Как будто кто-то или что-то приглядывало за ней, простерев над ней темные крылья. Вот так она прошла по стране — сама подобная тени, почти не оставляя следа в повседневной жизни тех, кто предоставлял ей приют. Пожалуй, еще интереснее, что люди напрочь забывали о ней в тот миг, когда она уходила.
Днем Малистра бродила по густым лесам, разыскивая мандрагору и — под тонкими елями и лиственницами — мухоморную сому. Добравшись до обработанных долин ближе к городу, девочка собирала семена ипомеи и сушила их при лунном свете, как научил отец. Она ела эти высушенные семена медленно и с большим удовольствием; потом снимала оранжевые шляпки мухоморов с ноздреватых светлых ножек и варила порезанную ломтиками мандрагору. Вдыхая поднимающийся пар, она уплывала вдаль.
Весной девочка работала в саду, пахала и сеяла, и тело ее становилось мускулистым и загорелым. Когда физический труд ей надоедал, она выполняла мелкие поручения хозяина сада; заготавливала сильные травяные удобрения, давала советы насчет грядущей засухи и как защититься от опустошающих заражений личинками и прочих паразитов. Она всегда оказывалась права, и хозяину сада было жаль с ней расставаться.
С началом лета Малистру охватило беспокойство. Ей исполнилось тринадцать. Воображать город было уже мало; хотелось все увидеть самой.
— Я получил весточку от Олннна Рэдддлина, — прошептал Веннн Стогггул в краткий миг передышки. Его тело было залито потом и истерзано болью. — Твое колдовство нашло их.
— Я здесь, чтобы служить вам, владыка.
— Насчет Врат...
— Да, Врата. — Малистра готовила еще воск — прозрачный, горький, чистый.
— Я хочу знать больше. — Его кожа покрылась иероглифами воспаленных рубцов. — Хочу, чтобы ты отвела меня туда.
— Я рада, что вы доверяете мне, владыка. — Она смотрела, как воск течет вниз, разнесся сильный запах паленой плоти. — Я молюсь, чтобы вы были Избранным, — искренне сказала Малистра. — Ибо вы сильны и, вполне возможно, уцелеете.
Он пошевелился.
— Что ты имеешь в виду — “вполне возможно”?
— Важные предприятия, владыка, всегда содержат элементы опасности.
Используя Глаз Айбала, она миновала Северные ворота, незамеченная в'орннской стражей; используя деньги, щедро подаренные хозяином сада, поселилась в маленьком доме в шумном, переполненном северном районе. Ее клиентами были, естественно, месагггуны, стремящиеся уладить давние обиды. От нескольких первых счастливых посетителей быстро разошлась слава о ее мастерстве, и Малистра занялась делом.
Чем она занималась? Это можно было назвать по-разному — в зависимости от точки зрения. Например, предсказанием будущего, или перенастройкой весов, или, скажем, убийством тех, кому надо быть убитым. Честно говоря, для нее подобные определения не имели смысла. Она просто делала то, чему была обучена. В те первые дни она не задумывалась, нравится ей или не нравится то, как она зарабатывает на жизнь. И потому благодаря эдакой перевернутой алхимии самое заумное колдовство оказалось для нее низведено до всего лишь самой обыкновенной работы.
Однако долго это порочное положение не продержалось. Однажды вечером — через восемнадцать месяцев после ее прибытия в Ахсис Тэр — у двери Малистры появился некий месагггун. Несмотря на поздний вечер, она впустила его. Он был очень красив и в отличие от большинства месагггунов без пятен и запаха смазки. Он улыбался, входя в дом, но взгляд рассказал все, что ей надо было знать. Через несколько мгновений он уже приставил ей к горлу острый, как бритва, нож, заглянул ей в глаза и хриплым от ярости голосом сообщил о своих намерениях.
