Мягкие розовые тона, примерно такие же, как у парчи, которой обит стул эпохи королевы Анны. Интересно, какие ещё цвета там присутствовали? Наверное, жёлтый и салатовый.
У Доркас от возбуждения затрепетали ноздри.
– Переливчатая лазурь! – предположила она.
Помня о том, что Доркас предпочитает наряды самых немыслимых цветов, я с некоторым удивлением поняла, что на сей раз она, возможно, права.
– Стоп! – я рысью преодолела ковёр, покрывавший около половины комнаты, и остановилась на тёмных дубовых досках. – Что мог такой бережливый человек, как дядя Артур, – ведь чердак забит старыми вещами – сделать с ковром Абигайль?
– Использовал в качестве подстилки под новый вместо старых газет или войлока! – незамедлительно ответила Доркас и вновь оказалась права.
Кое-где на ковре красовались какие-то сомнительные подтёки, но когда мы его свернули, под ним и в самом деле обнаружился ковёр Абигайль, выглядевший как новый. Синие узоры тёплого переливчатого оттенка чудесно гармонировали с кремовым фоном.
– Доркас! – медленно произнесла я. – Твоих предков, случаем, не сжигали по обвинению в колдовстве? Почему именно синий цвет пришёл тебе в голову?
– Ничего странного! Это наиболее вероятное сочетание, – Доркас покраснела до корней волос, изо всех сил стараясь не встречаться со мной взглядом. – Переливчатая лазурь всегда была моим любимым цветом.
Оглушительный гонг сообщил нам, что в череду великих открытий врывается повседневность. Бен сзывал нас на праздничный обед.
Поскольку конфеты содержали месячную норму калорий, я решила хотя бы отчасти искупить свою вину, отказавшись от обеда и ужина. Но когда Бен вывалил мне на тарелку восхитительно-воздушный омлет, из жёлтой плоти которого соблазнительно торчали кусочки грибов и помидоров, золотистые кольца лука и, словно всего этого изобилия было мало, нежные побеги брокколи, я не нашла в себе сил расстраивать его… или себя. Принеся свои лучшие чувства в жертву кулинарным способностям Бена, я была до глубины души разочарована тем, что он не разделяет моих восторгов по поводу Абигайль и гостиной. Заметив на моём лице гримасу обиды, Бен усугубил положение, равнодушно обронив, что если покупка новых штор и оклейка обоями стен доставит мне удовольствие, то он не возражает.
– Бен, это не пустяки! – воскликнула я. – И для меня это вовсе не забава!
Но в ответ Бен лишь раздражённо вздёрнул чёрные брови.
Старик Джонас любовно налил кофе в блюдце и проговорил:
– Не знаю, сколько уж годков прошло с тех пор, когда эту комнату в последний раз приводили в порядок.
Я дождалась, пока старик допьёт кофе, вытрет рот салфеткой и вновь заткнёт её за ворот вязаной кофты.
– И что, Джонас? – я искательно заглянула ему в лицо. – Вы тоже считаете, что мне не следует тревожить пыль веков? Возможно, так и надо поступить. Ведь эта пыль имеет музейную ценность. Ей же почти сто лет.
Джонас гневно глянул на меня. Его усы были влажным от кофе.
– Никогда не давайте переубедить себя! Даже ему, – он ткнул пальцем в сторону Бена, – позволяйте этого делать. Дом был настоящей лачугой, пока не появились вы с метлой и тряпками.
Сдвинув брови, Джонас решительно выставил вперёд челюсть, яростно швырнул салфетку на стол и прошествовал к задней двери. Приоткрыв рты, мы изумлённо таращились на стул, где он только что сидел.
– Опять твои роковые чары, Элли, – губы Бена дрогнули. – Ещё один поклонник пал к твоим ногам.
– Издеваешься, да? – взвилась я. – Может, ты и считаешь, что если девушка не похожа на Венеру, восставшую из пены морской, то она недостойна даже взгляда, но не все мужчины придерживаются твоих божественных пристрастий!
