самые высокие пики подпирали небо позади них, вдоль северного горизонта. Солнце припекало, однако свежий ветер остужал пот, а в тени было просто холодно. Высоко над головой лениво кружила пара коричнево-белых каменных соколов, использующих восходящие потоки как трамплины, чтобы стремительно кануть вниз. В самых жарких пятнах солнечного света весело жужжали пчелы, перелетая с цветка на цветок. Между светом и тенью порхали голоноги.
— По-моему, тебе не следует искать Элеану.
— Не имеет значения, что скажешь ты или кто-либо другой. Я никогда не перестану любить ее.
— Она любила Аннона, — сказала Тигпен. — Ты теперь Риана. Ты — Дар Сала-ат.
— Все, что я есть, — возразила Риана, — продолжает жить. Аннон по-прежнему во мне, как и Риана. Мы оба существуем — один внутри другой. Признаться, часто это сбивает с толку. Иногда я не знаю, кундалианка я или в'орнн, мужчина я или женщина.
— Ты — и то, и другое; ты — ни то, ни другое, — ответила Тигпен. — Ты — иное, что-то новое, еще развивающееся.
Путники перешли мелкую речку. На другой стороне было голое, довольно ровное пространство; воздух казался плотным из-за сверкающих солнечных лучей. Над камнями дрожало жаркое марево.
За час они добрались до конца плато и начали спускаться по другому склону, еще более крутому, чем предыдущий. Чтавры не могли идти бок о бок, и Риана обернулась. Позади них небольшой водопад звенел и сверкал над покрытыми мхом скалами, рассыпая водяную пыль на кружевные папоротники.
— Я тут подумала над тем, что ты говорила о любви, — сказала Риана. — Ни время, ни другое тело не в силах изменить любовь. Я — это я, Тигпен. В этой жизни или в другой. Какое платье я вынуждена носить, к делу не относится.
— Ну а Элеана? Она знала тебя как мужчину-в'орнна. Допустим, вы встретитесь снова. Какой, по-твоему, будет ее реакция, когда она увидит женщину-кундалианку? Думаешь, она узнает тебя? Думаешь, она хотя бы поверит тебе?
— Элеана из тех, кто узнает правду, когда слышит ее, — ответила Риана. — Не могу сказать, что она подумает, когда мы встретимся снова... а я уверена, что мы встретимся! Но вот что я тебе скажу. То, что мы есть, идет у нас изнутри. Если бы она каким-то образом превратилась в в'орнна, я узнала бы ее. Я бы по-прежнему видела в ней то, что увидела при первом взгляде. Я бы по-прежнему любила ее.
— Но разве мы не связаны неразрывно с тем, как мы выглядим? Разве ты не приняла меня в первый раз за животное из-за лап и хвоста?
— Я, не подумав, сделала скоропалительный вывод. Это была непроизвольная реакция.
— Типичная в'орннская реакция.
— Я никогда больше не сделаю такой ошибки.
— Значит, ты признаешь это. Ты не тот мужчина-в'орнн, который...
— Ты приписываешь мне слова, которых я не говорила, Тигпен! Я изменилась. Наверное, любое мыслящее существо меняется. Это часть нашей генетической структуры, то, что отделяет нас от животных. Кор рождается кором и умирает кором. Такова его природа. Но не наша.
— Вижу, что ты сильна в философии, — радостно отозвалась Тигпен. — Тем лучше для меня. Прошли века с тех пор, как я лакомилась такой полемикой!
День догорал, и постепенно тени удлинялись. Цвета, яркие днем, приобретали более густые, приглушенные оттенки по мере того, как нагретый глянец дня сменялся более прохладными тонами сумерек. Над головой еще сияли раскаленные добела облака, но у горизонта природа закутывалась в кайму плаща ночи.
Чтаврам надо было передохнуть, поесть и попить, поэтому путешественницы высматривали защищенную поляну, где можно устроить лагерь. Не прошло и часа, как они нашли подходящее место на северных окраинах леса атлантовых кедров. Неподалеку извивалась питаемая водопадом речка, сопровождавшая путников весь вечер. Пока скакуны, опустив головы, пили и щипали крив-траву, Тигпен и Риана почистили их, потом отправились на поиски хвороста, съедобных кореньев, грибов и папоротника.
