Крыл-генерал Неффф не отрывал взгляда от регента. Для него кундалианки не существовало.
— Они в приемной, господин. Стогггул со вздохом кивнул.
— Скажи звезд-адмиралу, что через минуту я приду.
— Так точно, господин.
Когда крыл-генерал вышел, Стогггул резко сказал:
— Надень что-нибудь подходящее.
Малистре хватило ума держаться на два шага позади него по пути в личную приемную регента. Здесь он выставил напоказ отрубленные головы всех Ашеров, здесь он напился до беспамятства в ночь переворота. Теперь в комнате появились носилки, которые несли четверо кхагггунов из собственного крыла звезд-адмирала. На носилках лежал Олннн Рэдддлин... или, точнее, то, что когда-то было Олннном Рэдддлином.
— А где солдаты своры? — рявкнул Стогггул. — Командира обязаны нести они.
— Никого не осталось, — сказал Киннний Морка.
— Что? — Регент прищурился. — Что?
— Погибли. До единого кхагггуна. А Олннн Рэдддлин, как видите, в коме. — Киннний Морка перевел взгляд с регента на Малистру. — Ты клялась, что все будет в порядке, однако дело кончилось полным провалом. Двадцать человек из элитной своры погибли, их жизни угасли.
— Успокойтесь, звезд-адмирал. В бою с врагом потери неизбежны.
Киннний Морка стал синевато-багровым. Баскир напоминает кхагггуну о последствиях войны!.. Он с трудом справился с гневом.
— В отличие от вас, регент, я воспринимаю гибель моих людей всерьез. Я знал их всех лично. Стопроцентные потери совершенно неприемлемы.
— Олннн Рэдддлин еще жив, — заметил Стогггул.
— Вы шутите? Кто из нас согласился бы на такую жизнь? — Киннний Морка смотрел, как кундалианская колдунья подкрадывается к носилкам, словно дикий хищник.
— Это невозможно, — бормотала она. — Невозможно! В первый раз Стогггул посмотрел на Олннна Рэдддлина.
— Я предупреждал, — сказал звезд-адмирал. — Вот что бывает, если довериться инопланетному колдовству.
Поскольку у него не было прямых доказательств обратного, Стогггул не ответил.
— Н'Лууура, что случилось с его ногой? Здесь только кости. Ни кожи, ни плоти, ни мускулов...
— Не знаю. — Малистра стояла над Рэдддлином, делая какие-то пассы руками.
— Судя по виду, он должен был умереть, — сказал Стогггул.
Киннний Морка уставился на него.
— Он жив только чудом. Даже наши геноматекки озадачены.
— Это сделал Реккк Хачилар, — прорычал регент.
— Нет. — Малистра склонилась над телом. — Это колдовство.
Киннний Морка шевельнулся.
— Колдовство порождает колдовство! Говорю вам, регент, ничего хорошего не выйдет.
“Да заткнись ты, старый дурак”, — подумал Стогггул.
— Можешь поправить? — спросил он Малистру.
— Вы неправильно понимаете колдовство, владыка. Оно ничего не может поправить. — Она нюхала воздух вокруг Рэдддлина. — Но, думаю, я могу исцелить его. Некоторым образом...
Регент махнул рукой.
— Любой ценой.
— Что ты имеешь в виду — “некоторым образом”? — тревожно спросил Киннний Морка.
На губах Малистры появилась ледяная улыбка. Ведьма, похоже, упивается ситуацией, подумал звезд-адмирал. Он презирал себя за страх перед ней.
— Я могу исцелить тело, испытавшее травму первой степени и шок. Но не смогу вернуть плоть и кровь.
Звезд-адмирал почувствовал, как по телу побежали мурашки.
— В смысле?
— Я гарантирую, что он не умрет, хотя очень сомневаюсь, что он будет благодарен за такую жизнь. Он сможет ходить, если вы разрешите мне действовать.
— А каковы последствия?
— Хотя я в силах укрепить и защитить ее, нога будет выглядеть точно так, как сейчас.
— Ты серьезно? — Киннний Морка уставился на нее. — Нога будет... как у скелета?
— Она будет такой, какой вы ее видите.
— Нет! Запрещаю!
— Напротив, — сказал Стогггул. — Приказываю тебе продолжать.
— Что?
— Вы слышали, звезд-адмирал.
— Регент, не забывайте, свор-командир Рэдддлин — один из моих кхагггунов. За него отвечаю я.
