Иешуа, будь он хоть трижды Машиах, осквернил могилу. Это факт. Но почему-то ученики верили в то, что дело, которое задумал Равви, - правое, и потревоженный мертвец - ничто по сравнению с...
С чем? С "правым" делом? Но никто из них, думал Петр, замечательных ребят, не может сформулировать ту идею, за которую они бросились в драку пять минут назад. Машиах повел, а они пошли... Эх, ребятишки! Знали бы вы, во что ввязались. Самое крамольное, что вы можете себе представить - именно это ваш Машиах и задумал. Покамест вы идете, влекомые силой его личности, но потом, гораздо позже, пойдете сами по той дороге, что Он вам укажет. И вести вас будет его Вера, которая станет вашей. Та самая, которую не измерить и не взвесить, за которую Петр сам готов был буйную голову сложить в местном иудейском бурьяне. Не за свою веру, а, по сути, за веру всех тех своих современников, над чьими кроватями висит распятие, тех, кто ходит по воскресеньям в церковь и у кого слом мог отнять эту веру...
А вот, к слову, и Лазарь.
... Петр услышал, а точнее, это вломилось ему в мозг: что? как? почему?..
Все, бывшие в этот момент возле могилы, задали себе эти немые, но очень для Петра громкие вопросы. Даже не себе, а своим глазам. Но увиденное было реальностью - в проходе, чуть пригнувшись, стоял ч amp;ловек, целиком, с головой, замотанный в белую ткань, пропитанную маслом, - так обычно хоронят здесь покойников. На полсекунды в сознании каждого появилась суперкрамольная мысль это сам Иешуа, обмотавшись покрывалом, стянутым с мертвеца, решил так пошутить. Но назаретянин с довольной улыбкой возник в проходе следом за человеком в белом, чуть подтолкнул его в спину - иди, мол, нечего тебе здесь делать больше.
Лазарь - то есть тот, кто, по идее, должен быть Лазарем, - сделал несколько шагов вперед, споткнулся, схватился за камень, чтоб не упасть. Иешуа позади хлопнул себя ладонью по лбу - вот ведь не сообразил! - и со смехом стянул материю с головы человека.
Все это время наблюдавшие сие странное действо не проронили ни звука, но теперь, когда в вышедшем из могилы они узнали Лазаря, поднялся крик, началась паника, кое-кто развернулся и пустился наутек. Мария и Марфа плакали молча, глядя на воскресшего брата, как на... чудо? Да, чудо и есть. Остатки сомнения еще пытались возразить, что это не Лазарь, а заранее посаженный в могилу человек, похожий на их брата, и все это - не более чем издевательский розыгрыш злого Иешуа, но эти мысли стремительно исчезали. Перед ними был действительно их брат. Настоящий. Бледноватый, конечно, да и глаза слегка ошарашенные, но ведь оно и понятно - полежи-ка в могиле четверо суток!
Иешуа, легонько поддерживая Лазаря за руки, свел его вниз, к сестрам, взъерошил ему волосы, улыбаясь, сказал:
– Ну, что, неплохо сохранился? Не испортился?
Марфа осторожно дотронулась до лица брата, который до сих пор не проронил ни единого слова.
– Лазарь... Брат... Это ты? - Женщина не верила тому, что видит.
– А кому... - сказал Лазарь хрипло. Откашлялся. - А кому ж еще быть, как не мне?
– Брат! - Теперь уже Мария бросилась на него с объятьями, стала разматывать белое полотно, облепившее Лазаря, вытирать ему тело краем своего платка.
Петр, наблюдая эту мелодраматичную картину, не забывал проверять эмоциональный фон учеников Иешуа и в который раз попытался услышать самого Машиаха. Это, конечно, не удалось, а мысли ребят отчетливо улавливались. Странно - никакого удивления. Будто так и должно быть. Та самая гордость за своего Учителя - есть, удовлетворенность от выполненного дела - тоже имеется, но восхищения, шока, восторга - ничего такого нет. Будто они уже привыкли к причастности чудесам, творимым Машиахом, и воспринимают воскрешение Лазаря просто как очередной успешный эксперимент. Похоже, промыл ты им мозги, Иешуа, прежде чем приблизить к себе. А может, оно и правильно - лишние эмоции могут повредить в решающий момент.
А театр между тем продолжался.
