И народ по привычке запасается на «черный день»? Решив разведать обстановку, я пристроилась в хвост очереди. Опустила стекло и спросила у мужика, тоскливо глядящего из окна старенького джипа «Гранд Чироки»:
– С чего это вдруг очереди образовались?
Мужик перевел на меня коровьи, грустные глаза и протянул:
– Так бензина скоро ни хрена не будет.
– В смысле? – не поняла я.
– Вы что, газет не читаете? – встрял дядька из «пятерки», остановившейся позади джина, – Во!
И продемонстрировал номер «Коммерсанта», будто я на расстоянии в пять метров смогу прочитать газетный текст.
– Можно посмотреть?
Я сдала назад и взяла газету. Статья под заголовком «На последних бензиновых парах» гласила: «В британских газетах продолжают активно муссироваться слухи о возможном вхождении российского „Оргсинтеза“ в группу „Роял Датч Шелл“. „Оргсинтез“ – одна из крупнейших компаний Северо-Запада России. Стоимость ее активов оценивается в три с половиной миллиарда долларов. Не секрет, что в течение долгих лет руководство „Оргсинтеза“ активно добивалось увеличения экспортных квот на производимый ею бензин… Впервые слухи о возможной покупке „Оргсинтеза“ корпорацией „Шелл“ появились сразу после загадочной смерти Леонида Гаврилова – скандально известного петербургского предпринимателя. Новый владелец его акций, Никита Шерер, до сих пор не сделал никакого заявления… Однако рядовых потребителей мало интересуют вопросы передела собственности. Для них гораздо важнее последствия… Не надо быть экспертом, чтобы понять – продавать бензин за границу „Оргсинтезу“ выгоднее, чем реализовывать его на внутреннем рынке…» Сзади раздался нервный гудок.
– Заснула, что ли?! – оглушил меня надсадный женский дискант.
Сиреневая «десятка» мигнула фарами, показывая, что надо проезжать.
– Вам это надо?! – крикнула я мужику, показывая газету.
– Можете оставить! – ответил тот. Запихнув пистолет в бак, я медленно побрела к окошечку. Если сопоставить рассказ Лики и содержание статьи в «Коммерсанте», получается, что тот, кто получит контрольный пакет «Оргсинтеза», может получить за него невообразимое количество денег.
– Эй! – кассирша в окошечке нетерпеливо постучала ладонью по стеклу. – Дама! Вам только в бак? В канистры наливать не будете?
– Нет, спасибо, – поблагодарила я.
– Зря, скоро, может, вообще бензина не станет или будет по такой цене, что особо не поездишь, – вздохнула добрая женщина. – Чтоб они сдохли, гады! Сначала наворуют, потом иностранцам продают, а людям как жить?
Оставив этот риторический вопрос без ответа, я вернулась к машине. Пока запихивала деньги в кошелек, рассыпала мелочь.
– Это к неприятностям, – констатировал тот самый мужик из «пятерки», чью газету я нагло присвоила. Он наливал не то пятую, не то шестую канистру.
– И что? – у меня почему-то ни тени сомнения не появилось, что неприятности мне обеспечены. – Собрать надо?
– Ни в коем случае! – покачал головой знаток примет. – Мелочь собирать – к бедности и болезням. Надо нищему дать червонец.
Как назло, ни одного нищего вокруг не оказалось. Откуда им взяться на бензоколонке?
– Да нет! – вмешалась дама из сиреневой «десятки». – Это вы про соль говорите! Соль рассыпать к ссоре и собирать нельзя, а то еще хуже будет!
– Наоборот, – пробасил бритоголовый субъект из джипа, – соль надо собрать и через левое плечо бросить!
– Освятить машину надо, – назидательно встрял дедок, заливая свои канистры. – Тогда ничего ей не страшно.
– Ага, – недовольно протянул браток, – я свой «Эксплорер» освятил! На следующий же день в такую аварию вляпался!
– Не слушайте вы их! – снова обратилась ко мне дама из сиреневой «десятки». – Найдите пятак советский и бросьте под капот! Верное средство. Дедушка свой танк так оберегал во время войны.
