У него мозги просто закипят. Что в инструкции написано? Симптомы могут проявиться. А могут и не проявиться. Мы все сделали правильно. И нечего волноваться. Ждем. Еще не вечер... Открыли бы лучше окна, а то задохнемся все здесь.
– Дай-то Бог, чтобы ты оказался прав, - пробормотал Петр, помогая Жан-Пьеру снимать с окон холщовые, узкие полотнища, придуманные ими в качестве занавесок: ну не нашлось такого предмета в городе.
В голове появилась парадоксальная мысль: с чего бы это Богу помогать им? Если он сам не создал Мессию, то уж помощи от него в этом не жди... Скорее наоборот.
– Мастер, нам бы спать лечь. Завтра ночью - домой. Выспаться надо бы... Жан-Пьер смотрел на Петра с усталой улыбкой: мол, мы-то не Мастера, а простые люди. Слабые и немощные. Вымотаться себе позволили...
– Да-да, конечно, - поспешно разрешил Петр. - Ложитесь, отдыхайте, я вас разбужу.
Техники с явным облегчением переглянулись и улеглись, не раздеваясь, на топчаны в разных углах комнаты. Через минуту они уже крепко спали.
А вот к Мастеру сон не шел. Вообще, в бросках он всегда был напряжен настолько, что сон привык считать пустой тратой исключительно ценного времени. Да ему и легко удавалось проработать трое и более суток подряд безо всякой усталости. Разве что сделаешь четыре-пять коротких - минутных! - подзарядок, и опять - как огурчик. Так и сейчас... Со стороны это, конечно, выглядит странно: босой здоровый мужик сидит в какой-то странной позе, глаза полуприкрыты, раскачивается чуть-чуть. Но на самом деле в это время в тело босого мужика входит энергия, легко забираемая от всего окружающего: от деревьев, от земли, от электрических проводов... Очень хорошо помогает!.. А вид?.. Да что вид?.. Техники привыкли, они и не такие штучки Мастеров видали, а всем остальным это наблюдать не обязательно.
Утром чуть свет всех поднял сам Иешуа.
– Равви, Равви... - шепотом звал мальчик, тормоша спящих за плечи.
Петр, который прилег-таки поспать, мгновенно открыл глаза.
– Проснулся?.. Чего шумишь?
– Я хочу... Ну...
– Понятно. Там, во внутреннем дворике. - Петр показал рукой на дверь. Поищи, найдешь.
Иешуа резво выбежал из комнаты.
Дворик - небольшая, четыре примерно метра на четыре, открытая площадка, куда имелся выход из дома, с полупустым каменным бассейном и чахлым оливковым деревом посередине, - был со всех сторон окружен высокими, в рост человека, известняковыми стенами. Жили бы хозяева - был бы двор чистым и ухоженным. А так, здесь валялось всякое ненужное барахло: сломанная мебель, какие-то деревяшки, треснувшие кувшины - хозяин дома обитал в другом месте и не слишком усердно следил за чистотой. В углу высилась каменная загородка с дырявой полотняной занавеской. Там-то и располагалось то, что в Иерусалиме считалось туалетом.
Из комнаты, где жили Мастер и Техники, на этот дворик выходило одно окно. Петр встал возле него и принялся наблюдать за эволюциями мальчика. Стены-то, конечно, высокие, но если ему захочется убежать, то при известной изобретательности это может получиться. Так что лучше проконтролировать...
Вспомнились вчерашние дурачества Асафа: двое извращенцев поймали мальчика. Теперь один извращенец подглядывает в окошко...
А Иешуа убегать и не собирался. Вернулся в комнату, забрался с ногами на топчан, сидит, молчит.
– Ты как себя чувствуешь? - Петр спрашивал в полный голос: Техники уже проснулись и с любопытством наблюдали за подопечным.
– Хорошо, Учитель. Только...
– Что только?
– Только я не помню... кто вы. - Мальчик уже окончательно пришел в себя, и в нем начал расти страх.
Петр чувствовал это. Ласково, стараясь страх погасить, произнес:
– Не бойся, сегодня тебя заберут твои родители. Хочешь есть? Мастер произносил что-то еще, столь же случайное, малозначащее - просто чтобы не молчать, а сам посылал в мозг Иешуа успокаивающие сигналы: "безопасность", "уют", "спокойствие".
– Да, я бы поел. - Глаза мальчика потеплели, страх проходил.
