– он раскрыл большую зелёную книгу и принялся отрывать полоски марок.
– Ни то ни другое. Мы живём в нескольких милях от деревни. Недавно скончался мой родственник…
– Так одна из вас мисс Элли Саймонс? Да? Какая удача, что вы сюда заглянули! Мы ведь закрываемся через пять минут. Вы на машине?
– Да, но…
– Подождите, я сейчас вернусь!
Молодой человек исчез за красной плюшевой занавеской и через мгновение вернулся с большим плоским свёртком, обёрнутым коричневой бумагой и перевязанным бечёвкой.
– Сегодня утром обнаружил это на стойке, – объяснил он. – Никакого адреса, только имена: мистеру Бентли Хаскеллу и мисс Элли Саймонс. Подобное поведение показалось мне несколько наглым: ни объяснений тебе, ни марок. И вообще, это происшествие поставило меня в затруднительное положение. Имена-то я знал. В такой маленькой деревушке, как наша, сразу становится известно, когда приезжают новые люди, но в то же время… – он с серьёзным видом наклонился к нам, – существуют определённые законы и правила, и мы не можем позволять кому бы то ни было обманывать Королевскую Почту. Мой начальник завтра утром возвращается из отпуска, и я собирался спросить его, как мне поступить. Но раз вы здесь, я передаю посылку вам, распишитесь в получении. Хорошо, что вы на машине, а то сил не хватит взбираться на эту гору.
* * *
– Где, – спросила Доркас, – вы взяли тот листок, на котором записывали список покупок?
– В гостиной, в ящике бюро. Я вырвала его из блокнота. А что?
– Я уверена, что это не Бентли написал слово «почта» на обратной стороне листка; он бы выразился определённее: почтовые марки или конверты и так далее. Да и вообще глупо упоминать почту, поскольку ясно, что марки и конверты покупаются не у мясника и не в свечной лавке. Как ни прискорбно, но на нас обеих нашло затмение. Наткнулись на подсказку номер один и даже не заметили.
– Забавно! – я открыла дверцу машины и аккуратно просунула посылку между передними и задними сиденьями. – Только сегодня утром вы посоветовали поискать подозрительные листки бумаги.
– Да, но не в буквальном смысле, – возразила Доркас, забираясь в автомобиль.
– Довольно рискованная задумка. Я ведь могла написать список на куске картона или клочке бумажного полотенца.
– Охота за кладом – всегда игра случая, а не точная наука. Но должна сказать, на этот раз все шансы были за то, что удача будет на нашей стороне. Что может быть естественнее – заглянуть в бюро в поисках подходящего листка бумаги и вырвать верхнюю страницу блокнота!
Я осторожно подала машину назад, выруливая со стоянки.
– Ладно. Теперь мы должны ответить на вопрос, кто же сообщник дядюшки Мерлина. Посылка ведь не сама притопала на почту, и вполне естественно предположить, что и запись была сделана после его смерти. Вряд ли дядюшка оставил бы листок на бюро покрываться пылью в ожидании смерти владельца дома.
Доркас решительно кивнула.
– Я предполагаю, что в день похорон посредник, который нам кажется совершенно нейтральной личностью, – возможно, это поверенный или священник, – действовал согласно указаниям покойного и, воспользовавшись суматохой при чтении завещания, тихонько подменил старый блокнот новым.
– И доктор ненадолго заходил, но думаю, что, скорее всего, в свои планы дядюшка Мерлин посвятил тётю Сибил. Он знал, что вне зависимости от того, согласна она с ним или нет, Сибил выполнит любое его распоряжение и будет держать рот на замке. А это значит, бессмысленно пытаться выведать что-либо у неё. Сегодня утром она могла добраться до деревни на автобусе. Автобусная остановка совсем рядом с воротами. Она могла подождать, пока откроется почта, положить посылку на стойку и незаметно улизнуть.
– И ей проще, чем другим, было сделать эту запись, – согласилась Доркас.
Мы добрались до станции, разыскали багаж Доркас и перетащили его в автомобиль. Вновь усевшись в водительское кресло, я направила машину в сторону холма, дорогу освещал лишь неверный свет фар. Вглядываясь в темноту, я думала о дядюшке Мерлине.
