На сей раз Сано избежал проклятого отрицания:
— Завтра, когда я навещу семью Каибары...
— Вы еще не навестили семью? — Голосом канцлер выразил удивление, ухмылкой — злорадство. — Сёсакан, боюсь, ваше... предположение не подтверждено фактами.
Сано почувствовал прилив ярости. Зачем Янагисава губит его? Ему стало хуже, когда он заметил, как канцлер и сёгун опять переглянулись. «Он глуп», — сказал взгляд Янагисавы. «Думаю, вы правы», — ответил взгляд Цунаёси.
Сообразив, что должен действовать быстро, если желает вернуть расположение сёгуна, Сано выпалил:
— Я съездил в морг и обнаружил...
— В морг! — Ужас, прогремевший в восклицании Янагисавы, заставил его замолчать. — Ездить туда, где обитает смерть, напоминать о ней его превосходительству! — Он повернулся к сёгуну. — Пожалуйста, извините этого человека за невежливость. Без сомнения, не он сам, но рождение и воспитание виноваты в прискорбном отсутствии у него такта.
Искреннюю просьбу сопроводил ледяной взгляд. Яна-гисава дал понять: он не хочет, чтобы Сано простили, он намеренно оскорбляет семью сёсакана. Сано захлестнула бессильная ненависть к канцлеру.
— Прошу прощения, ваше превосходительство, — буквально выдавил он из пересохшего горла.
Цунаёси оживился:
— Прощаю.
Тщательно подбирая слова, Сано сказал:
— Я только хотел сообщить, Каибара является не первой жертвой охотника за бундори. Десять дней назад еще один человек был убит точно таким же образом.
У Сано отлегло от сердца, когда сёгун внимательно посмотрел на него. А у Янагисавы затрепетали ноздри, красиво очерченный рот от досады вытянулся твердой тонкой полоской.
— Ваше превосходительство, мне кажется, это убийство поможет выяснить мотивы и личность преступника, — постарался Сано удержать внимание Цунаёси.
— Далеко идущее, э-э, заключение. — Сёгун задумчиво потер подбородок.
Но триумф Сано оказался недолгим.
— Еще одно убийство. — Темные влажные глаза Янагисавы озорно блеснули. — Как же так, сёсакан Сано, разве оно не разрушает ваше предположение, будто убийца и Каибара были врагами? — Он безошибочно определил слабое звено в логической цепочке, выстроенной Сано. — Поразительно, как вам удалось всего за день запутать такое простое дело. — От презрительного смеха у Сано по спине пробежал холодок. -
Правда?
— Нет! — парировал Сано. — Другое убийство по-новому освещает дело. — Он принялся излагать план действий на следующий день, но замолчал, увидев, что Цунаёси вновь уставился на дверь.
Янагисава засмеялся, чем и подвел итог: сёсакан потерпел поражение.
Сано растерялся. У аудиенции оказался странный подтекст. Совершенно ясно, канцлер не желает, чтобы он поймал охотника за бундори. Янагисава сознательно выбрал время, когда вмешаться в беседу, и привел молодого актера нарочно, с целью отвлечь внимание Цунаёси. Но почему? Сердце Сано сжалось от страха.
— Ваше превосходительство, что касается полиции...
— Вот именно. — Янагисава пожал плечами. — Странно, что, располагая такой поддержкой, вы не сумели ничего добиться. — Злобный огонек в глазах выдал, что озабоченность является наигранной. — Однако, думается, нет смысла обсуждать полицию. Я лично распорядился, чтобы ее помощь вам была и впредь эффективной.
Даже находясь в полном смятении чувств, Сано оценил хватку Янагисавы. Канцлер не дал рассказать ему о том, что полиция не получила приказ оказывать содействие расследованию и потому ничего не делает. Тем самым подтвердилось подозрение: канцлер, и никто другой, постарался нейтрализовать полицию. Ощущение безвыходности усилилось, канцлер загнал его в тупик. Нужно добиться содействия полиции, иначе преступление не раскроешь. Для этого следует вывести Янагисаву на чистую воду и попросить Цунаёси о помощи. Но кодекс бусидо запрещал и то и другое. Сано услышал голос отца: «Любая критика старшего чиновника повелителя означает критику самого повелителя — это недопустимо! И еще. Самурай не имеет права чего-либо просить у своего господина». Сано попал в тиски обещаний, данных отцу: соблюдать правила бусидо и прославиться. Он не мог выполнить второе обещание, не нарушив первого. Что делать? Как страстно Сано желал получить отеческий совет!