Этот месагггун, брат одной из ее жертв, только что вернулся домой из долгой поездки и обнаружил, что его сестра скончалась от скоротечной болезни, которую ни один гено-матекк не смог ни диагностировать, ни тем более вылечить. Сестра изменяла самому последнему клиенту Малистры. Клиент хотел ее смерти, и — за вознаграждение — Малистра постаралась. В известном смысле ошибку допустила не она, а заказчик, который похвастался наставившему ему рога месагггуну, прежде чем избить его до бесчувствия. Услышав слухи об измене сестры, брат пошел к ее любовнику и так узнал о том, что произошло.
— Твоя сестра умерла от болезни, — сказала Малистра.
— Как ты убила ее, колдунья, не имеет значения. — Струйка крови пересекла ее ключицу. Лезвие дрожало всего в миллиметре от пульса у нее на шее. — Меня интересует только, как долго ты будешь умирать.
В этот миг Малистра поняла, что слава — обоюдоострый меч. Ругая себя за гордыню, она открыла Глаз Айбала и шагнула из тела. Месагггун ничего не заподозрил, решив, что почти незаметная вспышка света связана с кун-далианской лампой в гостиной. На самом деле теперь в руках у него ничего не было — только иллюзия. На самом деле Малистра стояла у него за спиной, и он полностью был в ее власти.
Что с ним делать? Нелегкий вопрос. Она не хотела убивать его... она вообще никого не хотела убивать. Просто так получалось. Смерть — часть жизни, а жизнь — часть смерти. Таков один из главных принципов Кэофу, Великая Истина; Вселенная подтверждала ее каждый день множеством способов, больших и малых. Итак, убивать не хотелось, однако просто отпустить его тоже нельзя. Он бы пришел снова, и она понимала почему. Страдания развивались в ненависть, вина — в необходимость возместить ущерб. “Если бы только я был там, — наверное, тысячу раз говорил он себе с тех пор, как вернулся домой. — Если бы только я был там, я мог бы спасти ее”. Конечно, совершенно неверное предположение.
Кэофу подсказало ей выход из безвыходной с виду ситуации. Она подняла руки, открыла разум и переделала месагггуна. Внезапно в быстро сгущавшейся темноте нож упал на пол. Больше не было руки, держащей его, только медно-красная с черным змейка извивалась на полу. Ее прохладные блестящие чешуйки отражали свет лампы, снова рассеявшей колдовскую темноту по углам дома.
Улыбаясь, Малистра подняла змейку. Погладила плоскую треугольную головку, позволила раздвоенному красному язычку найти ее и познакомиться с ее очертаниями и запахом. Змейка все время была в движении, как пески Большого Воорга — беспокойные, текущие из одного места в другое. Воплощенный кочевник.
Полностью завладев вниманием змейки, Малистра заговорила с ней, и та ответила голосом белокостного демона, а потом обвилась вокруг правой руки и уменьшилась, преобразуясь в волнистый бронзовый обруч с выгравированными чешуйками. Клиенты неизменно восхищались изящным украшением.
25
Почему йа-гаар пожирает своих детенышей
Внутри тьмы и света Риана обнаружила живой Космос и столкнулась с пугающей иллюзией — миром, известным ей — и Аннону. Ее охватил страх, и от страха стали еще темнее Белокостные Врата. Она увидела их. Они терпеливо, как камень, ждали: прочнейший оплот защиты ее души — и ее слабейшее звено. Матерь предупреждала, что именно в Белокостных Вратах можно потерять себя. Теперь она поняла, что этот страх, отчаяние, жадность, зависть — все эмоции Хаоса — способны при подходящих обстоятельствах открыть Белокостные Врата, что, если хотя бы одному из этих чувств позволить слишком приблизиться, оно будет притянуто, словно намагниченное, к тем самым вратам, которые в других случаях оттолкнули бы его. В миг полной слабости эмоции Хаоса действуют как ключ, отпирая Врата и получая доступ в душу.
Правильно, Риана, прошептала Матерь ниоткуда и отовсюду одновременно. Ты за тридцать секунд постигла то, на понимание него у исключительно одаренных конар уходят годы.
Теперь ты — часть меня, сказала Риана. Я чувствую тебя в каждой клетке тела. Ты поможешь мне защитить Белокостные Врата?
