Когда-то в этом квартале десятками убивали русских. Любопытно знать, следят ли за ним хадовские ищейки? Он, вроде, ничем не отличался от любого журналиста.
Он шел, обходя расстеленные на тротуаре ковры. Торговцы повыскакивали из лавчонок, наперебой стараясь затащить его к себе. Раза два или три позволив себя уговорить, он добрался, наконец, до номера 37. В витрине был вывешен странного вида ковер со стилизованными танками и вертолетами. Детище войны.
Из двери выскочил обладатель усов, изогнутых наподобие велосипедного руля, вцепился ему в рукав и начал зазывать по-английски:
– Сэр, зайдите на чашку чая! Взглянете заодно на мои ковры!
Поколебавшись для вида, Малко вошел в тесную, увешанную коврами лавчонку. Хозяин усадил его на скамеечку.
– У меня чай без сахара: в Кабуле его теперь не достать. Вас устраивает?
Не дожидаясь ответа, он принялся раскатывать перед Малко многоцветные ковры. Малко краем глаза посматривал на него. Даже если за ним следят, сыщики вряд ли придадут этому значение. Малко ни на минуту не забывал, что находится во вражеской стране с могущественной службой безопасности, созданной восточными немцами и опекаемой советской охранкой. Надо держать ухо востро: у КГВ большой к нему счет!.. Видя, что возможный покупатель и ухом не ведет, торговец оставил свои хлопоты.
– Так что же вам угодно, сэр?
– Женщину, – отвечал, улыбаясь, Малко.
Афганец рассмеялся с понимающим видом:
– В Кабуле много очень красивых женщин, но все они под чадрой. Нужно знать язык дари. Вы говорите на дари?
– Нет. Вас зовут Хадж Халах Рахман?
Афганец с удивлением воззрился на Малко.
– Вы знаете меня?
– У нас с вами общий друг, Сайед.
Улыбка слетела с лица ковровщика.
– Среди моих знакомых нет человека с таким именем. Это какая-то ошибка. Взгляните-ка на этот бухарский ковер. Я его вам...
Малко перебил:
– Сайед. Блок 35 Б. Это что-нибудь говорит вам?
Афганец молчал, пристально глядя в глаза Малко. Потом спросил, сильно понизив голос:
– Где вы видели Сайеда?
– В Дели.
– Кто вы?
– Друг. Сайед говорил, что вы можете отвести меня к Биби Гур.
– Я не знаю, в Кабуле она сейчас или нет.
Афганец все еще сомневался. Малко наклонился к нему.
– У меня мало времени: я здесь не на отдыхе. Биби Гур не арестована?
– Нет, нет. Как вас зовут?
– Матиас Лауман, но она не знает меня.
Малко встал.
– Хорошо. Когда мне придти? Я должен непременно повидаться с ней.
Торговец вышел вместе с ним на улицу, прихватив бухарский ковер.
– Как вы попали в Кабул? – тихо спросил он. – Сюда никого не пускают, за исключением журналистов. Вы из ООН? ХАД не следит за вами? Шпики шныряют повсюду!
– Я – журналист, – с улыбкой отвечал Малко, – и у ХАДа нет никаких причин интересоваться моей особой. Так как же?
– Приходите завтра, к шести. Я покажу вам другие ковры, – громко произнес торговец.
Малко двинулся дальше по Чикен-стрит. Десятки торговцев тащили его к себе. Он заглядывал к антикварам, ковровщикам, меховщикам, предлагавшим норковые шапки по смехотворным ценам. Кстати, он был единственным клиентом. То и дело к нему подходили и спрашивали доллары.
Наконец Малко нанял такси и воротился в гостиницу. Для завершения подготовительной стадии оставалось встретиться с Селимом Ханом и сикхом, занимавшимся переправкой денег.
* * *
В белом пуловере, облегающих брюках и безрукавке «пустин» Дженнифер Стэнфорд была необыкновенно соблазнительна. На плече у нее висела сумка с фотоаппаратурой. Она двинулась навстречу Малко.
– Я звонила Селиму Хану. Поедете к нему после обеда, но без меня: я должна взять интервью у министра иностранных дел. Если я не буду заниматься своим прямым делом, афганцы заподозрят неладное. Оставляю в вашем распоряжении таксиста, который знает адрес. Но у нас есть еще время съездить в меняльные ряды.