Я тихонько скользнула в машину и укатила, пока не началась драка.
До самого Финляндского вокзала мне попадались заправки, переполненные машинами. Вдали показалось вечно обшитое лесами здание. Ремонтируют вокзал постоянно. Причем, как снаружи, так и внутри. Иногда у меня возникает подозрение, что причина в рекламных площадях. Чистый, свежий фасад нельзя завешивать огромными щитами и растяжками с рекламой окрестных магазинов, а строительные леса – пожалуйста. Впрочем, польза в этом есть. Одна из растяжек крупно и наглядно демонстрировала, как проехать в магазин «Торжество».
В царстве фарфора и хрусталя творился невиданный ажиотаж. Прямо как в семьдесят шестом году прошлого века, когда я отправилась в «Гостиный Двор» за чешским хрусталем, неведомо как дошедшим до прилавка.
– Фужеры Королевым, чайный сервиз Михайловым, себе вот те рюмочки… – бормотала какая-то женщина, выписывая в блокнотик цены. – Жора! Займи очередь в кассу!
Очередь в кассу? На сердце у меня потеплело, будто встретила старого знакомого. Через минуту я шагала, разинув рот, мимо витрин со всевозможной посудой. Выбрать восемь сервизов оказалось нелегко. Производители придерживались крайностей – или аскетичного минимализма, или украшали посуду таким количеством финтифлюшек, завиточков и цветной глазури, что рябило в глазах. Наконец я уткнулась в стеллаж «Веджвуд» и поняла, что мне нравится здесь решительно все, включая пепельницу. Пепельницы на британский манер называются «плевательницами». Этот аксессуар был исполнен в лучших английских традициях – на донышке красовался реалистично прорисованный портрет американского президента. Решив купить восемь сервизов в подарок, девятый для себя и плевательницу Николаю Ивановичу (помощник любит семечки погрызть), я позвала продавщицу. На ее коротком синем пиджачке было вышито: «Мы любим своих покупателей».
– Да?! – отозвалась измученная любовью к покупателям девушка, ее лицо выражало тяжелейшее страдание и обиду.
Такое впечатление, что зловредные покупатели не отвечают ей взаимностью.
– Я хочу весь стеллаж…
– Женщина, стеллажи не продаются!
– Нет, вы не поняли, я хочу стеллаж целиком! – попыталась объяснить я.
Девушка не стала слушать, развернулась на каблуках и куда-то ускакала, и вскоре ко мне подлетела тучная особа с раскрасневшимся лицом.
– Дама! Что вам здесь нужно?! Хороший вопрос для продавца в магазине дорогой посуды…
– Хочу купить все сервизы, выставленные в этом стеллаже, и эту плевательницу, – отчетливо выговорила я.
Даже это заявление не смогло расположить ко мне сердца, загрубевшие от любви к покупателям. Только уговорив кассира открыть аппарат для кредитных карт, убедив продавца проверить все сервизы, уломав другого продавца нормально их упаковать и упросив грузчика за триста рублей аккуратно поставить коробки в машину, мне удалось совершить покупку. Мне не дали ни скидки, ни подарка в благодарность за чрезвычайно крупное приобретение, зато всю дорогу довольно «толсто» намекали, что у них-де рабочий день заканчивается, следовательно, моя внезапная страсть к фарфору «Веджвуд» неуместна.
ПОШЛИ ВЫ В ЗАГС!
С тех пор как я получила бабушкино наследство и уволилась со «скорой», минуло всего полгода, однако я уже отвыкла рано вставать. К Домовым мне надлежало явиться в десять. С учетом времени на дорогу, а ехать в пригород – подниматься нужно было в половине седьмого. Тупо потягивая горячий сладкий кофе, я смотрела в окно. Вопреки раннему часу на набережной было довольно плотное движение. Противоположный берег Невы обозначался оранжевым контуром фонарей. Петропавловская крепость затаилась в темноте, как огромный черный дракон. По льду, что вот-вот должен вскрыться, шустрила какая-то пенсионерка. Бабушка, судя по частым наклонам и объемной кошелке на санках, собирала бутылки… На заснеженном пляже Петропавловки поставили ледяные скульптуры в ангаре с жутковатым названием «Ледяной дом». Наплевав на исторические ассоциации, туда любят заезжать молодожены (холодной зимой 1740 года императрица Анна Иоанновна учинила неподалеку от этого места жестокую забаву – неугодный ей князь Голицын Квасник, превращенный в шута, был повенчан с калмычкой Бужениновой; специально к этой свадьбе построили дом, в котором все – кровать, столы, стулья и даже печка – было изо льда, и отправили туда молодых ночевать).