Только советом: никогда не оставляй их без присмотра, и они останутся твоей первой, лучшей линией обороны.
Риана представила себя над Вратами, и страх рассеялся, как туман на солнце. Пора, сказала она, Припрыгать.
Она начала вертеться, и Иномирье Айаме завертелось вместе с ней. Свет стал тьмой и снова светом. Она чувствовала, как ее сущность тает, рассеивается, скользит сквозь миры Иномирья, как водовороты и вихри Пространства и Времени сливаются в бесконечный живой гобелен, более сложный, чем можно постичь.
Через мгновение Риана почувствовала, что просачивается сквозь живой гобелен и восстанавливается в физическом мире, где существует Кундала. Она оказалась в дальнем, темном углу главного зала Библиотеки. Риана стояла очень тихо, только глаза двигались, осматривая каждый квадратный сантиметр похожего на пещеру помещения. Широкие лучи солнечного света, проникая через высокие сводчатые окна, освещали мириады золотистых пылинок. Риана с изумлением обнаружила, что провела в келле с Матерью всю ночь.
Несмотря на раннее утро, в Библиотеке отнюдь не было пусто. Трехъярусные аммоновые мостки, обегающие заставленное книгами помещение, наполняли ученицы, лейны и шимы, поглощенные научными исследованиями или курсовыми работами. Далеко внизу на тщательно отполированном агатовом полу мелькали свет и тени. За длинным резным столом из ядровника, установленным на помосте, си-Дело несколько строгих шим — библиотекари. Они все время читали, однако их тренированные глаза то и дело поднимались, следя за всеми, замечая любые движения или звуки. Они были живым напоминанием о важности проводимого здесь времени для выполнения заданий. Рамаханы всех рангов сновали по тому или иному поручению: целеустремленно, не глядя по сторонам. Или сидели за общими столами, уткнувшись в открытые книги, яростно строча в блокнотах. Хмурые, поглощенные делами, скованные неестественной тишиной.
Надеюсь, у тебя не бывает головокружения, сказала Матерь.
Риана оказалась на третьем, самом верхнем ярусе. Никто не заметил ее внезапного появления в дальнем темном углу.
У Аннона бывало, мысленно прошептала Риана. Это фамильная черта Ашеров. Но Риана не боится высоты.
Она уже хотела идти, но тут застыла. Там, внизу, в Библиотеку вошла конара Урдма; вид у нее был довольно высокомерный. Что-то невидимое заставило ее резко остановиться, и несколько долгих, мучительных мгновений она внимательно осматривала главный зал.
Успокой мысли, предупредила Матерь. Она уловила твое возбуждение.
Я не знаю как. Риана в ужасе уставилась вниз. Конара Урдма продолжала психическую проверку посетительниц Библиотеки. Она скоро заметит меня даже в этом темном углу.
Твои мысли беспорядочны, сердиты, нетерпеливы, и потому их можно обнаружить. Успокойся, сказала Матерь. Ты успокойся, а я прикрою тебя заклятием слепоты.
Риана старалась замедлить дыхание, старалась найти в себе безмятежность. Проблема была в том, что личности Аннона спокойствие было не свойственно. Его готовили к боям; стоять неподвижно без единой мысли в голове казалось почти невозможным.
Потом в голове вдруг возник вопрос:
“Величайший Источник” упоминает йа-гааров. В священном тексте говорится, что они посвящены Миине. Но здесь на занятиях йа-гаары ни разу не упоминались.
Слово “йа-гаар” стало ненавистно нынешним рамаханам, ответила Матерь. На самом деле йа-гаары исполняют волю Миины. Они — стражи Бездны.
Риана вспомнила разговор с шимой Веддой.
Вот почему в наше время изображений йа-гааров нет в храмах и святилищах. И почему нас учат, будто “хагошрин” переводится как “то, что нельзя упоминать”.
На первичном, корневом языке Древнего наречия “хагошрин” означает “возлюбленный Богиней”.
Вот почему я видела их изображения в священных келлах Миины. Что ж, эта тайна разгадана. Риана стояла совершенно неподвижно. Но если йа-гаары посвящены Миине, почему же они стали ненавистны рамаханам ?