Марфа и Мария повели брата под руки домой, щебеча наперебой всякую всячину, начиная от того, как они по нему скучали, заканчивая тем, что дома много еды. Лазарь рассеянно кивал головой и все оглядывался на Иешуа - идет ли тот следом? Интересно, понял ли он, что с ним произошло?..
– Пока нет. - Иешуа, как всегда, внезапно ответил на мысленный вопрос расслабившегося Петра. - Пока не понял, но я ему еще объясню. Ему нужно время. Иешуа явно был доволен собой.
– Завтра пол-Иудеи заговорит об этом, как ты думаешь, Кифа?
Петр кивнул:
– Точно. А послезавтра - вся Иудея. А еще через пару дней об этом узнает первосвященник, и вот тогда у нас начнутся проблемы.
– Ну, к этому времени мы уже будем почти дома. Хватит, Погостили в Иудее и будет. Пора домой. Там еще немало дел. Ты готов, Кифа?
– Всегда готов, Иешуа.
Как юный пионер, добавил он мысленно, не блокируясь, - пусть Машиах в очередной раз удивится странным мыслям странного человека.
К Иешуа подбежала Мария, ничего не говоря, упала перед ним на колени, опустила голову, обняла ему ноги.
– Ну, Мирьям, перестань. Что ты, вставай! - Иешуа попытался высвободиться.
– Иешуа, прости нас, неразумных, пожалуйста, прости! - Женщина перевыполняла дневной план по слезам - лицо. ее опять было мокрым.
– Да о чем ты говоришь, Мирьям? Я знаю, как тяжело начать верить. - Иешуа присел перед ней. - Но теперь-то у тебя сомнений нет?
– Нет, Иешуа, нет! Я думала, что...
– Я знаю, о чем ты думала. Не надо, не рассказывай. Иди к брату, ты ему сейчас нужна - у негомного вопросов, постарайся на них ответить. А мы скоро подойдем, хорошо?
– Да, Иешуа, приходи! И друзей своих бери. Мы устроим праздник. Иешуа, спасибо! - Мария плакала и смеялась одновременно, размазывала по пыльному лицу слезы.
– Не за что. Иди, Мирьям, мы скоро. Женщина, шепча благодарности, попятилась, а Иешуа махнул ей рукой:
– Да иди же, смешная...
И тут же обратился ко все еще стонущему Андрею:
– Где больно, Андрей?
Петр облегченно вздохнул - все, еще одно маленькое чудо, и хватит на сегодня. И так денек выдался напряженный.
Спустя десять минут, а именно столько потребовалось на приведение Андрея в порядок, Иешуа с учениками уже бодро шагал в сторону дома Лазаря. Петру не давал покоя вопрос - что все-таки заставило Иешуа зайти в Вифанию?
Сняв все мысленные блоки, он обратился напрямую к Машиаху:
"Ты ведь знал о смерти Лазаря? Мы неспроста сюда пришли?" Чуть помедлив с ответом, не оглядываясь, Иешуа ответил:
"Да. Знал. Он позвал меня".
"Позвал? Как?"
"Во сне. Он мой старый друг, я чувствую его очень хорошо. Ты ведь знаешь о связи матери и ребенка? Когда ребенку больно - мать это чувствует".
"Да, конечно".
"Вот и между старыми друзьями тоже есть нечто подобное..." Петр не мог сопоставить услышанное с личным опытом - работа Мастера не располагает к приобретению друзей. Приятели - да. Надежные партнеры -обязательно. Но друзья...
"Тогда к чему этот спектакль, Иешуа?"
"...Мы зайдем познакомиться с другом..."
"Спектакль?.. Это что-то римское, да?.. Решил поберечь учеников - они и так уже чудес насмотрелись".
"Да уж? Поберег. Не ты ли их лишил способности удивляться?"
"Для их же блага, Кифа. И ты это понимаешь".
Петр понимал.
Вечером того же дня многочисленные съестные запасы, накопившиеся в доме Лазаря, были существенно сокращены. Еще недавно скорбевшие люди вовсю веселились по странному поводу - сформулировать его никто толком не мог. Воскрешение? Да, наверное, но звучит слишком напыщенно. Выздоровление? Но умершие не выздоравливают. Впрочем, какая разница - Лазарь жив, весел, как всегда, остро шутит, и ладно. Что еще надо? А о путях его возвращения на грешную землю никто не задумывался - Иешуа позаботился, чтобы гости не относились к вновь обретенному Лазарю как к воскресшему из мертвых. Все были просто рады его видеть. Такого напряжения, как в Кане, после чуда с вином - не было.