Горожане, которым лень делать крюк через мост, ходят напрямую по замерзшей Неве, оставляя но пути обильную стеклянную тару. Частокол предупреждений «Выход на лед строго воспрещен! Опасно для жизни!» никого не пугает. В воскресенье на льду разворачиваются целые народные гуляния. Я лично не могу это наблюдать без внутренней дрожи.
Себастьян чувствовал себя ранним утром гораздо бодрее меня. Он выпросил себе еды и теперь вел беспощадный бой с телятиной. Отбрасывал подлый кусок вырезки подальше и, пока тот еще летел, яростно на него кидался и побеждал.
«Совсем зажрался», – вздохнула я, наблюдая краем глаза кошачьи забавы.
Николай Иванович как-то искренне и наивно предложил мне завести мышей, чтобы коту не было скучно.
Гладко зачесав назад волосы, я пригладила их самым частым гребнем, какой нашла, и уложила знатной порцией геля. Натянув блузку цвета чайной розы, тесный твидовый костюм в коричневых тонах, нацепив овальные очки на кончик носа, я придирчиво оглядела свое отражение в зеркале и осталась довольна. Эталон учительницы хороших манер, в моем представлении… Однако воздействие «упаковки» на меня оказалось неожиданным. Захотелось громко выругаться матом, плюнуть на тротуар и вообще чем-нибудь шокировать публику.
Вытащив записную книжку, я пощелкала ручкой и записала:
"План.
1. Выяснить историю отношений Эли и Никиты.
2. Опросить свидетелей ее исчезновения.
3. Выделить тех, кому была выгодна гибель Эли и ее родственников".
Тут мне в голову закралась неприятная мысль. Из рассказанного Ликой само собой становится ясно, что мишенью всех криминально-мелодраматических игу) является «Оргсинтез». Три с половиной миллиарда долларов – более чем лакомый кусок. Половина его принадлежит Василию Петровичу Домовому, папе моей клиентки. Вторая половина – ее жениху Никите Шереру. Если идти путем смертей и наследований, то вариантов два. Первый: тот, что предлагает Лика. Предположим, Никита расправился с семьей Гавриловых, чтобы получить наследство. В таком случае, если его целью является «Оргсинтез» целиком, ему придется проделать то же самое и с Домовыми. Благо их всего двое. Второй вариант посложнее. Положим, Василий Петрович спит и видит единоличное владение нефтеперерабатывающим гигантом. Судьба преподносит ему счастливый случай. Вдовец Никита Шерер, наследник покойного партнера Гаврилова, делает предложение Лике. Если еще выяснится, что Никита сирота, то в случае его смерти наследницей станет Анжелика Васильевна Домовая. Интересно…
Решив пока не отдавать предпочтения никакой из версий, я надела сапоги, шубку и окинула оценивающим взглядом свою квартиру. Вроде бы все выключено. Тишина, как в склепе. На душе защемило. Вот всю жизнь так. Когда работала на «скорой», нагружалась, как могла, только бы меньше слушать домашнюю тишину вокруг себя. И сейчас занимаюсь расследованиями деликатных семейных дел, чтобы не быть одной, наедине со своими мыслями. Себастьян запрыгнул на коридорный пуфик и жалобно мяукнул.
– Не переживай, – мне стало стыдно бросать преданное существо на неопределенное время, – скоро вернусь. Николай Иванович с Бронсиком тебя проведают. Себастьян тяжело вздохнул. Действительно, мышей завести ему, что ли? Да и мне веселее будет. Не знаю, правда, как наш домовладелец Семен Борисович к этому отнесется. Впрочем, Семену Борисовичу легко рассуждать. У него семья на итальянский манер – занимают весь первый этаж и часть второго. Он сам, жена, с ними дедушка и младшая дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– С чего это вдруг очереди образовались?
