– присоединился к другу Добрыня.
– Что готовить, что свистеть, на все горазда, – подвел итог Попович.
От такой похвалы Соловейка зарделась, словно маков цвет, и смущенно опустила курносый носик. Ее коллеги по оружию, Илюха и Изя, поначалу думали, что богатыри так говорят только из вежливости, но, видя, какое блаженство написано на их лицах, и как неотвратимо исчезает еда с простыни, были вынуждены свое мнение переменить.
– Ой, да что же это я? – хлопнул себя по лбу Алеша и направился к пасущейся в стороне лошади.
Добрыня и Илья последовали его примеру, и вскорости на разложенной скатерти красовался каравай хлеба, копченая телятина, лук и вяленая рыба. Все это было извлечено из седельных сумок богатырей.
– Как говорится, от нашего стола вашему, – пояснили богатыри, раскладывая свои скромные дорожные припасы.
Вы даже не представляете, как обрадовались этой нехитрой снеди весьма проголодавшиеся Изя и Илюха. Однако, чтобы не навлечь подозрения Соловейки, они не подали виду и трапезничали степенно и основательно. А между делом тянулся неторопливый разговор.
– Стало быть, вы всем им наваляли? – выпытывал подробности Муромец.
– Ну да, – неохотно отозвался Изя, с трудом отрываясь от сооруженного бутерброда.
– Значит, опять в темницу?
От такой перспективы заветный бутерброд чуть не стал поперек Изиного горла.
– С какого это перепуга-то?
– Так они ж послы, лица неприкосновенные. Жалобы Берендею накатают и привет, небо в клеточку. Тем более что на этот раз доказательства будут неопровержимые.
– Что-то мне подсказывает, что жаловаться никто не будет, – высказался Солнцевский, вспоминая тот ужас, который испытали послы при активных действиях солнцевской бригады.
Услышав такой ответ, былинные богатыри недоверчиво переглянулись.
– И жалобы свои они заберут, – подлил масла в огонь Изя, – так что ни за прежние грехи, ни за нынешние в кутузку нас не упрячут.
– Ну вы и даете, – только и смог выдавить из себя Муромец. – И как же вам это удалось?
– Кстати, а вы-то сами как собирались нас выручать, учитывая их дипломатическую неприкосновенность? – тут же перевел разговор в другую плоскость Изя.
Раскрывать подробности проведенной операции он не собирался.
– Так мы отгул взяли, – признался Добрыня.
– Чего? – думая, что он ослышался, переспросил Солнцевский.
– Отгул, – охотно пояснил сотник. – За счет ранее отработанных дней.
– Так что мы сейчас не на службе, а действуем исключительно как частные лица.
– Мол, мы были на конной прогулке, а тут наших бьют. Вот мы и вмешались бы, не зная, что тут замешана большая политика, – закончил общее повествование Алеша Попович.
Солнцевский не торопясь повернулся к Изе и спокойненько так поинтересовался.
– Твоя работа?
– А шо? – пожал плечами Изя. – Трудовой кодекс еще никто не отменял. Ребята крутятся как белки в колесе, с ненормированным трудовым днем и без оплачиваемого отпуска, так пусть хотя бы в отгулах оторвутся!
Илюхе ничего не оставалось, как согласиться с логикой друга.
– Давайте выпьем! – резонно заметил он, восхищаясь пройдохой Изей и поразительным благородством и душевной простотой былинной троицы.
Никаких возражений не последовало. И все присутствующие подняли бокалы. Даже Соловейка, поддавшись общим эмоциям, попросила капнуть себе на донышко.
– За то, что коварная интрига иноземцев была вовремя раскрыта и зачищена! – поднял тост Изя, все присутствующие с ним согласились.
– И вообще, от этих иноземцев один вред, – заметил Алеша Попович, ловко стянув последний кусок пиццы.
– Ты всех под одну гребенку-то не ровняй, – отозвался Изя. – Иноземцы тоже иногда хорошие попадаются. Вот мой потенциальный тесть, к примеру. Очень рассудительный и здравомыслящий человек. За меня собирается свою красавицу дочку отдавать, к тому же дает огромное приданое.
– А я слышала, что на Востоке жених деньги платит, – так, между делом, хмыкнула Соловейка.