Любопытно, что Иешуа никак не отреагировал на упоминание о родителях, отметил Петр. Как будто ему все равно. Вчера он хотя бы спрашивал о них, а сегодня... Петр постоянно сканировал мысли мальчика, но в них никак не отображалась тоска по матери и отцу, по дому, по сестрам. Интересно...
Интересно-то интересно, но Петр не преминул мысленно усмехнуться: все-таки профессиональные реакции Мастера куда как далеки от общечеловеческих. Другой бы обеспокоился: как так, ребенок не помнит о родителях, не думает, не волнуется, - а Петру всего лишь интересно. Научный, стало быть, интерес...
Пока Кевин Бакстер собирал на стол, Жан-Пьер с Мастером вышли из дома на улицу, точнее - в проулок между стенами домов, такой провинциально тихий, мертвый даже. Только у стены напротив тяжко, со стонами ворочался нищий: ему вчера, видимо, по случаю праздника много и часто наливали кислого, вроде бы легкого, но коварного галилейского вина, и он, до конца, похоже, не протрезвев, тупо глазел на двух богато одетых господ. Проворчал что-то, отвернулся, улегся поудобнее.
Иерусалим - город контрастов. Истина банальная, но, как оказывается, исторически справедливая.
– Мастер, - сказал Жан-Пьер, - я так понял, вы уже почистили мальчика? Он ничего не помнит...
– Да, Асаф, вчера ночью я им позанимался. Кое-что стер, кое-чему научил. Снял блокаду с биополя. Оно пока слабенькое, но должно развиться. Вот что меня волнует, так это матрица. Точнее, ее молчание. Что-то здесь не так. - Петр смотрел Сквозь дверной проем на Иешуа, жадно уплетающего холодное мясо.
– А мы и не знаем, что так, а что не так, Мастер. Мы - первые. На нашем опыте станут учиться;
– Если станут, если будет - чему... Право, очень хотелось бы... задумчиво сказал Петр. Поежился. - Пошли-ка в дом, зябко что-то.
Давид-Кевин полностью занял внимание мальчика, рассказывая ему какую-то смешную историю. Техник не просто рассказывал - он ее играл: строил рожи, жестикулировал, менял голос, коверкал слова. Иешуа заливался смехом: от настороженности не осталось и следа. Все-таки не зря Петр обратил внимание на еще одно - педагогическое - образование Кевина Бакстера, когда перечитывал перед броском его досье. И ведь раньше не раз читал, но прихотлива память человеческая: не нужен был Бакстер-педагог - Петр и не помнил о нем...
– Иешуа, ты поел? - Петр сел за низкий столик напротив мальчика. - Доктор, уберите, пожалуйста, все со стола. Хотя нет, чашку оставьте.
На низком мраморном столе, в самом центре одиноко осталась небольшая глиняная чаша без ручек. Обыкновенная дешевая чашка, грубая, тяжелая, каких много в небогатых еврейских домах.
– Смотри, Иешуа...
Мастер поймал взгляд мальчика, глазами указал ему на чашку. Она чуть пошевелилась, словно раздумывая, а потом стала двигаться к мальчику. Телекинез, трюк из начальной школы... Глаза Иешуа округлились, он закричал, отскочил неловко. В следующее мгновение он уже сидел на корточках в дальнем углу комнаты. Обхватил руками коленки, дрожал. Петр поймал чашку, вздохнул, посмотрел на Техников. Те посмеивались.
– Нечего хихикать. - Подошел к Иешуа, сел рядом. - Ну, чего ты боишься, глупый. Это же не страшно...
– Она... сама! - Мальчик источал едко кислый запах, ощущаемый только Петром - запах страха.
– Она не сама. Это я ее двигал. Успокойся. Ты тоже так можешь. Я тебя научу, хочешь? - Кислота становилась не такой резкой, к страху примешалось любопытство.
– Я смогу ее подвинуть? Как? - Иешуа недоверчиво глядел на Мастера: что же он за человек? Кто эти двое? Как я здесь оказался? Как двигалась чашка?..
Петр легко читал мысленные вопросы мальчика.
– Если ты не будешь убегать, я тебе все покажу. - Взял за руку, подвел к столику, усадил на подушку. - Смотри...
Чашка, постукивая донышком о столешницу, затанцевала на середине стола. Мальчик секундно вздрогнул, в глазах промелькнул испуг, но сразу же пропал. Без моего вмешательства, подумал Петр, успокаивать не пришлось. Молодец Иешуа, ты быстро учишься...