– Ну-ну, Элли, – вмешалась Доркас, – это всего лишь безобидная шутка. Воспринимай её как…
– Пожалуйста! – я сделала глубокий вдох. – Пожалуйста, не говори мне, что следует относиться к жизни с юмором. Бен постоянно отпускает свои гнусные шуточки, ему нравится унижать меня! Он то и дело повторяет, что ни одному здравомыслящему человеку не может понравится такая безобразная корова, как я! – Что-то мягкое и пушистое обвилось вокруг моей ноги. Тобиас! Я подняла его и благодарно уткнулась пылающим лицом в уютную шерстку.
– Элли, – голос Бена сочувственно подрагивал. – Ты ведь не сделала ничего такого, о чём теперь горько жалеешь? Не бойся, скажи нам. Мы с Доркас – твои друзья.
За кого этот идиот себя принимает? За обеспокоенного папашу из оперетки Гилберта и Салливана? Или он догадывается насчёт проклятых конфет?!
Я оторвалась от Тобиаса.
– В любовную связь со стариком Джонасом я не вступала, если ты на это намекаешь.
– Нет, ну и дурища же! – искрящиеся смехом глаза Бена изучали меня. – Я имел в виду, не съела ли ты, случаем, чего не следовало? Когда ты фурией набросилась на меня, мне тотчас пришла в голову мысль, а не опустошила ли ты банку сгущённого молока. Именно из-за чувства вины, дорогой Ватсон, грешники ведут себя так отвратительно.
Этот человек проницателен до омерзения, но конфеты прислал кто-то другой, если, конечно, Бентли Хаскелл не одержим демоном коварства. Я начала подозревать Джонаса, но от речи в свою защиту меня избавила Доркас, которая поручилась, что я всё утро не приближалась к кухне. Поиграв в гляделки несколько томительных минут, мы с Беном нехотя улыбнулись и заключили перемирие.
– Рад, что ты ведёшь себя как нормальный и разумный человек, ибо на ужин я задумал угощение.
– Что? – быстро спросила я.
Тобиас был не столь вежлив; он широко зевнул, обнажив розовые дёсны.
– Всего лишь десерт. Мусс из кофе с молоком с добавлением крема и тёртого горького шоколада! – Бен откинулся на стуле и закрыл глаза.
– Грандиозно! – я зааплодировала, чувствуя себя после шоколадной оргии закоренелой преступницей.
Доркас, равнодушно относившаяся к десертам, пробормотала, что «звучит неплохо», но без особого воодушевления в голосе.
– Этот рецепт я нашёл в сборнике Абигайль Грантэм, – Бен перегнулся назад и подтянул к себе маленькую коричневую книжицу, лежавшую на разделочном столе. – Здесь есть просто потрясающие рецепты. Хотя, конечно, хватает и вполне стандартных, – он перелистал страницы. – Кекс с тмином, пасхальный кулич, копчёная пикша в яичном заварном креме с добавлением мускатного ореха. Это всё ерунда, – он замолчал и провёл пальцем по листкам. – Пропускаем и переходим сразу к супам и тушёному мясу. Здесь тоже нет ничего из ряда вон выходящего. Больше всего мне понравился напиток для протрезвления подвыпившего жениха, чтобы он не шатался, шагая по церковному проходу. Вот ещё один шедевр – лосьон после бритья, который готовят из толчёных листьев щавеля и сока одуванчика! А кто из нас не придёт в восторг от способа убирать подпалины с постельного белья, если беспечному гостю вздумалось снимать нагар со свечей о простыни.
– Как здорово! Можно мне взглянуть? – Доркас протянула руку. – Слушайте! Средство от кашля: два очень спелых огурца, корень солодки и набор трав, которые растут в любом английском саду, – шалфей, мята и…
Я оставила их вдвоём, пускай себе пичкают друг друга рецептами по изготовлению лосьона для рук из розовой воды и глицерина. Не то чтобы меня не интересовала эта сторона жизни Абигайль Грантэм, но мне не терпелось подняться на чердак и выяснить, какая мебель могла в прежние времена стоять в гостиной. Лишь спустя некоторое время я вспомнила, что не рассказала Бену о том, что Абигайль продала кольцо с гранатом, но, вероятно, это не имело большого значения. Судя по сумме, ценность кольца была невелика. Если только это не рубин, маскирующийся под менее ценный камень. Так что вряд ли от нас требуется найти это кольцо. А если даже так, то зачем нам прислали две книги, когда вполне хватило бы журнала расходов? Надо бы взять рецепты у Бена и самой прочесть; может, удастся отыскать недостающее звено. Гипотезы хотя и хороши для ума, но от них у меня начала кружиться голова. Пора приниматься за физический труд.