– Это все глупости, средневековые пережитки! К тому же мы не на Востоке. И у нас, на Руси, такие извращения не пройдут. Ишь чего выдумали, законное приданое на нелепый калым менять! – тут же выдал кучу аргументов черт.
Солнцевский слушал вещание друга и только тут до него стали доходить некоторые подробности прошедшего дела. Как оказалось, рановато он заявил, что не имеет никаких вопросов к черту.
– Изя! – словно вспомнив о чем-то, чуть ли не подпрыгнул на своем месте Солнцевский.
– А шо Изя?! Чуть что, сразу Изя! – ушел в глухую оборону черт. – Кстати, а что ты имел в виду? Конечно, это не я, но все-таки хотелось бы узнать, какой именно эпизод из моего боевого прошлого заставил тебя так засуетиться.
Илюха обвел присутствующих взором, словно прикидывая в уме, может ли он говорить свободно, и, видимо, удостоверившись в надежности окружающих, продолжил:
– Ты же говорил, что никогда друзьям не врешь?!
– Я говорил, что почти никогда не вру, – тут же парировал черт. – А насчет чего я ляпнул такую несусветную глупость?
– Насчет того, что это не ты покушался на имущество твоего тестя и не пытался украсть его дочку, луноликую и несравненную!
– И не ты оказал отчаянное сопротивление при задержании и не отправил двух евнухов к лекарю. Кстати, вы так мне и не рассказали, кто такие евнухи, – не осталась в стороне возмущенная Соловейка.
– Да я... – заметался средний богатырь, спешно подыскивая достойный ответ.
– На этот раз вранье не пройдет! – сурово предупредил Илюха.
Черт с надеждой посмотрел на былинную троицу, но та хранила стойкий нейтралитет, справедливо полагая, что это внутреннее дело «Дружины специального назначения». Наконец Изя решился и обреченно махнул рукой:
– Ну да, это я малость переборщил.
– Малость? – не поверил своим ушам Илюха. – Да ты мне обещал, что будешь сидеть дома ниже травы, тише воды, и к своей луноликой даже на выстрел не подойдешь!
– А кто в этом виноват? – справедливо рассудив, что лучшая защита – это нападение, напустился на Илюху Изя.
– Кто?
– Ты!
От такой наглости Солнцевский на время потерял дар речи, этим тут же воспользовался Изя.
– Конечно ты! Знал же, что маюсь в любовном томлении и страдаю от душевных мук и тем не менее оставил одного в пустом доме! А я личность творческая, увлекающаяся, мне было просто необходимо увидеть предмет своей страсти! Ну а дальше вообще все было словно в тумане. Предмет прибывает к своему дому в карете, евнухи отвлекаются, возница пошел открывать ворота, а я хлоп и занял его место.
Тут Изя остановился, чтобы налить себе стаканчик, и продолжил рассказ:
– Потом не так интересно. Лошади меня, как обычно, пугаются, несут на дороге неизвестно откуда появляется перекресток и в результате массовое дорожно-транспортное происшествие. Я убедился, что моя Газелюшка не пострадала, и ходу оттуда. Вот, собственно, и все.
– Все? – удивился Солнцевский. – А два евнуха, которых ты уложил в больницу? Кстати, как тебе это удалось, помнится, раньше ты с ними справиться не мог?
– Испугался до чертиков, вот и постарался, – скаламбурил Изя. – Они меня узнали и уже свои ножнички достали, чтобы лишить меня столь дорогого моему сердцу предмета.
– Похоже, я наконец догадалась, кто такие евнухи, – раздался задумчивый голосок Соловейки.
Эти слова как-то неожиданно сбили агрессивный настрой Солнцевского. В конце концов он тоже был мужчина, эмоции его друга были близки и ему.
– Ну а нам чего сразу не рассказал? – уже примирительным тоном спросил Солнцевский провинившегося коллегу.
– Не хотел расстраивать, – признался черт и понурил голову. – Тем более тогда уже накат на нас со стороны иноземцев начался. Так я рассудил, что одним больше, одним меньше – никто и не заметит, среди кучи липовых претензий одно настоящее.