– Как это, Учитель?!
– Смотри на чашку. Упрись в нее взглядом. Представь, что ты двигаешь ее рукой... Да нет, руки убери! Глазами, только глазами... Иешуа выпучил глаза, уставился на чашку, подался вперед...
– Не получается. Учитель. Я не понимаю, что надо делать.
– Получится. Не торопись, попробуй еще. Представь, что ты толкаешь большой камень. Тебе тяжело. Напрягись... Да убери же ты руки!.. Ну!..
Мальчик набрал воздуха, задержал дыхание, сжался - чашка не шелохнулась.
– Не получается.
Петр встал позади Иешуа, положил ему руку на затылок, прошептал на ухо:
– Сейчас получится. Ты только верь, что получится... Ну, давай...
Чашка как бы нехотя, медленно поползла к краю стола.
– Я чувствую это, Учитель! - радостно крикнул Иешуа, повернул сияющую рожицу к Петру. Чашка затормозила.
– Не отвлекайся. - Мастер чуть отстранил руку от головы мальчика: дальше сам. - Продолжай.
Чашка под взглядом Иешуа, чуть подрагивая на ровной поверхности стола, медленно, ползком перемещалась к краю. Доползла, остановилась. Мальчик взглянул на Мастера, тот слегка кивнул: давай дальше. Чашка резко дернулась, соскочила со стола на подушку для сидения, затем на пол. Под восторженным взглядом мальчика каталась по полу, подскакивала, переворачивалась, пока наконец не раскололась, ударившись о стену.
– Простите, - с сожалением произнес Иешуа.
– Не страшно. - Петр улыбался. - Новую купим. А ты молодец, Иешуа. Не устал?
– Нет, Учитель! - Мальчик явно готов был двигать в комнате все - от мебели до стен.
– На сегодня хватит. Делай так иногда, чтобы не забыть, но никому не показывай свое умение. Понял?
– Понял. - Мальчик кивнул. - А почему?
– Просто не показывай. Об этом никто не должен знать... - Сказал, закрепил мысленным блоком в голове Иешуа: "никому не показывать".
Все-таки мальчик чуть изменился... Петр смотрел на Иешуа, собирающего глиняные черепки разбитой чашки. Что-то неуловимое, непонятное даже Мастеру... Чуть сдержаннее стали реакции на происходящее вокруг? Да. Поумерилась детская восторженность? Пожалуй... И еще - этот взгляд... Как будто он понимает, что с ним происходит... Только как понимает? И что понимает?..
– Иешуа, зачем они тебе? - Пётр смотрел на кучку глиняных обломков в руках мальчика.
– Я возьму на память. Один. - Иешуа аккуратно сложил черепки на стол, выбрал самый ровный, почти прямоугольный, зажал в кулаке,
– Хорошо, - улыбнулся Мастер. - Не хочешь прогуляться? Ответом был молчаливый кивок. Иешуа взял протянутую руку Петра, и они вышли на улицу. Жан-Пьер сказал:
– Похоже, надо потихоньку готовиться к обратному броску. Петр вернется, все должно быть собрано; Эй, Давид бен Матари, вставай!
Кевин был иного мнения.
– Успеем. Петр вернется не скоро. Давай лучше сходим, галилейского еще купим. Оно здесь очень ничего.
– Вот именно: ничего, - презрительно сказал Жан-Пьер. - Пустое место...
По его справедливому мнению, настоящее вино могло быть родом лишь из одной страны. И это явно не Галилея первого века.
– Ты сноб, Жан-Пьер. - Кевин подтолкнул француза к выходу. - Пойдем проверим: может, в местные супермаркеты бордо завезли...
А Мастер и главный персонаж проекта "Мессия" в это время шли не торопясь по утреннему Терапийону, приходящему в себя после вчерашнего гулянья. Впрочем, праздник продолжался и сегодня, но в городе уже почти не осталось паломников; догуливал свое в основном местный люд. Суетливая жизнь большой улицы большого города уже не впечатляла Иешуа, как раньше. Мальчик успел насмотреться на всякое за мигом промчавшиеся четыре дня. Да и мысли его были заняты беседой с Петром - легкой беседой ни о чем. Обсуждали погоду, одежду богатых иноземных купцов. Мальчик рассуждал о том, как было бы здорово, если бы люди могли летать по воздуху как птицы и передвигаться по воде безо всяких лодок. И все это мысленно, не произнося ни звука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89