Только в чем утешать? В том-то и штука, что Петр не знал - в чем. Говорить, что не казнят сына и Учителя, - вранье, всем понятное. Нести высокие слова о Вере, которой, как сказал Машиах, они все беременны, - не его это занятие. Успеет он прийти к ним до суда у прокуратора, а пока - переодеться и к Кайафе. И сам оправдал свое решение: Иоанн твердо помнит, что он у первосвященника- человек Доментиуса, а ученик-отличник Кайафа может самостоятельно ненароком и дров наломать, обвинить, например, назаретянина в работе на заговорщи-ков-эллинов...
Вот уж что тайна, то тайна! Только Клэр могла с сомнением предположить здесь эллинский заговор, на самом деле - никаких эллинов нигде не наблюдается, и в Истории они в данном конкретном случае отсутствуют, их сам Петр одушевил и виртуально воплотил в жизнь.
А судят всего лишь провинциального пророка, замахнувшегося на титул Царя. Иначе - богохульника.
В дом к Кайафе Петр в облике эллина прошел беспрепятственно. Времени было - три часа сорок две минуты. Хотите - ночь, хотите - утро.
Кайафа не ложился. Он встретил Доментиуса во всем домашнем, без давешнего парадного кидара с золотой табличкой. Не здороваясь, спросил удивленно:
– Ты откуда? - добавил, не скрывая радости: - Хорошо, что ты здесь...
На вопрос Петр отвечать не стал, сразу перешел к делу:
– Где нацеретянин?
– В пещере под домом... - Почему-то добавил: - Там сухо...
– Да хоть бы и мокро, - усмехнулся недобро Доментиус-Петр.
– Ты с ним встречался?
– Зачем? - удивился Кайафа. - Его уже осудили к смерти. И не его одного. Еще Варавву, зилота, которого захватили воины префекта, и его помощника Ахава, тоже разбойника...
– Не понимаешь ты... - досадливо сказал Петр. - Есть в доме кто-то из твоих людей? Я имею в виду священников, членов Совета.
– Йонатан, мой коэн-саган, в трапезной. С ним - Анан и Йосеф, коэны третьей чреды.
– Они пойдут с тобой к префекту?
– Обязательно.
– Тогда позови их сюда, и пусть приведут нацеретянина. Он должен знать, в чем его обвиняют.
– Одного его? А зилотов?
– Этим-то что объяснять? Их взяли сами римляне и с оружием в руках. Преступление - налицо. Да и о чем с ними говорить? Они пусты, как бой большого тофа. А с нацеретянином не грех и побеседовать. Разве тебе самому это не интересно?
Петр легко услышал быструю мысль: нет, неинтересно. Плюс удивление: а о чем с ним беседовать?.. Но вслух было иное:
– Поговорю, если надо.
– Поговори, Кайафа. Ты должен знать, кого пошлешь на смерть.
– Ты побудешь с нами при допросе?
– Ага, все-таки - допрос, а не беседа. Куда достойнее для первосвященника!.. Петр посмотрел на него, как на отличника, вдруг ответившего ахинеей на простой вопрос.
– Одумайся, Кайафа! Что здесь делать эллину?.. Я подожду там. - Он кивнул на тяжелую красную занавеску, отделяющую зал для гостей от соседней комнаты. Я услышу вас?
– Встань за занавесом, все будет прекрасно слышно.
– Только помни: ты обвиняешь его в присвоении великого титула Царя Иудейского, на который он бесчестно посягнул и повел за собой как воинов-зилотов, так и простых людей. Это уже святотатство. А обещание разрушить Храм и выстроить свой? А осуждение ритуала принесения жертв Богу, который идет от отца вашего Авраама?..
– И никаких эллинов? - хитро улыбаясь, спросил Кайафа.
– Какие эллины? - удивился Петр. - Не вижу никаких эллинов.
– Два замечания, если позволишь, - сказал отличник Кайафа. - Теоретически он имеет право на трон: он по отцу из рода Давидова. И еще. Есть в Законе некоторые места, где говорится о том, что Богу противны жертвы...
– Пустое! - отмахнулся Петр. - Эти места вы все давно и прочно забыли. А что до рода - так Давид жил тысячу лет назад. Сколько у него потомков сегодня бродит по твоей земле? Тоже тысяча? Или больше? А если все они захотят в цари?.. Пустое, Кайафа, - повторил, - вы его уже осудили, так сообщите - за что. И - с Богом! Да, - вспомнил неожиданно, - что это за землетрясение случилось в Иершалаиме? С каких таких пор здесь трясется земля?..