Победоносная улыбка на лице Янагисавы показала: канцлер прекрасно понимает, в какое затруднение поставил Сано.
— Так как у вас есть план действий, лучше не тратить больше времени на разговоры, — спокойно сказал он и повернулся к сёгуну. — Ваше превосходительство?
— Что? Ах да. — Цунаёси перевел взгляд с двери на Сано. — У меня послезавтра намечена встреча с Советом старейшин. Тогда вы и доложите нам последние результаты вашего, э-э, расследования. — Он махнул рукой. — Вы свободны.
Чувствуя себя незаслуженно обиженным, Сано отвесил прощальные поклоны. Путь к дверям показался ему началом дороги к краху. Тем не менее он выполнит оба обещания, данные отцу, даже если придется погибнуть, преодолевая препятствия, в число которых теперь входит новый и могущественный противник.
На пороге комнаты Сано услышал, как сёгун сказал Янагисаве:
— Остаток ночи я пробуду, э-э... в покоях. Проследите, чтобы меня не беспокоили до утра.
Глава 8
Храм Момидзияма составлял самую священную часть замка, его сердцевину. На вершине холма в тени сосен и кипарисов за высокими каменными стенами хранились останки правителей: Иэясу, Хидзёси, Иэмицу, Иэцуна. Их духи защищали замок, чтобы линия рода Токугава продолжалась до бесконечности.
Слева и справа от высоких ворот, ведущих в святыню, в огромных каменных светильниках метался огонь и храбро подмигивал темной звездной ночи. Сразу за воротами по краям дорожки, выложенной плитами, грозно рычали две корейские храмовые собаки, отпугивая злых духов и нежеланных гостей из плоти и крови. Дорожка вела между рядами сосен к крутой лестнице.
Первобытная тревога охватила Сано. Здесь, на безлюдном холме, холодный, никогда не стихающий ветер доносил едва уловимый запах благовоний. Казалось, будто страна духов совсем близко. Духи прячутся в соснах, населяют скалы, живут в строениях и земле. Только решимость не пропустить встречу с Аои подтолкнула Сано вверх по ступеням.
Ветер усилился, темноте противостоял лишь свет звезд, просачивающийся сквозь ветви деревьев. Сано помедлил подле ритуального бассейна, каменного резервуара с водой. Он приподнял соломенную крышку и помыл руки. Ледяная вода застудила кожу.
— Аои? — позвал Сано.
Ветер подхватил имя и унес вдаль. Сано пошел по тропке мимо деревьев и каких-то сооружений. Барабанная башня? Колокольня? Хранилище священных книг? Миновав пагоду, причудливая крыша которой, казалось, пронзала небо, он вышел на широкий двор. В дальнем конце перед главным молельным павильоном стояла Аои, держа в руке мерцающий бумажный фонарик.
Сано поднял в знак приветствия руку, не желая нарушать тишину. Все — позднее время, безлюдное место, неясные тени храмовых строений: хранилища реликвий, алтарей, ступ — предполагало таинственность. Сано направился к Аои. Шаги робко стучали по каменным плитам, ветер подталкивал вперед.
Аои величественно спустилась по лестнице навстречу Сано, поклонилась и застыла, ожидая, когда гость заговорит.
Молельня за ней представляла роскошную фантазию из позолоченных колонн и причудливых деревянных оконных решеток, резного дерева и камня, загнутых остроконечных крыш и великолепно подобранных по цвету орнаментов. Узоры из цветов и геометрических фигур украшали стены. По колоннам взбирались злые демоны, над дверями извивались драконы, со скатов крыш невидяще смотрели китайские львы, а на шпилях башенок раскинули крылья готовые взлететь фениксы. Род Токугава бесконечно почитал своих предков. На фоне архитектурного великолепия Аои с бледным лицом, с черными волосами и одеждами, раздуваемыми ветром, представлялась ожившей картиной в трагическом, черно-белом исполнении.