Веннн Стогггул снисходительно улыбнулся.
— В вопросах в'орннской безопасности решения принимает регент. Ваш Рэдддлин, возможно, обладает жизненно важной информацией о врагах.
Лицо звезд-адмирала потемнело от гнева.
— Несомненно, было ошибкой запятнать его кундалианским колдовством. Если вы думаете, что я позволю ему стать каким-то уродом...
— Если он, как вы сказали, преданный кхагггун, он исполнит свой долг. — Стогггул кивнул Малистре. — Продолжай.
— Давай, почти-чемпион! — крикнул Курион. На поцарапанном деревянном столе, за которым они сидели, выстроились в ряд двенадцать больших бокалов с медом. — Ты должен выпить все за пять минут, иначе я потеряю на тебе еще больше денег, чем уже потерял.
Их стол стоял в углу пропахшего дымом и алкоголем “Кровавого прилива”, любимого кабака саракконов в Гавани. Зал был битком набит зрителями и участниками калллистота. Многие из них уже подходили, хлопали Кургана по спине и поздравляли. Пятнадцатилетний мальчишка принял вызов чемпиона! Похоже, для них не имело значения, что он проиграл. У Кургана кружилась голова от смущения и боли, но он не отказался сыграть в странную игру Куриона. Ему только хотелось, чтобы Старый В'орнн был сегодня здесь и видел его в финале калллистота.
Ноющей, распухшей рукой он взял первый бокал, поднес к губам. Выпил содержимое одним большим глотком. После седьмого бокала его вырвало. Густой, сладкий мед извергся изо рта, потом из желудков. Словно предвидя это, Курион чуть отодвинулся. И громко расхохотался, когда Курган скрючился в приступе жестокой рвоты.
— Семь! — крикнул он с тем же энтузиазмом, с каким возвестил о выходе Кургана на калллистот.
Клиенты “Кровавого прилива” разразились аплодисментами.
— Н'Лууура! — Курган вытер губы. — Н'Лууура все побери!
Курион трясся всем телом. Аплодисменты продолжались.
— Что происходит? — спросил Курган.
— Ты вернул нам все потерянные деньги, и с прибылью! Отлично, Стогггул! Просто отлично! Нынешний рекорд — девять! Большинство не верили, что ты осилишь даже четыре!
Курион хлопнул его по спине, затем помог встать.
— Пора на свежий воздух, а? — Он снова засмеялся и, пока Курган слушал новые аплодисменты и свист, собрал выигрыш.
Ночь пахла солью и фосфором. Беспокойное море, почти невидимое в беззвездной черноте, билось о сваи. Курион потянулся и глубоко вздохнул.
— Ты хороший боец, Стогггул, храбрый и умный. Парень что надо.
Курган облокотился на перила Набережной. Снова накатила тошнота. Защитившие его эндорфины исчезали вместе с адреналином, и он чувствовал себя совершенно выдохшимся.
— Вот. — Курион подал ему зажженную палочку лааги. — Это от нас.
Кивнув в знак благодарности, Курган глубоко вдохнул в легкое дым. Пульсация в голове затихла, боль в теле стала почти терпимой. Мимо прошла кучка молодежи, оживленно обсуждающая кровь и жестокость калллистота. За ними рука об руку шла пара немногим старше, смеясь чему-то столь личному, чего никто другой не понял бы. Торговцы закрывались на ночь.
— Мы думали, сегодня ты обойдешься нам в круглую сумму, Стогггул.
— Прости. Мне не следовало спорить, раз я не мог позволить себе проиграть. Я, наверное, рехнулся.
— Но тебе хватило храбрости выйти на арену, а? — Курион стоял рядом и смотрел на море Крови. Морские птицы с черными, как сажа, крыльями и желтыми клювами бросались вниз, проносясь низко над волнами, потом поднимались, закладывая круги и перекликаясь в темноте. — Саракконов такое безумие не удивляет. Города делают нас немного сумасшедшими. Улицы, дома, толпы подавляют нас. Мы предпочитаем безлюдные просторы, чистый воздух, жаркое солнце и попутный ветер. Мы всегда приравнивали признаки цивилизации к слабости, болезни, разложению.
Курган был в восторге от того, что Курион говорит с ним как с равным.
— Любопытно. Вы так любите море Крови?
— О, не только море Крови, Стогггул. Все океаны. И не только океаны. Пустыни тоже.