– Бывало и прежде... - пожал плечами Кайафа. - Жертв, насколько мне доложили, нет, только земля за восточной стеной ушла глубоко вниз. Но это не страшно.
– Вот и ладно, - вроде бы успокоился Петр. - Тогда зови своих людей.
И, отодвинув занавеску, оказался в небольшой комнате, явно - в спальне Кайафы. Взял кушеточку, стоявшую у изножья кровати, поставил ее около занавески и прилег в ожидании.
Он хорошо слышал, как сначала пришли священники, как они тихо переговаривались с Кайафой: больше всего их пугала утренняя встреча с Пилатом, которую прокуратор назначил на одиннадцать тридцать утра, ничуть не заботясь о том, что ровно через полчаса наступало время второй молитвы и правоверным - а священникам тем более! - следовало бы помолиться Господу. Хотя бы за то, чтоб он простил их, нарушающих традицию не проливать человеческую кровь в неделю Песаха. Петр полагал, что прокуратор сделал это ненамеренно. Вряд ли он вспомнил о времени какой-то еврейской молитвы. И уж тем более не слыхал о чуде, когда Бог отвел руку Авраама с ножом, занесенным над сыном его Исааком. Пилат, как известно, Тору даже в руках не держал.
Кайафа помощников успокаивал, но Петр чувствовал, что сам он не был уверен в том, что вредный Пилат утвердит решение суда, От Пилата, ненавидящего Кайафу, ждать можно было любой пакости. К примеру, помилования назаретянина. И опять Петр чувствовал - Кайафа не Иешуа, мысли его читались легко! - что первосвященник не слишком волновался. Ну, помилует и помилует. Доментиус же заявил прошлый раз: Пилат - не его, не Кайафы, проблема. Сам пусть и расхлебывает. Как ни забавно, но первосвященник по-прежнему не слишком верил в опасность для себя и Храма от какого-то галилейского Машиаха. Принял это как должное, а все должное для него - почти закон.
Да, еще вопрос - к месту: где Иоанн? Не спросил у Кайафы, а уже поздно. Сейчас приведут Иешуа. Жаль, лучше бы Иоанн был рядом...
Но и впрямь было поздно: Иешуа привели.
Петр услыхал, как он вошел и ясно, без какого-либо малейшего страха, произнес:
– Мир тебе, коэн-гадол Кайафа. Мир и тебе, коэн-саган Йонатан. Мир и вам, коэны Анан и Йосеф.
– Откуда ты знаешь наши имена? - это, судя по голосу, спросил кто-то из помощников Кайафы, и изумления в голосе было -через край.
– Я как-то говорил в Храме вашему священнику: я знаю все, что знает Господь о моей земле и моих подданных. Почему бы мне не знать ваши имена?
– Что это значит: "твои подданные"? - это уже Кайафа, тут уже никакого изумления - одно высокомерие. Так по роли, но так, понимал Петр, и по жизни. Кто ему этот галилеянин? Он уже практически мертв. Вот если только не Пилат... - Ты считаешь себя Царем Иудейским?
– Это ты сказал, - традиционно ответил Иешуа. Петр чувствовал улыбку в голосе ученика. И сразу же - звук пощечины. И голос другого помощника первосвященника:
– Знай, с кем говоришь!
– Что плохого я сказал? - спокойно, никак на пощечину не реагируя. - Если что-то плохое, то объясни, я извинюсь. А если нет, то за что ты ударил меня?
– Уймись, Анан, - с раздражением произнес Кайафа. - Я не давал тебе слова... Ответь, нацеретянин, в таком случае: верно ли сказал?
– Зачем тебе мой ответ, Кайафа? Если я соглашусь: да, я - Царь Иудейский, вы мне не поверите и убьете меня. Если я стану отрицать это, то кем же я буду в глазах тех, кто назвал меня Царем? Спроси людей, Кайафа. Спроси тех, кто дал мне, человеку из рода Давидова, это имя, и пусть они тебе ответят. Меня ты можешь убить, это просто, а всех их? Их много, Кайафа...
– Сколько много?
– Я не считал. Вчера было просто много. Завтра - очень много. А когда ты завершишь свой земной путь и твои потомки, и потомки твоих потомков тоже упокоятся в мире, тогда тех, кто назовет меня Царем Иудейским и Израильским, будет немерено... Пойми, Кайафа, не только люди слышат меня, но и я их слышу. Почему тебе не поверить им, как я им верю?..