Мужик перевел на меня коровьи, грустные глаза и протянул:
– Так бензина скоро ни хрена не будет.
– В смысле? – не поняла я.
– Вы что, газет не читаете? – встрял дядька из «пятерки», остановившейся позади джина, – Во!
И продемонстрировал номер «Коммерсанта», будто я на расстоянии в пять метров смогу прочитать газетный текст.
– Можно посмотреть?
Я сдала назад и взяла газету. Статья под заголовком «На последних бензиновых парах» гласила: «В британских газетах продолжают активно муссироваться слухи о возможном вхождении российского „Оргсинтеза“ в группу „Роял Датч Шелл“. „Оргсинтез“ – одна из крупнейших компаний Северо-Запада России. Стоимость ее активов оценивается в три с половиной миллиарда долларов. Не секрет, что в течение долгих лет руководство „Оргсинтеза“ активно добивалось увеличения экспортных квот на производимый ею бензин… Впервые слухи о возможной покупке „Оргсинтеза“ корпорацией „Шелл“ появились сразу после загадочной смерти Леонида Гаврилова – скандально известного петербургского предпринимателя. Новый владелец его акций, Никита Шерер, до сих пор не сделал никакого заявления… Однако рядовых потребителей мало интересуют вопросы передела собственности. Для них гораздо важнее последствия… Не надо быть экспертом, чтобы понять – продавать бензин за границу „Оргсинтезу“ выгоднее, чем реализовывать его на внутреннем рынке…» Сзади раздался нервный гудок.
– Заснула, что ли?! – оглушил меня надсадный женский дискант.
Сиреневая «десятка» мигнула фарами, показывая, что надо проезжать.
– Вам это надо?! – крикнула я мужику, показывая газету.
– Можете оставить! – ответил тот. Запихнув пистолет в бак, я медленно побрела к окошечку. Если сопоставить рассказ Лики и содержание статьи в «Коммерсанте», получается, что тот, кто получит контрольный пакет «Оргсинтеза», может получить за него невообразимое количество денег.
– Эй! – кассирша в окошечке нетерпеливо постучала ладонью по стеклу. – Дама! Вам только в бак? В канистры наливать не будете?
– Нет, спасибо, – поблагодарила я.
– Зря, скоро, может, вообще бензина не станет или будет по такой цене, что особо не поездишь, – вздохнула добрая женщина. – Чтоб они сдохли, гады! Сначала наворуют, потом иностранцам продают, а людям как жить?
Оставив этот риторический вопрос без ответа, я вернулась к машине. Пока запихивала деньги в кошелек, рассыпала мелочь.
– Это к неприятностям, – констатировал тот самый мужик из «пятерки», чью газету я нагло присвоила. Он наливал не то пятую, не то шестую канистру.
– И что? – у меня почему-то ни тени сомнения не появилось, что неприятности мне обеспечены. – Собрать надо?
– Ни в коем случае! – покачал головой знаток примет. – Мелочь собирать – к бедности и болезням. Надо нищему дать червонец.
Как назло, ни одного нищего вокруг не оказалось. Откуда им взяться на бензоколонке?
– Да нет! – вмешалась дама из сиреневой «десятки». – Это вы про соль говорите! Соль рассыпать к ссоре и собирать нельзя, а то еще хуже будет!
– Наоборот, – пробасил бритоголовый субъект из джипа, – соль надо собрать и через левое плечо бросить!
– Освятить машину надо, – назидательно встрял дедок, заливая свои канистры. – Тогда ничего ей не страшно.
– Ага, – недовольно протянул браток, – я свой «Эксплорер» освятил! На следующий же день в такую аварию вляпался!
– Не слушайте вы их! – снова обратилась ко мне дама из сиреневой «десятки». – Найдите пятак советский и бросьте под капот! Верное средство. Дедушка свой танк так оберегал во время войны.
Я тихонько скользнула в машину и укатила, пока не началась драка.