– Всё-таки поразительно, – пробормотала я наконец, – как всё совпало. Объявляется сбор семьи, завещание подготовлено, и тут старки весьма кстати отправляется на тот свет. Доктор говорит, у него было больное сердце…
Тонкий длинный нос Доркас начал раздуваться, как у ищейки, почуявшей завтрак.
– Вы предполагаете, что ваш дядя Мерлин поступил по примеру своей матери и наложил на себя руки?
– От этого дьявольского древнего ископаемого всего можно было ожидать. Дядюшка Мерлин не из тех, кто станет тянуть до последнего. К тому же он весьма ловко распорядился чужими жизнями к полному своему удовлетворению. Но всё дело в том, что я не представляю, как он мог это устроить. Ведь доктор утверждает, что он умер от пневмонии.
Мы въехали в ворота и покатили по подъездной дорожке.
– Интересная гипотеза, – кивнула Доркас. – Скорее это можно принять за убийство, но думаю, что истина гораздо проще. Старик привёл в действие свой план и просто закрыл глаза, чтобы не проснуться.
– Да уж! Даже Господь Бог дважды подумает, прежде чем держать дядюшку Мерлина в приёмной дольше назначенного времени, – я въехала под арочный свод между домом и конюшней. – Помогите мне с посылкой. Продукты могут и подождать. Мы должны найти Бена и продемонстрировать ему подсказку номер один.
– Надеюсь, он не из тех маньяков, что категорически отказываются разрезать бечёвку и требуют, чтобы каждый узелок был развязан, даже если это придётся проделывать с помощью собственных зубов, – проворчала Доркас.
Глава девятая
– Дамы и господа! – прокричал Бен. – На торги выставляется превосходная картина эпохи короля Эдуарда, изображающая даму с каштановыми волосами, с собачкой на коленях. Стартовая цена – сто пятьдесят тысяч фунтов. Прошу вас, ценители искусства, поторопитесь, все доходы поступят на счёт личного благотворительного фонда Бентли Хаскелла. Кто-то хочет повысить цену? Я вижу, вон в том дальнем углу кто-то поднял руку…
– Таким вот непристойным жестом, – перебила я его, – даю понять, что если сейчас же не спустишься с этой хлипкой коробки, которую ты столь изобретательно водрузил на стул, то пеняй на себя.
Деловитость, сопровождавшая вскрытие посылки, довольно быстро сменилась легкомысленными шуточками. И причиной тому было содержимое, которое не оправдало наших ожиданий. Думаю, все рассчитывали увидеть подробнейшую карту для сохранности наклеенную на чертёжную доску), в уголке которой красуется череп с перекрещёнными костями, а жирный крестик недвусмысленно указывает заветное место, где спрятан клад. На самом деле в посылке оказался портрет, только что описанный Беном. Дама с каштановыми волосами могла бы счесть большой удачей, если бы за своё изображение ей удалось выручить в магазине подержанных товаров хотя бы пять фунтов. Только одно можно было сказать о художнике наверняка – он явно не был последователем старых мастеров.
– Надеюсь, я пишу лучше, чем он рисовал! – Бен положил портрет и задумчиво потёр подбородок. – Что случилось с Доркас?
– Всему виной твоё красноречие, – я с комфортом устроилась на диване, на коленях у меня уютно мурлыкал Тобиас. – Она испугалась, что назовёт цену, которая ей не по карману, а потому отправилась готовить чай.
– Вот как? Наверное, у меня слишком богатое воображение, – Бен продолжал разглядывать портрет. – Мне показалось, она почувствовала себя несколько неуютно, когда мы вскрыли посылку.
– Быть может, её смутило мастерство портретиста. И чтобы мы не стали интересоваться её мнением, решила удалиться… А вот и она.
– Возращение странника! Кто-нибудь откроет дверь? – пропела Доркас из холла.
– Напрасно всё это, – уныло пробормотала я, открывая дверь. У меня потекли слюнки при виде подноса. – Бен, ты только взгляни на эту нежнейшую ветчину и сандвичи с сыром!.. О, и кресс-салат! Доркас, не вам, а Бену следовало прогуляться по магазинам. А то у него, чего доброго, мышцы атрофируются.