Потому что было время, когда йа-гаары пожирали своих детенышей, ответила Матерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Днем Малистра бродила по густым лесам, разыскивая мандрагору и — под тонкими елями и лиственницами — мухоморную сому. Добравшись до обработанных долин ближе к городу, девочка собирала семена ипомеи и сушила их при лунном свете, как научил отец. Она ела эти высушенные семена медленно и с большим удовольствием; потом снимала оранжевые шляпки мухоморов с ноздреватых светлых ножек и варила порезанную ломтиками мандрагору. Вдыхая поднимающийся пар, она уплывала вдаль.
Весной девочка работала в саду, пахала и сеяла, и тело ее становилось мускулистым и загорелым. Когда физический труд ей надоедал, она выполняла мелкие поручения хозяина сада; заготавливала сильные травяные удобрения, давала советы насчет грядущей засухи и как защититься от опустошающих заражений личинками и прочих паразитов. Она всегда оказывалась права, и хозяину сада было жаль с ней расставаться.
С началом лета Малистру охватило беспокойство. Ей исполнилось тринадцать. Воображать город было уже мало; хотелось все увидеть самой.
— Я получил весточку от Олннна Рэдддлина, — прошептал Веннн Стогггул в краткий миг передышки. Его тело было залито потом и истерзано болью. — Твое колдовство нашло их.
— Я здесь, чтобы служить вам, владыка.
— Насчет Врат...
— Да, Врата. — Малистра готовила еще воск — прозрачный, горький, чистый.
— Я хочу знать больше. — Его кожа покрылась иероглифами воспаленных рубцов. — Хочу, чтобы ты отвела меня туда.
— Я рада, что вы доверяете мне, владыка. — Она смотрела, как воск течет вниз, разнесся сильный запах паленой плоти. — Я молюсь, чтобы вы были Избранным, — искренне сказала Малистра. — Ибо вы сильны и, вполне возможно, уцелеете.
Он пошевелился.
— Что ты имеешь в виду — “вполне возможно”?
— Важные предприятия, владыка, всегда содержат элементы опасности.
Используя Глаз Айбала, она миновала Северные ворота, незамеченная в'орннской стражей; используя деньги, щедро подаренные хозяином сада, поселилась в маленьком доме в шумном, переполненном северном районе. Ее клиентами были, естественно, месагггуны, стремящиеся уладить давние обиды. От нескольких первых счастливых посетителей быстро разошлась слава о ее мастерстве, и Малистра занялась делом.
Чем она занималась? Это можно было назвать по-разному — в зависимости от точки зрения. Например, предсказанием будущего, или перенастройкой весов, или, скажем, убийством тех, кому надо быть убитым. Честно говоря, для нее подобные определения не имели смысла. Она просто делала то, чему была обучена. В те первые дни она не задумывалась, нравится ей или не нравится то, как она зарабатывает на жизнь. И потому благодаря эдакой перевернутой алхимии самое заумное колдовство оказалось для нее низведено до всего лишь самой обыкновенной работы.
Однако долго это порочное положение не продержалось. Однажды вечером — через восемнадцать месяцев после ее прибытия в Ахсис Тэр — у двери Малистры появился некий месагггун. Несмотря на поздний вечер, она впустила его. Он был очень красив и в отличие от большинства месагггунов без пятен и запаха смазки. Он улыбался, входя в дом, но взгляд рассказал все, что ей надо было знать. Через несколько мгновений он уже приставил ей к горлу острый, как бритва, нож, заглянул ей в глаза и хриплым от ярости голосом сообщил о своих намерениях.
Этот месагггун, брат одной из ее жертв, только что вернулся домой из долгой поездки и обнаружил, что его сестра скончалась от скоротечной болезни, которую ни один гено-матекк не смог ни диагностировать, ни тем более вылечить. Сестра изменяла самому последнему клиенту Малистры. Клиент хотел ее смерти, и — за вознаграждение — Малистра постаралась. В известном смысле ошибку допустила не она, а заказчик, который похвастался наставившему ему рога месагггуну, прежде чем избить его до бесчувствия. Услышав слухи об измене сестры, брат пошел к ее любовнику и так узнал о том, что произошло.