Хотя Тигпен приготовила вкусное рагу, у Рианы не было аппетита. Она все время думала о Матери. Ей хотелось повернуть время вспять, изменить тропу, предписанную судьбой. Словно почувствовав ее страдания, Тигпен отложила еду и подобралась поближе.
— Мрачные мысли, оставаясь невысказанными, имеют гнусную привычку умножаться, — тихо произнесла она.
— Я не хочу говорить об этом.
— Хорошо.
Риана, вспыхнув, повернулась к ней:
— Как ты можешь быть так спокойна?
— Коротышечка...
— Что с тобой? Неужели ты даже не сердишься?
— Какой смысл?
— Смысл?! — вскричала Риана. — Как мне вообще разговаривать с тобой, если ты несешь такие глупости!
Тигпен положила лапу на плечо Риане.
— Послушай, ты должна найти способ простить себя. Риана встала, отошла немного в сторону и, заглянув в свое в'орннское сердце, увидела жажду мести, которую она не могла утолить.
Позже, в вечерней тишине, они сидели у костра. Риана долго молчала. Тигпен ворошила костер длинной палкой, время от времени искоса поглядывая на Риану.
— Странно, — промолвила наконец Риана, — но в этом моя кундалианская часть согласна с в'орннской. Я хочу отомстить.
— Я прекрасно понимаю, как больно тебе сейчас, но знай, что есть и хорошая сторона.
— Как ты можешь так говорить?
— Потому что у меня немного больше опыта, коротышечка. — Раппа поднесла лапу ко рту. — Впрочем, мне не следует называть тебя так, ибо ты настоящий воин.
Губы Рианы тронула улыбка.
— Скажи мне, что хорошего в том, как я чувствую себя сейчас?
— Боль сделает тебя стойкой, — ответила Тигпен. — Ты сможешь различать Добро и Зло, даже когда все вокруг будут обмануты, потому что Добро и Зло являются во многих обличьях, и часто вначале их трудно отличить друг от друга.
Риана сжала кулаки.
— Я хочу отомстить за то, что сделали с ней... и со мной.
— Это говорит твоя в'орннская часть.
Риана задумчиво смотрела в танцующее пламя. Тигпен устроилась поуютнее.
— Как кундалианка подумай о том, что в'орнны сделали с твоим народом. Они заменили вашу веру лишениями, прекрасно зная, что лишения сужают горизонт. Мир уменьшается до необходимости выжить. А это подрывает веру в Миину, веру, которая питала и поддерживала вас и всех ваших предшественников. Вы изменились, уменьшились, разделились, утратили цель.
Но в'орнны лишили вас чего-то даже более важного. В прежние времена — до появления в'орннов — вы если и проливали кровь, то только ради жертвоприношения Миине. Это была чистая смерть, значимая смерть, необходимая смерть — и потому невинная.
Почему, по-твоему, кундалиане отказались от Древнего наречия? Даже рамаханы используют его только изредка, в обрядах и молитвах. Оно слишком могущественно. Когда все находится в равновесии, язык — и это естественно — откровенен. Те, кто пытается переделать прошлое, чтобы управлять будущим, должны делать это на другом языке — двусмысленном, податливом, открытом для толкования. На Древнем наречии обманывать очень трудно.
Риана отвела взгляд, наблюдая, как ночь крадется над горами, укрывая долины, опуская полог тайны на благоухающий лес. Наконец она кивнула:
— Я постараюсь простить себя, Тигпен. Очень постараюсь.
Раппа на миг сжала ее колено.
Риана оторвала взгляд от гор. Высоко на кедре устроили гнездо голоноги. Тихое воркование птиц превращало поляну в крохотный островок покоя посреди леса. Костер потрескивал и пускал искры, от кедровых бревен шел густой аромат. Горизонт тихо спал, укрытый звездами.
— Ты расскажешь мне, с кем мы встретимся в Серёдке?
— С женщиной-колдуньей, которая будет защищать тебя, которая всегда будет рядом с тобой. Таково ее призвание.
— Она поможет мне добраться до Кольца Пяти Драконов вовремя?
— Как и я, она доставит тебя туда — или погибнет.
— Она поможет мне найти Жемчужину?
— Это тоже ее призвание.
— Расскажи мне о Жемчужине, Тигпен. Почему она так важна?
Раппа свернулась клубком; в ее глазах отражалось пламя.