До самого Финляндского вокзала мне попадались заправки, переполненные машинами. Вдали показалось вечно обшитое лесами здание. Ремонтируют вокзал постоянно. Причем, как снаружи, так и внутри. Иногда у меня возникает подозрение, что причина в рекламных площадях. Чистый, свежий фасад нельзя завешивать огромными щитами и растяжками с рекламой окрестных магазинов, а строительные леса – пожалуйста. Впрочем, польза в этом есть. Одна из растяжек крупно и наглядно демонстрировала, как проехать в магазин «Торжество».
В царстве фарфора и хрусталя творился невиданный ажиотаж. Прямо как в семьдесят шестом году прошлого века, когда я отправилась в «Гостиный Двор» за чешским хрусталем, неведомо как дошедшим до прилавка.
– Фужеры Королевым, чайный сервиз Михайловым, себе вот те рюмочки… – бормотала какая-то женщина, выписывая в блокнотик цены. – Жора! Займи очередь в кассу!
Очередь в кассу? На сердце у меня потеплело, будто встретила старого знакомого. Через минуту я шагала, разинув рот, мимо витрин со всевозможной посудой. Выбрать восемь сервизов оказалось нелегко. Производители придерживались крайностей – или аскетичного минимализма, или украшали посуду таким количеством финтифлюшек, завиточков и цветной глазури, что рябило в глазах. Наконец я уткнулась в стеллаж «Веджвуд» и поняла, что мне нравится здесь решительно все, включая пепельницу. Пепельницы на британский манер называются «плевательницами». Этот аксессуар был исполнен в лучших английских традициях – на донышке красовался реалистично прорисованный портрет американского президента. Решив купить восемь сервизов в подарок, девятый для себя и плевательницу Николаю Ивановичу (помощник любит семечки погрызть), я позвала продавщицу. На ее коротком синем пиджачке было вышито: «Мы любим своих покупателей».
– Да?! – отозвалась измученная любовью к покупателям девушка, ее лицо выражало тяжелейшее страдание и обиду.
Такое впечатление, что зловредные покупатели не отвечают ей взаимностью.
– Я хочу весь стеллаж…
– Женщина, стеллажи не продаются!
– Нет, вы не поняли, я хочу стеллаж целиком! – попыталась объяснить я.
Девушка не стала слушать, развернулась на каблуках и куда-то ускакала, и вскоре ко мне подлетела тучная особа с раскрасневшимся лицом.
– Дама! Что вам здесь нужно?! Хороший вопрос для продавца в магазине дорогой посуды…
– Хочу купить все сервизы, выставленные в этом стеллаже, и эту плевательницу, – отчетливо выговорила я.
Даже это заявление не смогло расположить ко мне сердца, загрубевшие от любви к покупателям. Только уговорив кассира открыть аппарат для кредитных карт, убедив продавца проверить все сервизы, уломав другого продавца нормально их упаковать и упросив грузчика за триста рублей аккуратно поставить коробки в машину, мне удалось совершить покупку. Мне не дали ни скидки, ни подарка в благодарность за чрезвычайно крупное приобретение, зато всю дорогу довольно «толсто» намекали, что у них-де рабочий день заканчивается, следовательно, моя внезапная страсть к фарфору «Веджвуд» неуместна.
ПОШЛИ ВЫ В ЗАГС!
С тех пор как я получила бабушкино наследство и уволилась со «скорой», минуло всего полгода, однако я уже отвыкла рано вставать. К Домовым мне надлежало явиться в десять. С учетом времени на дорогу, а ехать в пригород – подниматься нужно было в половине седьмого. Тупо потягивая горячий сладкий кофе, я смотрела в окно. Вопреки раннему часу на набережной было довольно плотное движение. Противоположный берег Невы обозначался оранжевым контуром фонарей. Петропавловская крепость затаилась в темноте, как огромный черный дракон. По льду, что вот-вот должен вскрыться, шустрила какая-то пенсионерка. Бабушка, судя по частым наклонам и объемной кошелке на санках, собирала бутылки… На заснеженном пляже Петропавловки поставили ледяные скульптуры в ангаре с жутковатым названием «Ледяной дом». Наплевав на исторические ассоциации, туда любят заезжать молодожены (холодной зимой 1740 года императрица Анна Иоанновна учинила неподалеку от этого места жестокую забаву – неугодный ей князь Голицын Квасник, превращенный в шута, был повенчан с калмычкой Бужениновой; специально к этой свадьбе построили дом, в котором все – кровать, столы, стулья и даже печка – было изо льда, и отправили туда молодых ночевать).
