– А мы тебе почти поверили. Обманул ты нас, галилеянин. - Горбатый старик с укором смотрел на Иешуа.
Отвернулся, пропал в людском потоке.
Иешуа вздрогнул, поискал глазами рассеянных по толпе учеников, показал на выход. Встретились на лестнице, у выхода из Царской Базилики. На лицах вопрос: а за тем ли мы сюда шли? И вообще - зачем мы сюда шли?
Петр внимательно смотрел на Иешуа, ждал его реакции. Проникнуть в его мысли он по-прежнему не мог, будто и не было никаких мыслей. А Иешуа задумчиво чертил носком сандалии на камне невидимые узоры, прижимал к груди голубя, молчал.
– Равви, ты был прав. - Иуда заговорил первым. - У них нет веры.
– У них нет, - кивнул Иешуа. - А у вас есть?
Неловкая пауза. Обмен взглядами.
– Да. - Иуда выступил вперед.
– Да. - Яаков.
– Да. - Левий.
– Да. - Андрей.
– Да. - Натан.
– Да. - Фома.
– Да. - Иоанн.
Открывшего было рот Петра Иешуа остановил жестом:
– Не отвечай, Кифа. Про тебя я все знаю. Вздохнул, оглядел учеников, сказал:
– Спасибо вам за веру. Пойдем отсюда. Здесь нам пока подчеркнул голосом слово "пока", - делать нечего. Короткая пауза - смена настроения.
– Давайте-ка, друзья, перед дорогой в Галиль зайдем в Бейт-Хананию, к моему хорошему другу Лазарю. Это близко, грех не зайти, я его давно не видел... Да и вы познакомитесь, у него замечательные сестры - Марфа и Мирьям. Йоханан, тебе они понравятся! - Иешуа задорно подмигнул.
Кумранский аскет, похоже, даже смутился от этих слов: отношения с противоположным полом у него всегда строились неважно.
Когда окраина Иершалаима осталась позади, а Бейт-Ханания только завиднелась в конце безлюдной дороги, Фома спросил Иешуа:
– Равви, твои слова "Богу - Божье", это про жертвоприношения?
– Нет, Фома. Господу не нужны жертвы. Вспомни пророка Йешаягу: "К чему мне множество жертв ваших? Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Не носите больше даров тщетных; курение отвратительно для меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть". Помнишь?
Фома неуверенно кивнул. Этих строк пророчества он не слыхал, видимо, раввины сознательно не читали их людям. Но Иешуа он верил.
Назаретянин, подумав, продолжал:
– Богу... Богу нужно вот что!
Из-за пазухи резким движением был выпущен голубь, купленный накануне. Птица, не сразу осознав, что ей предоставлена свобода, несколько секунд летела возле земли, а потом взмыла вверх.
– Вот что нужно Богу! - закричал Иешуа, глядя в небо. Ученики подняли головы и увидели, как рядом с отпущенным голубем возник второй - тоже белый, и сразу - третий, и четвертый, и пятый... и восьмой, и девятый. Девять голубей летели невысоко, летели скошенным строем, что, по мнению Петра, голубям свойственно не было - не журавли, но летели странно неторопливо, почти паря, описывая длинный круг над головами девяти странников, стоящих на пустой дороге, повторивших этот круг еще раз, а потом, тем же строем, устремившихся к северу.
Был один голубь за две лепты - стало девять. Чудо. К слову, в каноны не попавшее, Петр не помнил. Разве что в апокрифе, в детском Евангелии от Фомы... Так там мальчик Иисус оживил глиняных птичек... Впрочем, Фома - вот он. Как преломится в его голове только что увиденное, а потом в головах тех, кто понесет это чудо дальше - по векам?..
– Он же был один, - растерянно сказал Фома. - Я тоже был один, - засмеялся Иешуа. - А теперь нас - тоже девять. А этот город... - Иешуа обернулся к скрывающемуся в дымке Иершалаиму, - этот город будет наказан за безверие. Жестоко наказан. Но не сейчас. Сейчас - рано. Потом. Позже. Пойдемте, нам предстоит радостная встреча и теплый прием в доме друга.