— Говорят, это опасные места. Курион хмыкнул.
— Как и калллистот!
— По крайней мере на калллистоте не соскучишься.
— Ты так думаешь? Ты думаешь, что океаны и пустыни скучны?
— Да.
Курион нахмурился.
— Но ты никогда не бывал ни там, ни там. На чем основано твое мнение?
Курган прикусил губу. Каким образом этот дикарь все время заставляет его чувствовать себя дураком?
— Разумеется, ты прав. Я положился на чужую оценку.
— Нет, Стогггул. Не оценку. Предубеждение. Это большая разница. Твоя раса не понимает ценности глубокой воды или движущихся дюн и потому презирает и то, и другое. — Курион сложил руки, переплел татуированные пальцы, легко опираясь на перила. Волны бились о берег гипнотически, словно под управлением огромного океанского зверя. — В'орннская спесь. Серьезный изъян в вашем характере, успешно работающий к нашей пользе.
Курган пожал плечами.
— Если саракконам нужны море Крови и Большой Воорг, мне плевать.
Курион бросил на него хитрый взгляд.
— Что такое? — Курган сразу же насторожился. — Что я упустил?
— Что я упустила?
Далма смотрела, как Киннний Морка расхаживает по превращенной в палатку спальне, и ей не нравилось то, что она видит. Она внушала себе, что надо быть терпеливой, что он расскажет все, когда захочет и как захочет.
— Проклятое кундалианское колдовство соединилось с в'орннскими властями. — Он все еще был в полном боевом вооружении, надетом для поздней встречи с регентом. — Веннн Стогггул попал в лапы колдуньи. Он все больше и больше полагается на ее злые чары. — Лицо звезд — адмирала было бледным и утомленным. — Н'Лууура, ты бы видела Олннна Рэдддлина. — Он покачал головой. — От ноги осталась только кость... голая кость! Н'Лууура все побери, как жить с таким ужасом?.. Малистра что-то сделала с этими костями. Они могут гнуться, но не ломаются. И блестят, промасленные колдовством. Они гнутся, когда он ходит.
Далма видела печаль Морки и сочувствовала ему. Из всех любовников, какие у нее были, всех хозяев, каким она служила, только Морка нашел путь к ее сердцам. Несколько лет назад она проснулась рано утром в его сильных объятиях и вдруг тихо расплакалась. Далеко не сразу она поняла, чем была для нее его близость. Далма чувствовала себя и защищенной, и удовлетворенной. Стараясь не разбудить кхагггуна, она положила руку ему на лоб и, потянувшись, поцеловала веки. Потом закрыла глаза и почти сразу же провалилась в глубокий сон.
Эту любовь Далма хранила глубоко в душе. Она была не так проста, чтобы позволить кому-то — особенно ему — доступ к тайной власти над ней. Достаточно, чтобы его тянуло к аромату ее интимных мест, и хватит об этом. Нужно остаться свободной.
— Когда я заглянул ему в глаза, Далма, я не увидел ничего. Совсем ничего.
— Ты хочешь сказать, что он не узнал тебя?
— Да нет же. Он узнал меня; он узнал регента. Он был совершенно спокоен, когда рассказывал о неописуемой трагедии, выпавшей ему и его отряду. Возможно, слишком спокоен. Я не могу отделаться от мысли, что вместе с плотью и сухожилиями ноги в нем погибло что-то важное.
— По крайней мере он выжил. И то хорошо.
* * *
“Я должен радоваться, что жив, но я не чувствую радости”. Олннн Рэдддлин сидел у себя дома в полной темноте.
Ничто не казалось прежним; все изменилось. От еды его тошнило, от воды раздувало. Яростный огонь горел в нем, яркий, как сверхновая. Сейчас все кварки иссякли, не оставив ничего, кроме плотного черного вещества.
Геноматекки прописали лекарства, которые Рэдддлин выбросил, зная, что они окажутся бесполезны. Ему рекомендовали сон, но он больше не мог отдыхать. И потому сидел в темноте наедине с мыслями.
На Корпионе-3 Рэдддлин слышал легенду о живых мертвецах — исследователях, застигнутых радиационными бурями, периодически бушующими на планете. Радиация не убивает, гласит легенда; она преобразует жертву в иной тип существа — лишенный ощущений и чувств. Радиация словно бы уничтожает все важное в человеке, оставляя тело, управляемое стимулируемой радиацией центральной нервной системой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97