У Солнцевского просто не было слов. Такую детскую непосредственность, помноженную на матерый цинизм, мог выдать только Изя. И ругать его за это как-то не хотелось. Выручила его Соловейка, она четко уловила его эмоции и обратилась к Изе торжественным тоном:
– Ладно, в честь общей победы будем считать, что ты амнистирован. Но ты должен дать слово, что никогда больше не будешь нам с Илюхой и Мотей врать.
– Даже ради вашего же спокойствия? – уточнил черт.
– Да!
– Даже ради всеобщего и моего блага?
– Да!
– Даже...
– Да! – отрезала Соловейка.
– Нет, такого слова я дать не могу, – уныло признался черт.
– Почему? – удивились все.
Изя бросил взгляд на случайных свидетелей их домашней разборки и уклончиво пояснил:
– Это противоречит моей сущности.
Разговор зашел в тупик. Если бы при нем не присутствовали три былинных богатыря, которые даже не представляли, что под мороком румяного мальчиша-плохиша скрывается черт, он внятно и аргументированно пояснил, что врать, изворачиваться и юлить положено ему по статусу. Он же черт, а не ангел.
– Давайте так, – предложил компромисс Изя, – в виде исключения, при общении с вами я просто не буду говорить всю правду.
– Годится, – после некоторого раздумья согласилась Соловейка, – все-таки это лучше, чем ничего.
На том и порешили. Изя же не виноват, что родился с копытами, рогами и таким именем. Против сути, заложенной природой, не попрешь, сколько бы ни старался.
– Вы уж извините нас, семейная сцена, – обратился Изя к былинной троице, временно исключенной из общего разговора. – Может, в картишки перекинемся? Я фору дам.
– Не... – протянул Илья Муромец, выражая общее мнение. – Нам бы фильму какую новую послушать.
Взгляды всех присутствующих тут же обратились на Илюху Солнцевского.
– Ну я не знаю... – замялся тот.
– А чего не знаешь-то? – удивился Изя. – Помнишь, что говаривал с броневичка Владимир Ильич? «Кино для нас – самое важное из искусств!» Коли открыл народу мир прекрасного, теперь уж как честный человек обязан жениться. Тьфу ты, ну то есть продолжать в том же духе.
В общем-то черту возразить было трудно: Илюха и правда избаловал друзей пересказами фильмов. Каждый раз, начиная новую историю, переиначенную на местные реалии, он давал себе зарок, что это в последний раз, и каждый раз не мог сдержать данного самому себе слова. Ну как откажешь Любаве или тем же самым былинным богатырям в такой малости, когда они смотрят на тебя словно на волшебника, каждый раз ожидая нового чуда? Вот Илюха и не отказывал...
– Была у четырех богатырей такая традиция: под Новый год они шли в баню...

* * *
На широкой скамье, на скамье подсудимых, Илюха Солнцевский оказался впервые. Конечно, ввиду специфики прошлой профессии у него случались легкие недоразумения с законом, но до суда дело как-то не доходило. И вот сейчас, несмотря на то, что процесс должен был сложиться для него и его коллег весьма удачно, на этом месте старший богатырь чувствовал себя неуютно. Соловейка также оказалась не в своей тарелке и нетерпеливо ерзала на своем месте.
Другие два члена команды, напротив, чувствовали себя вполне комфортно. Мотя поначалу собирался надавить на массу и хорошенько выспаться во время процесса, но в поле его зрения попал суетящийся Микишка, и сон словно ветром сдуло. Гореныш тут же залег в засаду в надежде, что дьячок оплошает и появится в зоне поражения его зубов.
Ну а Изя, с его богатым процессуальным опытом, на суде чувствовал себя словно рыба в воде. Еще перед началом заседания он успел перекинуться парой слов с Севастьяном, переговорить с представителями боярской думы и что-то шепнуть на ухо Микишке. Последний после этого осенил себя крестным знамением и выразительно обложил среднего богатыря трехэтажным матом. Как ни странно, такая реакция дьячка полностью удовлетворила черта, и он, вольготно расположившись на скамье рядом с друзьями, принялся насвистывать какую-то незамысловатую мелодию.
Наконец появился Берендей и занял стоящий на небольшом подиуме трон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43