И по-прежнему - тишина. Ни одной мысли, ни одной эмоции. Как ни старался Мастер, он никак не мог услышать Иешуа. Такое с ним было впервые. Даже Иоанна куда более сильного паранорма, по возможностям сравнимого с Петром, всегда было слышно, даже когда тот блокировался, слышно, хотя бы, что блокировался, а здесь... Матрица, матрица, что ж ты за штука такая страшная? И где предел твоей силы? Да и есть ли он, предел? Но тогда - что станется с Иешуа завтра? Через год? Через десять лет?.. Уже сегодня Иешуа сильнее его, Петра. Да что там сильнее всех Мастеров, работающих на Службу! Двенадцать процентов мозга, двадцать, тридцать... А если все сто?.. Страшно!.. Только ста - не будет. Финал известен и неизбежен, и матрица тут - ни при чем...
Но отныне, по сути, Мастер Петр превращался из руководителя операцией в обычного зрителя. Разве что очень активного. Иешуа не вышел из-под контроля он взял контроль в свои руки. Что-то будет?..
Поживем - увидим.
А к Бейт-Ханании тем временем уже подошли.
ДЕЙСТВИЕ - 3. ЭПИЗОД-2
ИУДЕЯ, ВИФАНИЯ, 25 год от Р.Х., месяц Адар
Очередная иудейская деревня, думал Петр, очередная дыра посреди земли. От Иерусалима полтора часа ходу, а бывать здесь не приходилось. Да разве только здесь? Тысячи подобных деревень, и все - мимо Петра. Да и зачем они ему? Он не экскурсант, а дел здесь никаких ни у Службы, ни у него, Мастера, нет и, хотелось бы верить, не предвидится. А вот Иешуа неспроста сюда направился... К другу в гости, видите ли!.. Винца галилейского попить!.. Как же, ждите! Все идет по канону. Еще одно чудо нас ждет, господа апостолы. Готовьтесь. Богатый сегодня денек на чудеса выдался, однако...
. Петр размышлял об этом спокойно, или, точнее, успокоенно. Чудо значит чудо. Хватит бессмысленно удивляться, проехали. Удивлялка сломалась. По названному канону здесь, в Вифании или, если угодно, в Бейт-Ханании, должно произойти воскрешение из мертвых. Раз должно, значит, произойдет. Или не произойдет. Канон, как много раз подтверждалось жизнью и экспертом Службы Клэр Роджерс, - не догма для Истории. Он вторичен. Или третичен. Или даже десятеричен, не подсчитать. А от живой и назойливо реальной Истории Петр уже подустал маленько - больно много сюрпризов. Голуби эти, опять же...
– Поглядите-ка, братья, кто идет. - Иешуа вытянул руку, указывая на женскую фигурку, торопливо спускающуюся с холма.
Путники стали вглядываться: вроде женщина идет, в руках несет что-то... Почему Иешуа обратил на нее внимание?
– Кто это, Равви? Мы неузнаем...
Иешуа, улыбаясь, продолжал смотреть на приближающуюся фигурку.
– Это чудесная девушка, братья. Ее зовут Марфа, и она - младшая сестра Лазаря, тоже очень доброго человека. Поспешите же, я познакомлю вас с нею.
Они ускорили шаг и вскоре встретились с "чудесной девушкой Марфой". Петр еще за сотню метров почувствовал, что девушка переживает, несет в себе сильное горе, Иоанн тоже это ощутил, а обычно проницательный Иешуа - как будто и ничего. То ли притворился, то ли действительно не уловил совершенно отчетливых волн скорби и горя - хотя должен был. А посему следовало предположить, что Иешуа опять что-то задумал.
– Марфа! Здравствуй, Марфа! Сколько ж мы с тобой не виделись?..
Иешуа спешил к девушке с буквально широко открытыми объятьями, на лице самая приветливая из улыбок.
– Иешуа? Ты?.. Откуда ты здесь?.. - Она подняла глаза от дороги, явно удивилась, увидев неожиданных путников и среди них - старого знакомого, но радости - никакой.
Было видно, что женщина заплакана. Молодая, симпатичная, тоненькая - глаз не оторвать. Даже припухлость лица от обильных недавних слез не убивает красоту. Ученики Иешуа, все, как один, уставились на нее - ничего себе подруга у Машиаха! Иоанн - тот вообще рот открыл. Буквально.
– Марфа! Что случилось? Кто тебя обидел? Куда ты идешь? - Веселость Иешуа мгновенно пропала, появилась озабоченность, посыпались вопросы.
– В Иершалаим, Иешуа... Я вправду рада тебя видеть, но...
– Не ходи туда, Марфа, там нет ничего хорошего. Все хорошее само к вам идет. - Еще одна бездарная попытка пошутить.
Петр, все понимающий, знающий ситуацию, в которую Иешуа - сознательно или нет - вел учеников, начинал раздражаться. Если несознательно, если он не знает ничего - почему такая крестьянская тупая веселость? Видно же, что у девушки горе... А если осознанно, что тогда за игра в театр? К чему?..