– Ты собираешься разрушить Храм и построить новый? Иешуа молчал. Вопрос был трудным для него. Особенно после того, что произошло - а вернее, не произошло! - нынешней ночью.
– Почему ты молчишь? - спросил Кайафа.
– Думаю, - ответил Иешуа. - Вчера я сказал бы: да, это так. Собираюсь. Но сегодня скажу иначе: нет смысла. Тот Храм, который построен Иродом на горе из камней галилейской долины Бет а-Керем и украшен золотом и мрамором Карарры, он давно мертв. Там нет Бога. Пусть пока стоит... А Храм внутри людей я давно начал строить и много в том преуспел, и он заменит все Храмы, известные в земле Ханаанской и далеко за ее пределами...
Ученик умел признавать поражения и делать из них здравые и точные выводы. Не получилось реально разрушить Храм, значит, прав Петр, утверждая идею Храма в душе. Тем более после всего, что сегодня ночью было поведано.
– Только зачем я тебе это говорю? - продолжал Иешуа. - Ты же все равно мне не веришь. Так верь в свой Храм. Верь, что он вечен. Только знаешь пророчество?..
– Пророка Захарии? О Храме?
– Нет. Пророка Иешуа из Нацерета. Твой Храм будет стоять, пока жестокий огонь не начнет разрушать его, пока верхние камни не станут падать со стен и тащить за собой другие камни, пока не останется от него на земле только мертвое поле камней. И я к этому не буду иметь никакого отношения.
Кайафа совершенно искренне засмеялся:
– Когда же это случится, пророк?
– Я бы назвал тебе срок, он уже виден, но ты опять не поверишь. Не томи себя и своих помощников, вам я неинтересен. Отправь меня обратно в пещеру, там сухо, спасибо на этом, и я буду ждать своей судьбы с именем Господа моего в сердце.
– Тебе недолго ждать, нацеретянин...
И зашевелились в зале, чем-то задвигали, загремели, а через минуту за занавеску заглянул Кайафа, увидел Петра-Доментиуса, возлежащего на кушеточке, не сдержался - позволил себе усмехнуться:
– Удобно тебе было, Доментиус?
– Вполне, - сказал Петр и встал. - Все прошло замечательно, хотя согласись, Кайафа, он - умный собеседник, этот Иешуа из Нацерета.
– Я так не думаю, - не согласился осторожный Кайафа, хотя он вообще не думал о Иешуа даже как о человеке - не то чтобы о собеседнике. - Ты знаешь, что Пилат назначил суд на полчаса после одиннадцати?
– Знаю. Не беспокойся. Все будет в порядке... Они вышли в зал. Конспиратор Кайафа не оставил в нем своих помощников: зачем им знать о существовании некоего эллина, который вправе подслушивать за занавеской.
– Ты придешь на суд?
– Вряд ли. Любимый ученик мне доложит... Кстати, а где он?
– Ждет тебя внизу. Он знает о допросе.
– Тоже подслушивал?
– Знает, - упрямо повторил Кайафа.
– Не прощаюсь, - сказал Петр, кладя руку на плечо первосвященнику. Вольность, конечно, но это - за Иоанна, который "ждет внизу". - Я еще увижу тебя, Кайафа. Благодарю за хорошо выполненное дело.
Услыхал мысленное: да уйдешь ты когда-нибудь?! Не стал испытывать терпение хозяина, быстро вышел, спустился вниз. У выхода на каменной скамеечке сидел Иоанн. Увидел Петра, с почтением встал, склонил голову. Двое здоровых охранников-левитов с любопытством наблюдали эту сцену. Иоанна они, не исключено, запомнили, он здесь не раз бывал, а эллина видели впервые. Тогда, когда Петр приходил к Кайафе, у дверей караулили другие. А этим интересно было: что общего между каким-то местным стукачом первосвященника и богатым эллином. Интересно? Пусть мучаются...
Кивнул Иоанну: мол, следуй за мной, И исчез в ночи Верхнего города.
Некоторое время шли молча.
Иоанн спросил:
– В дом к камнерезу?
– Сначала переодеться. А потом - к своим.
– Что мы им скажем?
Петр задумался на мгновенье, потом сказал:
– Правду, Йоханан. Завтра - суд. Ты все слышал?
– Все, - кивнул Иоанн. - Я стоял у входа, по ту сторону двери. А дверь была приоткрыта.
Петр не понял, почему первосвященник так настаивал на термине "знает" вопреки реальному "слышал". Не хотел обижать Пера сравнением с каким-то иудейским шпионом, который тоже подслушивал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89