Шофер Дженнифер Стэнфорд, афганец с грустным лошадиным лицом, зябко ежился в старом сереньком пальтеце. Он подобострастно улыбнулся Малко, и они покатили к центру города. Торжище раскинулось на самом берегу реки Кабул, ковры были развешаны прямо на парапете. У въезда на мост, напротив мечети, стоял танк Т-62. Узкая щель меж двух лавок вела к глинобитному пятачку, окруженному деревянными, совершенно обветшалыми галереями в два яруса. Настоящий притон для воров и нищих, где десятки бородачей в чалме или наколе о чем-то тихо толковали с заговорщическим видом.
– Это и есть меняльные ряды, – сказала Дженнифер Стэнфорд.
Какой-то мальчуган, присев на корточки в сторонке, с непостижимым проворством пересчитывал пачки афгани... Их тотчас обступили небритые физиономии в чалмах и пестром рубище, от которого рябило в глазах. Каждый тащил сумку, набитую пачками денег. Тут были сикхи, афганцы, раскосые хазара, и у всех на устах было одно слово: доллар!
Пучеглазый сикх вцепился в Малко, как репей, твердя молящим голосом, точно просил милостыни ради своего ребенка:
– 220, сэр! Без комиссионных! Идемте!
Он тащил Малко за рукав. Толпившиеся вокруг мальчишки перестали галдеть, с любопытством уставившись на них.
– Здесь можно обменять любую валюту мира, даже чеки, – пояснила Дженнифер Стэнфорд. – Кроме рублей, – запрещено. И кругом доносчики из ХАДа.
Двухъярусные галереи вокруг двора приютили десятки лавок, устроенных на один лад: скамья, несколько ковров, стол и старый несгораемый шкаф. Повсюду пачки банкнот, но тот, кому вздумалось бы ограбить хозяина, вряд ли унесет отсюда ноги: каждый лавочник прятал оружие под своим живописным одеянием.
– Идем наверх, – сказал Малко, – мне нужен один человек.
Они взошли по ветхим ступеням и оказались во втором ярусе, где восседали чистильщики обуви. Малко заглядывал на ходу в витрины и, наконец, нашел ту, которую искал. Надпись черными облупившимися буквами на ней гласила: "Меняла Хэммонд Синг". В лавке сидел костлявый сикх в чудной розовой чалме, склонившийся над карманным калькулятором. Широко улыбаясь, он устремился навстречу Малко:
– Сколько желаете обменять?
– 500 долларов.
Торг начался, и они поладили на 220 афгани за доллар, тогда как по официальному курсу он стоил 50.
В тот день, когда ушли русские, доллар подскочил до 250 афгани.
Сикх складывал в пластмассовый мешок связки красных ассигнаций. Когда он кончил, Малко спросил:
– Вы и есть Хэммонд Синг?
– К вашим услугам. А что такое?
– Я тот человек, которого должен был направить к вам ваш брат из Дели. Вас предупредили?
Хэммонд Синг испуганно оглянулся, словно ожидая, что из стен полезут соглядатаи ХАДа, и проговорил так тихо, что едва можно было разобрать слова:
– Да, да, меня предупредили. Деньги очень большие.
– Два с половиной миллиона долларов, – уточнил Малко. – Когда можно будет получить?
Индус быстро прикинул в уме и неуверенно промямлил:
– Вряд ли раньше, чем через три дня...
На такое Малко даже не надеялся.
– Прекрасно. Значит, через три дня, здесь же, в тот же час.
– Мне нужно знать ваше имя, сэр.
– Матиас Лауман. Итак, встречаемся через три дня.
Дженнифер с любопытством прислушивалась к их разговору.
Он пересказал ей содержание беседы в делийской резиденции ЦРУ. Видимо, его пояснения вполне удовлетворили ее.
– Здесь каждый день миллионы долларов перекочевывают из рук в руки. Экономическая жизнь Афганистана совершается не столько в банках, сколько в этих невзрачных лавчонках. Вы не представляете себе, по каким хитроумным каналам эти менялы перебрасывают валюту между Пакистаном и Индией! Они достанут вам все что угодно!
Они вернулись к такси.
– Желаю вам удачи у Селима Хана, – сказала на прощание Дженнифер. – Ближе к вечеру встретимся в гостинице. Расскажете, как все было. Халед отвезет вас.