Я беззаботно провела остаток дня среди паутины и потолочных балок. Роясь в чемоданах со старыми вещами и постельным бельём. Я чувствовала себя в своей стихии. В одном я обнаружила великолепное вышитое покрывало, которое вместе с несколькими подушками решила спустить вниз. Я не специалист по антиквариату, но основы мне известны. К тому времени, когда в окна стали заглядывать розовато-лиловые тени, я отобрала приличную груду, высившуюся посреди расчищенного пространства. Два кресла с гнутыми спинками, стул эпохи королевы Анны (я была уверена, что он принадлежал Абигайль), женское бюро того же периода, резной раздвижной карточный столик, швейная машинка с резными ножками, ореховый сервировочный столик и самая ценная находка – диван с обивкой из парчи кремового цвета, в точности соответствовавшего обоям, которые мы обнаружили под верхним слоем в гостиной. Прогнившая материя рвалась от прикосновения, но заново обтянуть диван похожей тканью не составит особого труда. Ни одна находка не могла претендовать на роль клада, но я всё равно была довольна.
Сквозь потолочные перекрытия проник далёкий металлический гул. Гонг к ужину. Вытерев пыльные руки о штаны, я спустилась вниз. Заглянув к себе в комнату, чтобы переодеться, я решила уничтожить улики. В смысле, конфеты. Куда бы их выкинуть без опасения быть схваченной за руку на месте преступления? Размышляя над этим вопросом, я рассеянно проглотила три штуки и неожиданно оказалась перед готовым решением. Коробка была пуста. Скомкать её да отправить в мусорную корзину, запихнув под старые журналы, пока не представится удобный случай избавиться от неё навеки. Хорошо бы закопать тёмной ночью в саду, но этот вариант, к сожалению, исключался, так как есть риск наткнуться на тётушку Сибил во время одной из её увеселительных прогулок. Впрочем, можно будет придумать что-то более надёжное. Я погребла останки конфетной коробки под слоем старых газет и уже собиралась водворить на место мусорную корзину, как неожиданно увидела на туалетном столике какой-то плоский пакетик, обёрнутый подарочной бумагой. Когда я последний раз заходила в комнату, этого пакетика определённо не было! Сегодня явно день сюрпризов. Наверное, это от старушки Сибил. В каком-то смысле старушка была очень застенчивой особой. Разрывая бумагу, я искренне надеялась, что это не ещё одна телефонная книга и не словарь.
Оказалось, ни то ни другое. Когда я сняла последний слой тонкой обёрточной бумаги, в руках у меня очутилась изысканная серебряная рамка для фотографии. На простой белой открытке значилось всего одно слово: Бен. И больше ничего. Ни шутливых поздравлений с днём рождения, ни цветистого сонета, сочинённого компьютером. Подарок говорил сам за себя. Я знала, для чего предназначалась рамка. Бен вспомнил, как мне понравилась фотография Абигайль, и преподнёс идеальную оправу – сентиментальный поступок для человека, претендующего на звание циника. Я нежно провела по рамке пальцем. Может, и конфеты прислал Бен, а разговор о моих преступных наклонностях завёл, всего лишь чтобы подразнить меня? Вечером я обязательно должна улучить минуту и серьёзно поговорить с ним. Даже напольные весы выглядели в этом свете более привлекательно – Бен верил, что я расправлюсь с ненавистными килограммами, даже если позволю себе шоколадную оргию. Я чувствовала себя подобно королеве, празднующей два дня рождения: один официальный, парадный, и один – в кругу близких.
Повторный гневный призыв гонга вынудил меня на время отложить сладостные мечты. Я уже спустилась по лестнице, когда в укромном уголке холла тренькнул телефон. После недолгих поисков я обнаружила телефон под фетровой шляпой Доркас; в трубке что-то щёлкнуло, и воцарилась полная тишина. Моё «алло» отозвалось далёким эхом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48