— Твоя сестра умерла от болезни, — сказала Малистра.
— Как ты убила ее, колдунья, не имеет значения. — Струйка крови пересекла ее ключицу. Лезвие дрожало всего в миллиметре от пульса у нее на шее. — Меня интересует только, как долго ты будешь умирать.
В этот миг Малистра поняла, что слава — обоюдоострый меч. Ругая себя за гордыню, она открыла Глаз Айбала и шагнула из тела. Месагггун ничего не заподозрил, решив, что почти незаметная вспышка света связана с кун-далианской лампой в гостиной. На самом деле теперь в руках у него ничего не было — только иллюзия. На самом деле Малистра стояла у него за спиной, и он полностью был в ее власти.
Что с ним делать? Нелегкий вопрос. Она не хотела убивать его... она вообще никого не хотела убивать. Просто так получалось. Смерть — часть жизни, а жизнь — часть смерти. Таков один из главных принципов Кэофу, Великая Истина; Вселенная подтверждала ее каждый день множеством способов, больших и малых. Итак, убивать не хотелось, однако просто отпустить его тоже нельзя. Он бы пришел снова, и она понимала почему. Страдания развивались в ненависть, вина — в необходимость возместить ущерб. “Если бы только я был там, — наверное, тысячу раз говорил он себе с тех пор, как вернулся домой. — Если бы только я был там, я мог бы спасти ее”. Конечно, совершенно неверное предположение.
Кэофу подсказало ей выход из безвыходной с виду ситуации. Она подняла руки, открыла разум и переделала месагггуна. Внезапно в быстро сгущавшейся темноте нож упал на пол. Больше не было руки, держащей его, только медно-красная с черным змейка извивалась на полу. Ее прохладные блестящие чешуйки отражали свет лампы, снова рассеявшей колдовскую темноту по углам дома.
Улыбаясь, Малистра подняла змейку. Погладила плоскую треугольную головку, позволила раздвоенному красному язычку найти ее и познакомиться с ее очертаниями и запахом. Змейка все время была в движении, как пески Большого Воорга — беспокойные, текущие из одного места в другое. Воплощенный кочевник.
Полностью завладев вниманием змейки, Малистра заговорила с ней, и та ответила голосом белокостного демона, а потом обвилась вокруг правой руки и уменьшилась, преобразуясь в волнистый бронзовый обруч с выгравированными чешуйками. Клиенты неизменно восхищались изящным украшением.
25
Почему йа-гаар пожирает своих детенышей
Внутри тьмы и света Риана обнаружила живой Космос и столкнулась с пугающей иллюзией — миром, известным ей — и Аннону. Ее охватил страх, и от страха стали еще темнее Белокостные Врата. Она увидела их. Они терпеливо, как камень, ждали: прочнейший оплот защиты ее души — и ее слабейшее звено. Матерь предупреждала, что именно в Белокостных Вратах можно потерять себя. Теперь она поняла, что этот страх, отчаяние, жадность, зависть — все эмоции Хаоса — способны при подходящих обстоятельствах открыть Белокостные Врата, что, если хотя бы одному из этих чувств позволить слишком приблизиться, оно будет притянуто, словно намагниченное, к тем самым вратам, которые в других случаях оттолкнули бы его. В миг полной слабости эмоции Хаоса действуют как ключ, отпирая Врата и получая доступ в душу.
Правильно, Риана, прошептала Матерь ниоткуда и отовсюду одновременно. Ты за тридцать секунд постигла то, на понимание него у исключительно одаренных конар уходят годы.
Теперь ты — часть меня, сказала Риана. Я чувствую тебя в каждой клетке тела. Ты поможешь мне защитить Белокостные Врата?
Только советом: никогда не оставляй их без присмотра, и они останутся твоей первой, лучшей линией обороны.
Риана представила себя над Вратами, и страх рассеялся, как туман на солнце. Пора, сказала она, Припрыгать.
