи с Тревиттом, собственной осведомленностью о которой он намеревался с ходу огорошить Чарди, чтобы не отпирался. А потом можно будет позвонить Сэму, чтобы начать все с чистого листа.
Он постучался.
– Да?
Это был голос Чарди.
– Пол, это Майлз, – произнес Ланахан и решительно переступил порог палаты. – Пол, я…
* * *
Когда Майлз в конце концов сориентировался заново, он с изумлением обнаружил, что по какому-то, словно списанному со страниц "Алисы в Стране чудес" повороту сюжета или парадоксу пациентом стал он. Его охватило жуткое, всеобъемлющее ощущение коренной перемены в материи его реальности, как будто, переступив через порог, он очутился в другой вселенной, свалился в кроличью нору.
Его окружали несколько человек весьма недружелюбного вида, и среди них Пол Чарди, полностью одетый, без каких-либо следов побоев. Если уж говорить о побоях, это Чарди не так давно отколотил кого-то: костяшки его правой руки были замотаны ослепительно белым бинтом.
– Пол, какого дья…
– Спокойно, Майлз.
– Пол, это…
– Майлз, не дергайся.
Учительский голос, учительский вид, деспотичный, безапелляционный. Что это за Чарди? Чарди у руля? Да кто дал ему право?
Но Майлз все же закрыл рот. Он был надежно помещен в кресло с прямой спинкой, связанный не материальными путами, но физически ощутимой силой, волей других. Кто они такие? И вообще, что это за госпиталь?
– Майлз, – сказал Чарди, – для начала ответь мне на один вопрос. На важный вопрос.
– Мы еще не подключили его, – подал голос кто-то.
– Не важно, – отозвался Чарди.
– Эй, Пол, это…
– Тс-с, Майлз! Тс-с! Доверься мне.
Чарди заботливый? Какой этот новый Чарди?
Потому что это воистину был новый Чарди. Неужели он обрел свою религию или утратил ее? Никогда еще Ланахан не видел Чарди более спокойным, менее враждебным. Куда подевалась его вечная манера лезть в бутылку? Где гонор бывшего спортсмена, готовность дать в морду любому, не заботясь о последствиях? Впечатление было такое, будто он сделал не то подтяжку лица, не то подтяжку мозгов, не то еще что-то.
– Послушай, – начал Чарди почти весело, – всего один маленький вопрос. Помоги нам, ладно? Мы знаем, что ты следил за мной, знаем, что ты пустил за мной хвост, знаем, что тот парень из Бостона, который занимался прослушиванием телефонных звонков в квартире Джоанны, отчитывался перед тобой. Значит, ты видел расшифровки записей. Так?
Ланахан ответил Чарди угрюмым взглядом.
– Ну конечно видел, Майлз. Ты не упустил бы такой возможности. А вот теперь последует большой вопрос. Мне позвонили. Из Иллинойса, из школы Пресвятой Девы. Одна монахиня. Если помнишь, ты сам помог ей найти меня. В общем, она зачитала мне телеграмму. Так?
– Так, Пол.
– Ты ее видел?
Вот он, миг торжества. Ланахан не смог удержаться от самодовольной ухмылки.
– Да, – наконец ответил он.
– Я так и знал. Разве я не говорил, Лео? Майлз очень, очень умен. А теперь разговор пойдет серьезный. Давай перейдем к следующему шагу, только смотри, нам нужна правда, Майлз. Если придется, я прикажу накачать тебя пентоталом натрия.
Кто-то обмотал грудь Ланахана ремнем и туго перетянул ее. Еще один человек склонился над ним, поднял рукав и перевязал руку резиновым жгутом.
– Э, вы должны получить мое разрешение, чтобы проверять меня на детекторе лжи, – возмутился он.
– Ну-ну, мистер Ланахан, давайте проявим немножечко терпения. Ну вот, все готово. Ну-ка, снимем контрольные показания. Вас зовут Майлз Ланахан?
– Майлз?
Ланахан словно воды в рот набрал.
– Брось, Майлз, не валяй дурака. Ответь ему.
Ланахан взглянул на потолок, потом на людей в палате – их было так много.
– Кто все эти ребята, Пол? И что за чертовщина…
– Меня зовут Лео Беннис, мистер Ланахан, я из Федерального бюро расследований. Эти люди – мои подчиненные. Все они профессионалы и все имеют высокий уровень допуска. Понятно?
Но Ланахан бросил на Чарди полный ужаса взгляд.
– Федералы! Господи Иисусе, вы переметнулись к федералам. Ох, Пол, вы так меня разочаровали. Господи, Пол, Сэм в порошок вас сотрет, он… Ох, Пол, ничего хуже и не придумать.