Мария долго не могла подобрать слов благодарности и, так их и не подобрав, просто подошла к Иешуа, лежащему за столом, села у его ног, поставив рядом кувшин с дорогущим, сногсшибательно пахнущим миром.
Петр подумал: это не должно уйти от внимания публики, это важный исторический момент. И в тот же миг все жующие, пьющие и разговаривающие люди затихли и повернули головы в сторону Иешуа.
Мастер поймал укоряющий взгляд Машиаха: зачем, Кифа?
Мария молча смочила в масле кусок ткани и начала обтирать им ноги Иешуа. По комнате распространилось благоухание.
Она делала это медленно, размеренно, по нескольку раз окуная платок в сосуд, не жалея драгоценного масла. Затем распустила волосы - высвободила их из тугого пучка, они распались по спине тяжелой черной волной. Собрав их в подобие кисти, Мария стала вытирать ими ноги Иешуа.
Публика безмолвствовала.
Это было сильнее всяких слов благодарности.
Постепенно праздник вернулся в прежнее русло, люди заговорили, кто-то запел, зазвенела посуда.
Простак Иуда, сокрушенно покачав головой, с сожалением произнес:
– Такое дорогое миро... Лучше бы было его продать. Даже сквозь шум Иешуа услышал это и метнул на Иуду сердитый взгляд. Иуда понял, что сказал глупость, и решил реабилитироваться:
– Ну... продать, а деньги бедным раздать.
Но это не удовлетворило Иешуа. Он подошел и сказал зилоту:
– Иуда, у тебя есть деньги? Сейчас, с собой?
– Да, есть немного. А что, Равви?
– Так вот, пойди и раздай их бедным, если хочешь. А миро это принадлежит Марии, и она применила его сейчас по назначению.
Иуда сидел подавленным - идти искать в темноте бедняков и раздавать им свои скромные сбережения ему не улыбалось. Петр похлопал его по плечу:
– Машиах пошутил, успокойся. - Оглянулся вокруг, спросил: - А где Йоханан? Ты его не видел?
– Там. - Иуда махнул рукой в сторону выхода. - Лучшую девицу себе отхватил и ушел с ней. Шустрый парень.
Девицу? Аскет Иоанн? Интересно... Петр не поленился, встал, вышел из дома в жаркие сумерки. В свете луны он увидел, что под далекой смоковницей сидит Иоанн и что-то рассказывает, возбужденно жестикулируя, а рядом с ним, на почтительном, впрочем, расстоянии, - Марфа. Обхватила руками колени, слушает завороженно.
Мальчик с девочкой дружил, мальчик дружбой дорожил. Детский стишок из любимого Петром двадцатого века.
ДЕЙСТВИЕ-3. ЭПИЗОД - 3
ГАЛИЛЕЯ, гора ФАВОР, 25 год от Р.Х., месяц Сиван
Вот уже два месяца сидим д этом Богом забытом Назарете, думал Мастер, и до сих пор ничего не произошло. И не происходит. Буквально: Богом забытый городишко! Бог куда-то надолго отвлекся и не вспоминает о своем избраннике, о Мессии, да и сам Иешуа будто забыл о своем высоком предназначении - забросил любимые народом чудеса, никого не лечит, не оживляет, вовсю продолжает плотничать, и делает это с видимым удовольствием. Руки помнят... Ученики недоумевают: неужели все, финита? Походили, пошумели, человека даже воскресили и - конец? Всякий раз, как кто-то пытался завести с Иешуа разговор о продолжении, скажем, высоко, мессианской деятельности, тот тактично или бестактно, в зависимости от настроения, сворачивал на другую тему, давая понять, что об этом он беседовать не желает...
Мать Мария, в отличие от активных учеников, была очень рада тому, что сын наконец надолго возвратился домой, да не один, ас друзьями: в натуральном хозяйстве лишних рук не бывает. И все руки задействованы, все друзья с пользой существуют, зря хлеб не едят.
А может, не стоит зря дергаться, может, оно и к добру - незапланированный отпуск получается. Конец весны выдался сухим, жарким, но не душным - благодать, одним словом. Вот только в Службе скорее всего публика с ума скатывается: столько времени ничего не происходит, и это сейчас, когда операция находится в самой активной фазе! В связи с предполагаемым "скатыванием с ума" Петр отлучки в Службу прекратил, лишних вопросов бежал, затаился, закуклился. Иными словами - расслабился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89