— Причин много. К сожалению, происхождение кундалиан теряется в туманах Времени. Не зная, откуда ты пришла, нельзя определить, куда идешь.
— Ты говоришь, что Жемчужина содержит происхождение кундалиан?
— Предполагаю, что так. Кундалиане — заблудшая раса... и заблудились они уже очень давно.
Риана подумала о Бартте и прочих рамаханах. Бартта пытала и убила лейну Астар; пытала ее саму. Высокомерные конары, испорченные ученицы, убогое обучение. Она подумала о переписывании Священного Писания, об искажениях святых слов Миины, о прямой лжи, провозглашаемой от Ее имени, не меньшей из которой была точка зрения Барт-ты, что Великая Богиня ушла в другой мир, не оставив детям Своим даже надежды. И поняла, что все сказанное Тигпен истинно.
Она уставилась в огонь.
— Это и есть настоящая цель Дар Сала-ата, не так ли? Вернуть кундалианам духовное начало.
— Твоя истинная цель.
Они встретились в старом кундалианском кафе на бульваре Искаженных Грез. Покрытые раскрашенной штукатуркой стены, мраморный пол и круглые порфировые столики защищал от солнца, дождя и ветра темно-красный навес. Стулья из полированного ядровника потемнели от масла, шрамы на ножках говорили о долгой и верной службе. Официанты в белой одежде сновали среди густой толпы клиентов, высоко держа овальные медные подносы. На рынке по другую сторону от бульвара были расставлены корзины с красными, оранжевыми, желтыми и черными пряностями. Воздух полнился их острыми ароматами и громкими препирательствами клиентов с продавцами.
Олннн Рэдддлин уже сидел за боковым столом и потягивал густой чай с медом. Он не улыбнулся ни когда заметил Кургана, ни когда тот сел напротив.
— Что-то ты сегодня рановато и при полном вооружении, — заметил Курган.
— Полагаю, в любой момент могут появиться разыскивающие меня кхагггуны звезд-адмирала.
— Так. Ты мне не веришь. А ведь мы дали сэйгггон.
Олннн Рэдддлин поджал губы. Утренний свет, полыхающий сквозь темно-красную ткань у них над головами, бил ему в лицо под косым углом, отчего казалось, будто на нем боевой шлем.
— Мне еще надо по-настоящему узнать тебя.
Курган улыбнулся и заказал завтрак проходившему мимо официанту.
— Ты пока жив и свободен, не так ли?
— На данный момент. Мне нравится, как ты говоришь. Но надо увидеть, как ты действуешь.
— Сказано настоящим кхагггуном-параноиком!
Подметальщики улиц закончили работу, и теперь широкий бульвар задыхался от транспорта всех форм и размеров. Бродячий музыкант извлекал древнюю кундалианскую мелодию из медного раструба трубы — контрапункт к цоканью копыт черных буттренов, запряженных в проезжающие мимо телеги. Пряная пыль висела в воздухе, как утренний туман.
Принесли завтрак Кургана: плетеный крив-хлеб, золотистый коровый сыр и ароматный горячий шоколад. Он занялся едой. Олннн Рэдддлин беспокойно ерзал.
— Ожидание сводит меня с ума.
— Расслабься. Этот крив-хлеб особенно вкусен, ты не находишь?
— Понятия не имею. Последнее время у меня нет аппетита.
Уголком глаза Курган заметил, как группа кхагггунов — судя по красно-золотым галунам на форме, из личного крыла звезд-адмирала, — грубо проталкивается через рыночную толчею. Он улыбнулся Олннну Рэдддлину и положил в рот кусок сыра.
— С другой стороны, возможно, ты не зря тревожился. Олннн Рэдддлин вскочил, перевернув стул, когда кхагггуны звезд-адмирала заметили его, и обнажил ударный меч.
— Ты был обязан помочь мне, — прорычал он. — Н'Лууура меня побери, я сам виноват, что поверил баскиру — и притом пятнадцатилетнему мальчишке.
Кхагггуны пробирались по переполненному народом бульвару. Олннн Рэдддлин включил ударный меч и бросил взгляд на Кургана, который продолжал спокойно завтракать.
— Мне следовало бы убить сперва тебя, а потом уже броситься на них.
Его отвлекла внезапная суета. Народ с бульвара быстро и умело разгоняли — но не кхагггуны звезд-адмирала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97