Малко провожал ее взглядом. Она шла по набережной, окруженная ватагой снедаемых любопытством мальчишек. Один из них совал ей под нос портупею Советской армии. Вот она уже переходит мост, провожаемая взглядами солдат у танка Т-62.
– Халед, едем к Селиму Хану, – приказал Малко.
Он приступал к выполнению задания. Как-то встретит его афганский племенной вождь?
* * *
Густой, едкий запах гашиша, наполнявший комнатенку, ударил в нос Малко. Сквозь пелену сизого дыма он увидел на стене переделанные автоматы Калашникова над головами полудюжины усатых молодцов разбойничьей наружности, лениво развалившихся на скамейках либо игравших в карты. Громадный детина с остекленевшими глазами, обвешанный патронными сумками, встрепенулся и приблизился к Малко, стоявшему на пороге флигелька, где размещались телохранители Селима Хана.
– Мне назначена встреча с Селимом Ханом, – сказал Малко.
Афганец кивнул, видимо, не понимая английского, а может быть, настолько одурманенный гашишем, что ему было решительно все равно. Он жестом пригласил Малко садиться, а сам направился в сторону огромного четырехэтажного особняка, окруженного высокими стенами, одного из наиболее роскошных в квартале Шар-и-Нау.
Через несколько минут детина вернулся и сделал Малко знак следовать за ним. Они пересекли сад, миновали пустой бассейн и очутились в гостиной, сообщавшейся с обеденной залой, поражавшей своим безвкусным убранством. На столе стоял ручной пулемет советского производства с заправленной лентой.
Громила порылся в кармане и, поощрительно осклабясь, протянул Малко кусок желтоватого вещества, – гашиш.
Малко принял дар, чтобы не обидеть афганца. Провожатый указал ему на кушетку и удалился.
Полминуты спустя в гостиной появилось странное существо. Это был босоногий бородач небольшого роста. Челка спутанных волос свисала до бровей, в глазах горел огонек одержимости. Он был одет на пуштунский лад и держал в руке укороченный автомат Калашникова, снабженный огромным магазином оранжевого цвета. Не обращая на Малко никакого внимания, он уселся у дверей, как сторожевой пес.
Некоторое время спустя вошла женщина и подала чай. Малко собирался бросить в чашку кусок сахара, как вдруг от оглушительного взрыва зазвенели стекла.
Бородатый коротышка подскочил, как ужаленный, лицо исказилось от бешенства, огонек безумия еще ярче зажегся в глазах. Какие-то нечленораздельные звуки вырывались из его горла. Малко поставил чашку с чаем.
– Это ракета?
Тот ничего не сказал в ответ, лишь как-то странно заурчал и совершенно по-особому задвигал руками. Глухонемой! Малко еще не оправился от изумления, как в гостиную явилась новая личность. Тощий, с седыми волнистыми волосами и стесанным подбородком господин в кургузом костюмчике. По виду совершенный предатель. Он поклонился Малко с елейной учтивостью священника и молвил по-английски:
– Я – переводчик маршала. Сейчас он будет.
– Разве он не говорит по-английски?
– Увы, нет! – сокрушенно ответил толмач. – А посему прибегает к моим услугам всякий раз, как принимает высокочтимых гостей. Вы журналист, не правда ли?
– Совершенно верно.
Непредвиденное осложнение. Хороша же будет беседа с глазу на глаз! А господин между тем неутомимо тараторил:
– Я чиню телевизоры, занимаюсь электроникой, но стоит маршалу позвать меня, как я бросаю все дела. Он для меня – мать родная! Такой доброты человек! Представляете, одолжил мне денег, чтобы я купил себе мастерскую.
Малко, наверное, узнал бы все о его жизни, если бы дверь не отворилась вновь. Глухонемой коротышка-пуштун вскочил на ноги, а толмач согнулся в три погибели и объявил, захлебываясь от восторга:
– Маршал!
С первого же взгляда Малко стало ясно, что достославный военачальник, надежда ЦРУ, доблестный предводитель ашакзаев, совершенно не в себе. Его глаза были мутны и налились кровью. Облаченный в широченный, спадавший до колен "камиз" удручающе серого цвета, он двинулся нетвердыми шагами к Малко, воздев правую руку с расставленными в виде буквы "v" указательным и средним пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30