– Они уже некоторое время были в курсе, Майлз. И они прислушивались. А вы – нет. И никто другой – нет. Поэтому мне пришлось перейти на их сторону. Это их подача. Давай, Майлз, не тяни резину. Назови ему свое имя, и начнем.
– Пол, вы…
– Майлз, ничего этого не произошло бы, если бы мы не считали, что так надо, и точка. Надо. Давай, Майлз. Давай.
Ланахан снова огляделся вокруг. Говорили, что Чарди обработали сварочными горелками, прежде чем он раскололся. Но там было совсем другое дело, почти как на войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Взгляните повнимательнее на этого человека, сеньор Рамирес.
Мексиканец сощурил отекшие глаза.
– Боже правый. Не было у него бороды, – сказал Рамирес на своем приграничном английском. – И одет он был обычно, как какой-нибудь norteamericano. Я думал, он и есть американец. Но лицо его.
– Вы переправляли его через границу?
– Si.
– И произошла перестрелка.
– Я ни в кого не стрелял. Это он устроил пальбу. Клянусь вам. Я ни в кого не стрелял. У меня даже пушки не было. Он еще раньше забрал мою пушку. Он очень умный hombre, скажу я вам. Приходит он в мое заведение и говорит мне: "Эй, мистер, вы переправляете меня в Лос-Эстадос, а я хорошо вам заплачу". А я ему отвечаю…
– Понятно, мистер Рамирес. У нас очень мало времени. Вот, взгляните. Тут у меня фотографии более двухсот мужчин. Я хочу, чтобы вы посмотрели на них очень внимательно. А потом скажете, кого из них вы видели в последнее время.
Замелькали лица. Унылая группа – не в фокусе, смазанная. Мужчины в формах странных государств, мужчины, снятые с большого расстояния, мужчины в машинах или под дождем. У большинства из них были суровые, резкие, потрепанные лица европейцев; латиноамериканцев попадалось совсем немного.
Внезапно перед ним возникли знакомые черты. Он напряженно вгляделся в фотокарточку.
– Лео, – сказал кто-то, – показатели только что подскочили до небес.
– Этот человек вам знаком, мистер Рамирес?
Так вот зачем он здесь.
– Никогда не видел.
– Лео, показатели продолжают ползти вверх. Едва на орбиту не выходят.
– Мистер Рамирес, наша машина подсказывает нам, что вы говорите неправду. Вы уже видели этого человека.
Мексиканец устремил взгляд вдаль. Окна были затянуты проволочной сеткой – значит, он все-таки в тюрьме? Да, вляпался он.
– Мистер Рамирес, мы здесь не затем, чтобы уличить вас в чем-то. Вы не участвуете ни в каком судебном разбирательстве. Ничто из того, что вы скажете, не будет использовано против вас. Нам нужна ваша помощь.
Мексиканец сидел и невозмутимо смотрел передо собой.
– Мистер Рамирес. Считайте это долгом чести. Соединенные Штаты, дружественный вам северный сосед, послали вам на выручку молодого оперативника. Потом вертолет. Вам дважды спасли жизнь. Мне кажется, вы перед нами в долгу. Это долг чести. Я знаю, как важна для вас честь.
– Ни в каком я не в долгу, – заявил мексиканец. – Долг был погашен, когда тот чернобородый сломал мне нос. Я хочу денег. Честь тут ни при чем. У ваших людей нет чести.
– О, такой подход нам понятен, – подал голос кто-то.
– Все, Сэл, завязывай с шуточками, – оборвал его тот, которого называли Лео. – Ладно, мистер Рамирес, сколько?
– Я хочу, – заявил Рейнолдо, – двести долларов.
– Двести долларов?
– Двести долларов, американских. Наличными.
– Думаю, мы можем себе это позволить, – ответил Лео.
– Прямо сейчас.
Лео открыл бумажник, пересчитал купюры.
– У меня при себе всего двадцать три доллара. И еще мелочь.
– Сколько мелочи?
Лео обыскал отделения.
– Шестьдесят три цента.
– Я беру все. Остальное отдадите потом.
– Двадцать три доллара шестьдесят три цента, – сказал Лео. – Пожалуйста. – Хаггерти, составь расписку, ладно?
– Конечно, Лео. Не бойся, мы не зажмем твои деньги.
Послышался смех.
Рамирес заговорил.
– Он был в кремовом костюме. Он пытался убить меня. Вот сюда попал, – мексиканец распахнул халат и показал свежую рану. – Он и еще один козел, жирный козел, который почти ничего не говорил и которому не помешало бы побриться.