– Зато твоим челюстям это не грозит! – парировал Бен.
Пока Доркас разливала чай, он схватил сразу два сандвича.
– Я уже не представляю, что бы мы без вас делали, – пропустив грубость Бена мимо ушей, я рассеянно потянула к себе блюдо.
– Тебе нельзя, – Бен хлопнул по моей руке, словно это была не очаровательная пухлая ручка, а назойливая муха, после чего взял ещё два сандвича. – Можешь съесть помидор и маленький кусочек огурца. Полчаса назад, помнится, ты заявила, что еда тебя больше не волнует.
– Разумное ограничение в еде – это одно, а голод – совсем другое! – гневно возразила я.
– Ну-ну! – вмешалась Доркас. – Бентли, оставьте девушку в покое. Любому механизму требуется смазка, иначе он быстро выйдет из строя, – она протянула мне чашку чая. – Никогда не верила ни в какие диеты. Всегда плотно ем три раза в день. И при этом не прибавляю и не теряю ни единой унции. На не все же одинаковы, Элли – крупная женщина…
– Это ваши слова, а не мои, – обжора, поглощавший девятый сандвич, самодовольно ухмыльнулся.
– Взаимные оскорбления ведут только к ссорам! – Доркас одарила его суровым взглядом. – Вы пишите свою книгу, а Элли сама справится с тем, что от неё требуется. Она прекрасно знает, что к чему. Лично я никогда не считала, что женщины должны напоминать ожившие скелеты. Взгляните на меня! Кажа да кости. Разве я похожа на секс-символ? Ха! Ни один мужчина не обратит внимания на мою фигуру.
Мне вдруг показалось, что ещё секунда, и Бен сделает Доркас предложение. Глаза его сверкнули.
Я допила чай и вновь наполнила чашку.
– Интересно, что погубило даму на портрете?
– Скорее всего, бешенство, – Бен сыто развалился в кресле. – Вид у этого мопса такой, будто он вот-вот её тяпнет.
– Не всякой собаке нравится позировать, – глубокомысленно заметила я.
Тобиас, словно желая выразить презрение к собачьему племени, зевнул и спрыгнул с моих коленей.
Бен взял в руки портрет, прислонённый к ящику для угля.
– А в те дни женщины всегда носили перчатки?
– Исключение составляла лишь ванная комната. Это именовалось борьбой против соблазнов плоти. Мне иногда кажется, что во времена Виктории и Эдуарда ни о чём, кроме секса, и не думали. Хотя пышные шляпки и зонтики от солнца той эпохи всегда мне были по душе.
– Честно говоря, – Бен держал картину на вытянутых руках, – мне она даже нравится. Портрет, конечно, никуда не годится, но в этой особе есть что-то чертовски привлекательное. Кого-то она мне напоминает.
– Неужели! – рука Доркас дрогнула, и чай выплеснулся на стол.
Она принялась поспешно вытирать лужу. Лицо её слегка покраснело. Неловкость у преподавателя физкультуры должна считаться непростительным недостатком.
– Дай-ка мне взглянуть, Бен, – я нетерпеливо отобрала у него картину. – Она определённо не красива, даже не миловидна – лицо плоское и вытянутое, а нос слишком тонкий и заострённый. Причёска в стиле «воронье гнездо»…
– Ты слишком придирчива, – голос Бена звучал раздражённо.
– Вовсе нет. Я просто ищу источник её очарования, поскольку согласна с тобой: в ней и в самом деле что-то есть. Её глаза… Она относится к той породе людей, которую сейчас уже не встретишь, – мне с трудом удавалось подобрать слова; незнакомка терпеливо смотрела на меня с портрета. – Честная и добрая старомодная английская дама, – пустилась я в путаные объяснения, – которая для всей деревни сготовит суп и никогда не прогонит нищего, но при этом в ней нет ограниченности. Она обладает чувством юмора, ранима, и в то же время в ней чувствуется сила. Такая не испугалась бы встреченных на дороге цыган, не побоялась бы испачкать руки в печной саже и выпить чашечку чая со служанкой не сочла бы зазорным…
Судя по всему, на Бена моя речь произвела впечатление, но заговорил он довольно сухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Ни то ни другое. Мы живём в нескольких милях от деревни. Недавно скончался мой родственник…
– Так одна из вас мисс Элли Саймонс? Да? Какая удача, что вы сюда заглянули! Мы ведь закрываемся через пять минут. Вы на машине?