Она начала вертеться, и Иномирье Айаме завертелось вместе с ней. Свет стал тьмой и снова светом. Она чувствовала, как ее сущность тает, рассеивается, скользит сквозь миры Иномирья, как водовороты и вихри Пространства и Времени сливаются в бесконечный живой гобелен, более сложный, чем можно постичь.
Через мгновение Риана почувствовала, что просачивается сквозь живой гобелен и восстанавливается в физическом мире, где существует Кундала. Она оказалась в дальнем, темном углу главного зала Библиотеки. Риана стояла очень тихо, только глаза двигались, осматривая каждый квадратный сантиметр похожего на пещеру помещения. Широкие лучи солнечного света, проникая через высокие сводчатые окна, освещали мириады золотистых пылинок. Риана с изумлением обнаружила, что провела в келле с Матерью всю ночь.
Несмотря на раннее утро, в Библиотеке отнюдь не было пусто. Трехъярусные аммоновые мостки, обегающие заставленное книгами помещение, наполняли ученицы, лейны и шимы, поглощенные научными исследованиями или курсовыми работами. Далеко внизу на тщательно отполированном агатовом полу мелькали свет и тени. За длинным резным столом из ядровника, установленным на помосте, си-Дело несколько строгих шим — библиотекари. Они все время читали, однако их тренированные глаза то и дело поднимались, следя за всеми, замечая любые движения или звуки. Они были живым напоминанием о важности проводимого здесь времени для выполнения заданий. Рамаханы всех рангов сновали по тому или иному поручению: целеустремленно, не глядя по сторонам. Или сидели за общими столами, уткнувшись в открытые книги, яростно строча в блокнотах. Хмурые, поглощенные делами, скованные неестественной тишиной.
Надеюсь, у тебя не бывает головокружения, сказала Матерь.
Риана оказалась на третьем, самом верхнем ярусе. Никто не заметил ее внезапного появления в дальнем темном углу.
У Аннона бывало, мысленно прошептала Риана. Это фамильная черта Ашеров. Но Риана не боится высоты.
Она уже хотела идти, но тут застыла. Там, внизу, в Библиотеку вошла конара Урдма; вид у нее был довольно высокомерный. Что-то невидимое заставило ее резко остановиться, и несколько долгих, мучительных мгновений она внимательно осматривала главный зал.
Успокой мысли, предупредила Матерь. Она уловила твое возбуждение.
Я не знаю как. Риана в ужасе уставилась вниз. Конара Урдма продолжала психическую проверку посетительниц Библиотеки. Она скоро заметит меня даже в этом темном углу.
Твои мысли беспорядочны, сердиты, нетерпеливы, и потому их можно обнаружить. Успокойся, сказала Матерь. Ты успокойся, а я прикрою тебя заклятием слепоты.
Риана старалась замедлить дыхание, старалась найти в себе безмятежность. Проблема была в том, что личности Аннона спокойствие было не свойственно. Его готовили к боям; стоять неподвижно без единой мысли в голове казалось почти невозможным.
Потом в голове вдруг возник вопрос:
“Величайший Источник” упоминает йа-гааров. В священном тексте говорится, что они посвящены Миине. Но здесь на занятиях йа-гаары ни разу не упоминались.
Слово “йа-гаар” стало ненавистно нынешним рамаханам, ответила Матерь. На самом деле йа-гаары исполняют волю Миины. Они — стражи Бездны.
Риана вспомнила разговор с шимой Веддой.
Вот почему в наше время изображений йа-гааров нет в храмах и святилищах. И почему нас учат, будто “хагошрин” переводится как “то, что нельзя упоминать”.
На первичном, корневом языке Древнего наречия “хагошрин” означает “возлюбленный Богиней”.
Вот почему я видела их изображения в священных келлах Миины. Что ж, эта тайна разгадана. Риана стояла совершенно неподвижно. Но если йа-гаары посвящены Миине, почему же они стали ненавистны рамаханам ?
Потому что было время, когда йа-гаары пожирали своих детенышей, ответила Матерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97