– Наверное, Сиксто. Они работали вместе в Никарагуа.
– И что произошло, мистер Рамирес? Это очень опасный тип.
– Я всадил ему пулю в брюхо, а его дружку – две пули в голову. Из маленького «кольта», который всегда держал под кассой.
Долго никто ничего не говорил.
– Господи боже мой, – произнес наконец кто-то. – Вы это слышали?
– Он говорит неправду?
– Лео, дыхание не участилось.
– Он застрелил их обоих? Господи, Лео, ты можешь в это поверить?
– Я знаю, – сказал Лео. – Они не потрудились даже нанять кого-нибудь. Решили сами его устранить. Послали своих лучших людей, с самого начала.
– Выходит, ребята, которых Чарди отправил в расход в горах, – члены той суперпупербригады "Кинко де Хулио", которые устроили такой переполох в Анголе.
– Да, они и впрямь бросили на него самый цвет, Лео. Надо же, как им приспичило его убрать.
– Господи, – сказал Лео, – погодите, что еще будет, когда Чарди услышит, что его приятель мистер Рамирес пристрелил полковника и майора кубинской военной разведки.
Глава 48
Монахиня улыбнулась и сообщила, что к мистеру Чарди пускают посетителей, во всяком случае, до четырех, когда все посторонние должны будут покинуть госпиталь. Следующие часы посещений начнутся в шесть и продолжатся до восьми.
– Благодарю вас, сестра, – своим самым обаятельным голосом сказал Ланахан. – Как поживаете?
– Спасибо, хорошо, молодой человек, – ответила она.
– Рад видеть, что вы в монашеском одеянии, сестра. Теперь такое нечасто увидишь. Не нравится мне эта новая форма. А некоторые так вообще не носят никакой формы, что, на мой взгляд, уже слишком. Монашеское одеяние придает такую серьезность, такое достоинство.
– Мы именно так и считаем, молодой человек.
– Всего доброго.
Майлз, размягченный этой беседой, поднялся на лифте на четвертый этаж, свернул в один коридор, затем в другой, глядя на номера палат. Его подошвы звонко цокали по линолеуму. Он проходил сквозь какие-то двери и шел по каким-то коридорам, пораженный размерами этого госпиталя. С каждой стены смотрели распятия, лики Иисуса и Марии. Он улыбался монахиням. Прошло… сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз бывал в исключительно католическом учреждении? Так много. Слишком много. Ему пришла в голову мысль узнать, где здесь часовня, и заглянуть туда на минутку. Его охватила теплота и любовь, разлитая вокруг. Он порадовался, что Чарди находится в таком месте. Это пойдет старому ковбою только на пользу.
В конце концов он отыскал нужное крыло.
"Неврология", – гласил указатель.
Ну да, логично. Чарди, псих, в отделении для больных на голову. Ланахан толкнул двустворчатую дверь. Здесь не было ни монахинь, ни священников, ни даже доктора в этих унылых зеленых стенах. Он приостановился, ища нужную палату.
"Чарди, Пол", – печатными буквами значилось на карточке, вставленной в рамку рядом с дверью.
Он снова остановился. Дверь была закрыта. По спине пробежал холодок. Ощущение какой-то неправильности, полной неправильности, охватило его. Впрочем, его профессия способствовала излишней подозрительности, и преуспеть в ней было возможно, лишь научившись справляться с этими назойливыми ощущениями. И все же он чувствовал какой-то подвох. Серый свет сочился сквозь окно в конце коридора.
Приступ подозрительности у Ланахана наконец прошел, и он снова почувствовал себя в своей тарелке, готовым заглянуть к Чарди, увидеть его, убедиться, что все в порядке. А уж тогда Майлз разберется с ним раз и навсегда – и кто здесь главный, и по поводу его геройства, и по поводу его отвратительных художеств вообще, которые портили все дело с самого начала, и, наконец, по поводу этой эпопеи с Тревиттом, собственной осведомленностью о которой он намеревался с ходу огорошить Чарди, чтобы не отпирался. А потом можно будет позвонить Сэму, чтобы начать все с чистого листа.
Он постучался.
– Да?
Это был голос Чарди.
– Пол, это Майлз, – произнес Ланахан и решительно переступил порог палаты. – Пол, я…
* * *
Когда Майлз в конце концов сориентировался заново, он с изумлением обнаружил, что по какому-то, словно списанному со страниц "Алисы в Стране чудес" повороту сюжета или парадоксу пациентом стал он. Его охватило жуткое, всеобъемлющее ощущение коренной перемены в материи его реальности, как будто, переступив через порог, он очутился в другой вселенной, свалился в кроличью нору.