– Да, но…
– Подождите, я сейчас вернусь!
Молодой человек исчез за красной плюшевой занавеской и через мгновение вернулся с большим плоским свёртком, обёрнутым коричневой бумагой и перевязанным бечёвкой.
– Сегодня утром обнаружил это на стойке, – объяснил он. – Никакого адреса, только имена: мистеру Бентли Хаскеллу и мисс Элли Саймонс. Подобное поведение показалось мне несколько наглым: ни объяснений тебе, ни марок. И вообще, это происшествие поставило меня в затруднительное положение. Имена-то я знал. В такой маленькой деревушке, как наша, сразу становится известно, когда приезжают новые люди, но в то же время… – он с серьёзным видом наклонился к нам, – существуют определённые законы и правила, и мы не можем позволять кому бы то ни было обманывать Королевскую Почту. Мой начальник завтра утром возвращается из отпуска, и я собирался спросить его, как мне поступить. Но раз вы здесь, я передаю посылку вам, распишитесь в получении. Хорошо, что вы на машине, а то сил не хватит взбираться на эту гору.
* * *
– Где, – спросила Доркас, – вы взяли тот листок, на котором записывали список покупок?
– В гостиной, в ящике бюро. Я вырвала его из блокнота. А что?
– Я уверена, что это не Бентли написал слово «почта» на обратной стороне листка; он бы выразился определённее: почтовые марки или конверты и так далее. Да и вообще глупо упоминать почту, поскольку ясно, что марки и конверты покупаются не у мясника и не в свечной лавке. Как ни прискорбно, но на нас обеих нашло затмение. Наткнулись на подсказку номер один и даже не заметили.
– Забавно! – я открыла дверцу машины и аккуратно просунула посылку между передними и задними сиденьями. – Только сегодня утром вы посоветовали поискать подозрительные листки бумаги.
– Да, но не в буквальном смысле, – возразила Доркас, забираясь в автомобиль.
– Довольно рискованная задумка. Я ведь могла написать список на куске картона или клочке бумажного полотенца.
– Охота за кладом – всегда игра случая, а не точная наука. Но должна сказать, на этот раз все шансы были за то, что удача будет на нашей стороне. Что может быть естественнее – заглянуть в бюро в поисках подходящего листка бумаги и вырвать верхнюю страницу блокнота!
Я осторожно подала машину назад, выруливая со стоянки.
– Ладно. Теперь мы должны ответить на вопрос, кто же сообщник дядюшки Мерлина. Посылка ведь не сама притопала на почту, и вполне естественно предположить, что и запись была сделана после его смерти. Вряд ли дядюшка оставил бы листок на бюро покрываться пылью в ожидании смерти владельца дома.
Доркас решительно кивнула.
– Я предполагаю, что в день похорон посредник, который нам кажется совершенно нейтральной личностью, – возможно, это поверенный или священник, – действовал согласно указаниям покойного и, воспользовавшись суматохой при чтении завещания, тихонько подменил старый блокнот новым.
– И доктор ненадолго заходил, но думаю, что, скорее всего, в свои планы дядюшка Мерлин посвятил тётю Сибил. Он знал, что вне зависимости от того, согласна она с ним или нет, Сибил выполнит любое его распоряжение и будет держать рот на замке. А это значит, бессмысленно пытаться выведать что-либо у неё. Сегодня утром она могла добраться до деревни на автобусе. Автобусная остановка совсем рядом с воротами. Она могла подождать, пока откроется почта, положить посылку на стойку и незаметно улизнуть.
– И ей проще, чем другим, было сделать эту запись, – согласилась Доркас.
Мы добрались до станции, разыскали багаж Доркас и перетащили его в автомобиль. Вновь усевшись в водительское кресло, я направила машину в сторону холма, дорогу освещал лишь неверный свет фар. Вглядываясь в темноту, я думала о дядюшке Мерлине.