Горожане, которым лень делать крюк через мост, ходят напрямую по замерзшей Неве, оставляя но пути обильную стеклянную тару. Частокол предупреждений «Выход на лед строго воспрещен! Опасно для жизни!» никого не пугает. В воскресенье на льду разворачиваются целые народные гуляния. Я лично не могу это наблюдать без внутренней дрожи.
Себастьян чувствовал себя ранним утром гораздо бодрее меня. Он выпросил себе еды и теперь вел беспощадный бой с телятиной. Отбрасывал подлый кусок вырезки подальше и, пока тот еще летел, яростно на него кидался и побеждал.
«Совсем зажрался», – вздохнула я, наблюдая краем глаза кошачьи забавы.
Николай Иванович как-то искренне и наивно предложил мне завести мышей, чтобы коту не было скучно.
Гладко зачесав назад волосы, я пригладила их самым частым гребнем, какой нашла, и уложила знатной порцией геля. Натянув блузку цвета чайной розы, тесный твидовый костюм в коричневых тонах, нацепив овальные очки на кончик носа, я придирчиво оглядела свое отражение в зеркале и осталась довольна. Эталон учительницы хороших манер, в моем представлении… Однако воздействие «упаковки» на меня оказалось неожиданным. Захотелось громко выругаться матом, плюнуть на тротуар и вообще чем-нибудь шокировать публику.
Вытащив записную книжку, я пощелкала ручкой и записала:
"План.
1. Выяснить историю отношений Эли и Никиты.
2. Опросить свидетелей ее исчезновения.
3. Выделить тех, кому была выгодна гибель Эли и ее родственников".
Тут мне в голову закралась неприятная мысль. Из рассказанного Ликой само собой становится ясно, что мишенью всех криминально-мелодраматических игу) является «Оргсинтез». Три с половиной миллиарда долларов – более чем лакомый кусок. Половина его принадлежит Василию Петровичу Домовому, папе моей клиентки. Вторая половина – ее жениху Никите Шереру. Если идти путем смертей и наследований, то вариантов два. Первый: тот, что предлагает Лика. Предположим, Никита расправился с семьей Гавриловых, чтобы получить наследство. В таком случае, если его целью является «Оргсинтез» целиком, ему придется проделать то же самое и с Домовыми. Благо их всего двое. Второй вариант посложнее. Положим, Василий Петрович спит и видит единоличное владение нефтеперерабатывающим гигантом. Судьба преподносит ему счастливый случай. Вдовец Никита Шерер, наследник покойного партнера Гаврилова, делает предложение Лике. Если еще выяснится, что Никита сирота, то в случае его смерти наследницей станет Анжелика Васильевна Домовая. Интересно…
Решив пока не отдавать предпочтения никакой из версий, я надела сапоги, шубку и окинула оценивающим взглядом свою квартиру. Вроде бы все выключено. Тишина, как в склепе. На душе защемило. Вот всю жизнь так. Когда работала на «скорой», нагружалась, как могла, только бы меньше слушать домашнюю тишину вокруг себя. И сейчас занимаюсь расследованиями деликатных семейных дел, чтобы не быть одной, наедине со своими мыслями. Себастьян запрыгнул на коридорный пуфик и жалобно мяукнул.
– Не переживай, – мне стало стыдно бросать преданное существо на неопределенное время, – скоро вернусь. Николай Иванович с Бронсиком тебя проведают. Себастьян тяжело вздохнул. Действительно, мышей завести ему, что ли? Да и мне веселее будет. Не знаю, правда, как наш домовладелец Семен Борисович к этому отнесется. Впрочем, Семену Борисовичу легко рассуждать. У него семья на итальянский манер – занимают весь первый этаж и часть второго. Он сам, жена, с ними дедушка и младшая дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32