Его окружали несколько человек весьма недружелюбного вида, и среди них Пол Чарди, полностью одетый, без каких-либо следов побоев. Если уж говорить о побоях, это Чарди не так давно отколотил кого-то: костяшки его правой руки были замотаны ослепительно белым бинтом.
– Пол, какого дья…
– Спокойно, Майлз.
– Пол, это…
– Майлз, не дергайся.
Учительский голос, учительский вид, деспотичный, безапелляционный. Что это за Чарди? Чарди у руля? Да кто дал ему право?
Но Майлз все же закрыл рот. Он был надежно помещен в кресло с прямой спинкой, связанный не материальными путами, но физически ощутимой силой, волей других. Кто они такие? И вообще, что это за госпиталь?
– Майлз, – сказал Чарди, – для начала ответь мне на один вопрос. На важный вопрос.
– Мы еще не подключили его, – подал голос кто-то.
– Не важно, – отозвался Чарди.
– Эй, Пол, это…
– Тс-с, Майлз! Тс-с! Доверься мне.
Чарди заботливый? Какой этот новый Чарди?
Потому что это воистину был новый Чарди. Неужели он обрел свою религию или утратил ее? Никогда еще Ланахан не видел Чарди более спокойным, менее враждебным. Куда подевалась его вечная манера лезть в бутылку? Где гонор бывшего спортсмена, готовность дать в морду любому, не заботясь о последствиях? Впечатление было такое, будто он сделал не то подтяжку лица, не то подтяжку мозгов, не то еще что-то.
– Послушай, – начал Чарди почти весело, – всего один маленький вопрос. Помоги нам, ладно? Мы знаем, что ты следил за мной, знаем, что ты пустил за мной хвост, знаем, что тот парень из Бостона, который занимался прослушиванием телефонных звонков в квартире Джоанны, отчитывался перед тобой. Значит, ты видел расшифровки записей. Так?
Ланахан ответил Чарди угрюмым взглядом.
– Ну конечно видел, Майлз. Ты не упустил бы такой возможности. А вот теперь последует большой вопрос. Мне позвонили. Из Иллинойса, из школы Пресвятой Девы. Одна монахиня. Если помнишь, ты сам помог ей найти меня. В общем, она зачитала мне телеграмму. Так?
– Так, Пол.
– Ты ее видел?
Вот он, миг торжества. Ланахан не смог удержаться от самодовольной ухмылки.
– Да, – наконец ответил он.
– Я так и знал. Разве я не говорил, Лео? Майлз очень, очень умен. А теперь разговор пойдет серьезный. Давай перейдем к следующему шагу, только смотри, нам нужна правда, Майлз. Если придется, я прикажу накачать тебя пентоталом натрия.
Кто-то обмотал грудь Ланахана ремнем и туго перетянул ее. Еще один человек склонился над ним, поднял рукав и перевязал руку резиновым жгутом.
– Э, вы должны получить мое разрешение, чтобы проверять меня на детекторе лжи, – возмутился он.
– Ну-ну, мистер Ланахан, давайте проявим немножечко терпения. Ну вот, все готово. Ну-ка, снимем контрольные показания. Вас зовут Майлз Ланахан?
– Майлз?
Ланахан словно воды в рот набрал.
– Брось, Майлз, не валяй дурака. Ответь ему.
Ланахан взглянул на потолок, потом на людей в палате – их было так много.
– Кто все эти ребята, Пол? И что за чертовщина…
– Меня зовут Лео Беннис, мистер Ланахан, я из Федерального бюро расследований. Эти люди – мои подчиненные. Все они профессионалы и все имеют высокий уровень допуска. Понятно?
Но Ланахан бросил на Чарди полный ужаса взгляд.
– Федералы! Господи Иисусе, вы переметнулись к федералам. Ох, Пол, вы так меня разочаровали. Господи, Пол, Сэм в порошок вас сотрет, он… Ох, Пол, ничего хуже и не придумать.
– Они уже некоторое время были в курсе, Майлз. И они прислушивались. А вы – нет. И никто другой – нет. Поэтому мне пришлось перейти на их сторону. Это их подача. Давай, Майлз, не тяни резину. Назови ему свое имя, и начнем.
– Пол, вы…
– Майлз, ничего этого не произошло бы, если бы мы не считали, что так надо, и точка. Надо. Давай, Майлз. Давай.
Ланахан снова огляделся вокруг. Говорили, что Чарди обработали сварочными горелками, прежде чем он раскололся. Но там было совсем другое дело, почти как на войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65