– Иешуа, ты не знаешь... Лазарь... Брат мой...
– Твой брат - мой старый друг. Вот веду своих новых друзей с ним познакомиться.
– Он умер, Иешуа. Четыре дня назад.
Все-таки осознанно, решил Петр. А ты неплохой актер, назаретянин, я всегда это знал... Он наблюдал за мимикой Иешуа, когда Марфа произнесла первые два слова: "Он умер". Удивление, ужас, боль, горе - все это последовательно проявилось на лице Иешуа. Он обернулся к ученикам - в глазах слезы! - сказал:
– Вы слышали? Лазарь умер!
Бедняги! Они даже не знали, как реагировать. Жалко, конечно человека, но Лазарь-то этот - чужой им, скорбь изображать нелепо, но Машиах так убивается...
А Иешуа продолжал с абсолютно искренней - Петр руку на отсечение готов был дать! - болью:
– Лазарь... Друг мой... Марфа, отведи меня к Мирьям, покажите мне его могилу! - Иешуа взял женщину за руку и поспешил, чуть ли не бегом, вверх по дороге.
– Иешуа, я... - Марфа попыталась высвободить руку, - я в Иершалаим собралась, возлить миро на жертвенник, голубя принести в жертву - в память о брате. Ты лучше отпусти меня, а сам иди к сестре, утешь ее, если сможешь.
– Не надо больше жертв. Лазарь умер - не убивай еще и голубя. Пусть поживет птица. Это дурной обычай - приносить в жертву Богу живых существ. И миро побереги... Пойдем скорее домой.
Слова Иешуа возымели действие: Марфа, утирая слезы и по-прежнему всхлипывая, повела путников в Вифанию, к дому Лазаря.
Там было много народу. Немудрено! Богатый человек, хорошо известный и в своей Вифании, и в соседних Виффагии и Вифлееме - Лазарь был любим многими за свою доброту и гостеприимство. Поэтому около дома толпились десятки желающих проститься с другом и добрым соседом. Мария, которая осталась в доме за главную, уже пятый день принимала сочувствующих и скорбящих. В день похорон Лазаря, по обычаю, она собрала поминальный пир, на который стеклись люди со всей округи. Припасы давно бы кончились, не пусти кто-то клич о том, что сестрам Лазаря надо помочь после смерти брата, и теперь в дом нанесли множество всякой снеди и несколько десятков больших кувшинов вина. Однако употребить все это можно было лишь через три дня - соблюдение недельного траурного поста позволяло прикасаться пока только к хлебу и воде.
Друзья брата все приходили и приходили. Многие - со сбритыми в знак траура бородами, почти все - в голубых траурных вретищах. Вот и еще идут, печально подумала Мария, глядя на дорогу, по которой поднимались какие-то незнакомые путники. Странно -с ними же идет Марфа. Забыла, может, что...
Мария - старшая сестра Марфы, женщина не слишком красивая, но всегда добрая и приветливая, стояла на крыльце огромного, по здешним масштабам, дома, совсем по-русски, по-бабски, умиленно заметил Петр, сложив руки на груди, и пыталась разглядеть, кто же еще прибывает к ним. Она уже отплакала свое: бытовые хлопоты отвлекают от горя, и теперь на ее лице не было той открытой печати скорби, которую все еще носила более эмоциональная и куда болеет юная Марфа.
– Мирьям! - Один из пришельцев, лица его пока было не разобрать, отделился от поднимающейся по улице группы и бегом пустился к крыльцу дома.
Да это же Иешуа-назаретянин, сын древодела Иосифа!.. Женщина удивленно подняла брови: вот уж кого не ожидала увидеть...
Иешуа подбежал к ней, обнял, уткнул лицо в волосы, забормотал:
– Ох, Мирьям, Мирьям! Как же мы теперь без Лазаря?..
– Здравствуй, Иешуа, я рада тебе. Хорошо, что ты пришел. Я слышала - ты учишь людей в Галилее. Вот уж не думала, что ты так скоро узнаешь о нашей беде...
– Я учу не только в Галилее, но всюду... А узнал я только что, от Марфы. Мы шли к вам, просто погостить шли, были в Иершалаиме, и вот...
– Проходи в дом, отдохни, умойся, - перебила Мария. За эти бесконечные дни ей стало тяжко по многу раз выслушивать слова утешения и скорби, и ладно бы искренние, как у Иешуа, а все же лучше оборвать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89