— Я принес вещи, которые вы просили, — сказал Сано. — Кошелек, принадлежащий Каибаре Тодзю. Прядь волос другого убитого человека. И ярлык с бундори.
В необычной обстановке его слова прозвучали бесцветно и плоско.
— Пойдемте со мной, — сказала Аои.
Хрипловатый голос окатил Сано теплой волной. Полный неясных предчувствий, он последовал за настоятельницей. Аои повела его со двора в заросли. Свет бумажного фонарика был едва различим в темноте. Сано почти на ощупь брел среди деревьев, спотыкался о камни в старании приноровиться к легким уверенным шагам Аои.
Они остановились на поляне, где нависающие ветви создавали естественную защиту от ветра. Но ночь здесь казалась холоднее, сосны будто источали смолистую прохладу. Внезапно наступившая тишина звоном отозвалась в ушах Сано. Аои подняла фонарик, и Сано увидел: они находятся в лесном подобии хоама. Круглую поляну устилал ковер из хвои, посередине стоял алтарь, вдали маячила покрытая мхом статуя какого-то божества.
Аои опустилась на колени у алтаря и зажгла от фонарика свечи и благовонные палочки, расположила их кругом. Сано встал на колени напротив Аои. Заинтересованный, он хотел побольше узнать об этой таинственной женщине:
— Вы всегда жили в замке?
— Не всегда, господин.
При свечах кожа Аои словно светилась. Он почувствовал желание провести по ней ладонью. Дым от благовоний, сладкий и терпкий, покрывал Аои вьющейся вуалью.
Сано предпринял следующую попытку разговорить настоятельницу:
— Как долго вы заботитесь о храме?
— Шесть лет, господин. Раньше я прислуживала во дворце.
Не собирается ли она охладить его пыл, напоминая о своем низком происхождении?
— Откуда вы родом? — Сано догадался по медлительности ее речи, что она не из Эдо.
Закончив готовить алтарь, Аои сложила руки на коленях.
— Из провинции Ига, господин. — Безукоризненность ее манер, замкнутость не допускали дальнейших расспросов. — Будьте любезны, положите предметы сюда.
Сано достал кошелек, прядь волос и ярлык и положил на алтарь. Расследовать убийства — сейчас самое главное дело. Пробиться через отчужденность Аои — задача, которой он займется позднее.
Пристально глядя на предметы, Аои сидела совершенно неподвижно, только глубокое дыхание поднимало и опускало грудь. Настоятельница явно впадала в транс, сходный с состоянием медитации. Время шло. Сано ждал, зачарованный мерцанием свечей, дымом благовоний и неподвижностью Аои. Краем сознания он воспринимал завывание ветра за пределами лесного храма, лай собак, доносящийся от подножия холма. Холод пробирал до костей. Страшная мысль вдруг пронзила Сано, и он почувствовал почти неодолимое желание дотронуться до Аои, чтобы удостовериться, жива ли она.
Аои начала издавать звуки, то очень высокие, то очень низкие, и вздрагивать. Сано застыл, пораженный эротичностью обряда. Влажные губы, стоны, ритмичные конвульсии, струйки пота — все свидетельствовало о приближении оргазма. Даже соски, набухшие и отвердевшие, вздыбили у Аои кимоно. Кровь горячими толчками начала пульсировать у Сано внизу живота. Желание прикоснуться к женщине усилилось. Тогда Аои заговорила:
— Сын мой, обещай...
Это был голос пожилого мужчины, слабого и изможденного смертельной болезнью. Черты лица Аои стали пугающе знакомыми. Сано стремительно подался вперед, он едва не рухнул на алтарь. Сексуальное возбуждение улетучилось. Потрясенный, Сано узнал отца.
— Будь истинным воплощением бусидо...
Сано лихорадочно поискал разумное объяснение происходящему. Когда Аои приходила к нему, она, вероятно, заметила буддийский алтарь, узнала о его недавней утрате. Но каким образом она могла пробудить душу человека, которого никогда не встречала, и повторить слова, которые слышал только Сано? Всякие сомнения относительно ее мистических способностей растаяли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49