– Всё-таки поразительно, – пробормотала я наконец, – как всё совпало. Объявляется сбор семьи, завещание подготовлено, и тут старки весьма кстати отправляется на тот свет. Доктор говорит, у него было больное сердце…
Тонкий длинный нос Доркас начал раздуваться, как у ищейки, почуявшей завтрак.
– Вы предполагаете, что ваш дядя Мерлин поступил по примеру своей матери и наложил на себя руки?
– От этого дьявольского древнего ископаемого всего можно было ожидать. Дядюшка Мерлин не из тех, кто станет тянуть до последнего. К тому же он весьма ловко распорядился чужими жизнями к полному своему удовлетворению. Но всё дело в том, что я не представляю, как он мог это устроить. Ведь доктор утверждает, что он умер от пневмонии.
Мы въехали в ворота и покатили по подъездной дорожке.
– Интересная гипотеза, – кивнула Доркас. – Скорее это можно принять за убийство, но думаю, что истина гораздо проще. Старик привёл в действие свой план и просто закрыл глаза, чтобы не проснуться.
– Да уж! Даже Господь Бог дважды подумает, прежде чем держать дядюшку Мерлина в приёмной дольше назначенного времени, – я въехала под арочный свод между домом и конюшней. – Помогите мне с посылкой. Продукты могут и подождать. Мы должны найти Бена и продемонстрировать ему подсказку номер один.
– Надеюсь, он не из тех маньяков, что категорически отказываются разрезать бечёвку и требуют, чтобы каждый узелок был развязан, даже если это придётся проделывать с помощью собственных зубов, – проворчала Доркас.
Глава девятая
– Дамы и господа! – прокричал Бен. – На торги выставляется превосходная картина эпохи короля Эдуарда, изображающая даму с каштановыми волосами, с собачкой на коленях. Стартовая цена – сто пятьдесят тысяч фунтов. Прошу вас, ценители искусства, поторопитесь, все доходы поступят на счёт личного благотворительного фонда Бентли Хаскелла. Кто-то хочет повысить цену? Я вижу, вон в том дальнем углу кто-то поднял руку…
– Таким вот непристойным жестом, – перебила я его, – даю понять, что если сейчас же не спустишься с этой хлипкой коробки, которую ты столь изобретательно водрузил на стул, то пеняй на себя.
Деловитость, сопровождавшая вскрытие посылки, довольно быстро сменилась легкомысленными шуточками. И причиной тому было содержимое, которое не оправдало наших ожиданий. Думаю, все рассчитывали увидеть подробнейшую карту для сохранности наклеенную на чертёжную доску), в уголке которой красуется череп с перекрещёнными костями, а жирный крестик недвусмысленно указывает заветное место, где спрятан клад. На самом деле в посылке оказался портрет, только что описанный Беном. Дама с каштановыми волосами могла бы счесть большой удачей, если бы за своё изображение ей удалось выручить в магазине подержанных товаров хотя бы пять фунтов. Только одно можно было сказать о художнике наверняка – он явно не был последователем старых мастеров.
– Надеюсь, я пишу лучше, чем он рисовал! – Бен положил портрет и задумчиво потёр подбородок. – Что случилось с Доркас?
– Всему виной твоё красноречие, – я с комфортом устроилась на диване, на коленях у меня уютно мурлыкал Тобиас. – Она испугалась, что назовёт цену, которая ей не по карману, а потому отправилась готовить чай.
– Вот как? Наверное, у меня слишком богатое воображение, – Бен продолжал разглядывать портрет. – Мне показалось, она почувствовала себя несколько неуютно, когда мы вскрыли посылку.
– Быть может, её смутило мастерство портретиста. И чтобы мы не стали интересоваться её мнением, решила удалиться… А вот и она.
– Возращение странника! Кто-нибудь откроет дверь? – пропела Доркас из холла.
– Напрасно всё это, – уныло пробормотала я, открывая дверь. У меня потекли слюнки при виде подноса. – Бен, ты только взгляни на эту нежнейшую ветчину и сандвичи с сыром!.. О, и кресс-салат! Доркас, не вам, а Бену следовало прогуляться по магазинам. А то у него, чего доброго, мышцы атрофируются.
– Зато твоим челюстям это не грозит! – парировал Бен.
Пока Доркас разливала чай, он схватил сразу два сандвича.
– Я уже не представляю, что бы мы без вас делали, – пропустив грубость Бена мимо ушей, я рассеянно потянула к себе блюдо.
– Тебе нельзя, – Бен хлопнул по моей руке, словно это была не очаровательная пухлая ручка, а назойливая муха, после чего взял ещё два сандвича. – Можешь съесть помидор и маленький кусочек огурца. Полчаса назад, помнится, ты заявила, что еда тебя больше не волнует.
– Разумное ограничение в еде – это одно, а голод – совсем другое! – гневно возразила я.
– Ну-ну! – вмешалась Доркас. – Бентли, оставьте девушку в покое. Любому механизму требуется смазка, иначе он быстро выйдет из строя, – она протянула мне чашку чая. – Никогда не верила ни в какие диеты. Всегда плотно ем три раза в день. И при этом не прибавляю и не теряю ни единой унции. На не все же одинаковы, Элли – крупная женщина…
– Это ваши слова, а не мои, – обжора, поглощавший девятый сандвич, самодовольно ухмыльнулся.
– Взаимные оскорбления ведут только к ссорам! – Доркас одарила его суровым взглядом. – Вы пишите свою книгу, а Элли сама справится с тем, что от неё требуется. Она прекрасно знает, что к чему. Лично я никогда не считала, что женщины должны напоминать ожившие скелеты. Взгляните на меня! Кажа да кости. Разве я похожа на секс-символ? Ха! Ни один мужчина не обратит внимания на мою фигуру.
Мне вдруг показалось, что ещё секунда, и Бен сделает Доркас предложение. Глаза его сверкнули.
Я допила чай и вновь наполнила чашку.
– Интересно, что погубило даму на портрете?
– Скорее всего, бешенство, – Бен сыто развалился в кресле. – Вид у этого мопса такой, будто он вот-вот её тяпнет.
– Не всякой собаке нравится позировать, – глубокомысленно заметила я.
Тобиас, словно желая выразить презрение к собачьему племени, зевнул и спрыгнул с моих коленей.
Бен взял в руки портрет, прислонённый к ящику для угля.
– А в те дни женщины всегда носили перчатки?
– Исключение составляла лишь ванная комната. Это именовалось борьбой против соблазнов плоти. Мне иногда кажется, что во времена Виктории и Эдуарда ни о чём, кроме секса, и не думали. Хотя пышные шляпки и зонтики от солнца той эпохи всегда мне были по душе.
– Честно говоря, – Бен держал картину на вытянутых руках, – мне она даже нравится. Портрет, конечно, никуда не годится, но в этой особе есть что-то чертовски привлекательное. Кого-то она мне напоминает.
– Неужели! – рука Доркас дрогнула, и чай выплеснулся на стол.
Она принялась поспешно вытирать лужу. Лицо её слегка покраснело. Неловкость у преподавателя физкультуры должна считаться непростительным недостатком.
– Дай-ка мне взглянуть, Бен, – я нетерпеливо отобрала у него картину. – Она определённо не красива, даже не миловидна – лицо плоское и вытянутое, а нос слишком тонкий и заострённый. Причёска в стиле «воронье гнездо»…
– Ты слишком придирчива, – голос Бена звучал раздражённо.
– Вовсе нет. Я просто ищу источник её очарования, поскольку согласна с тобой: в ней и в самом деле что-то есть. Её глаза… Она относится к той породе людей, которую сейчас уже не встретишь, – мне с трудом удавалось подобрать слова; незнакомка терпеливо смотрела на меня с портрета. – Честная и добрая старомодная английская дама, – пустилась я в путаные объяснения, – которая для всей деревни сготовит суп и никогда не прогонит нищего, но при этом в ней нет ограниченности. Она обладает чувством юмора, ранима, и в то же время в ней чувствуется сила. Такая не испугалась бы встреченных на дороге цыган, не побоялась бы испачкать руки в печной саже и выпить чашечку чая со служанкой не сочла бы зазорным…
Судя по всему, на Бена моя речь произвела впечатление, но заговорил он довольно сухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48