Конрада передернуло. Ярроу, похоже, разъярился.
Неожиданно раздался голос Кита:
– Я согласен с тобой, Марджори. Я поддерживаю тебя.
Видно было, что она удивлена, но, несмотря на то что, как и я, видела, что единственным мотивом Кита было помешать новому строительству, Марджори, как всегда, весьма прагматичная дама, приняла его помощь.
– Принято, – проговорила она, ни звуком, ни жестом не показывая торжества. – Полковник, вы не смогли бы найти подходящее издание для нашего объявления?
Роджер сказал, что, несомненно, это будет несложно и он этим займется.
– Чудесно, – Марджори одарила невинной улыбкой уничтоженного героя, имевшего неосторожность вести себя снисходительно. – Когда у вас все будет готово, мистер Ярроу, мы с огромным удовольствием познакомимся с вашими предложениями.
Тот процедил сквозь стиснутые зубы:
– У лорда Стрэттона есть один экземпляр.
– В самом деле? – Марджори обратилась к Конраду, которого снова передернуло. – Тогда, Конрад, нам хотелось бы взглянуть на планы, верно?
Головы Стрэттонов согласно закивали.
– Они у меня дома, – нехотя сообщил ей Конрад, – и я мог бы как-нибудь принести их тебе.
Марджори кивнула.
– Скажем, сегодня к вечеру? В четыре. Идет? – Она посмотрела на часы. – Боже! Мы же совсем опоздали к ленчу. Очень напряженное утро. – Она поднялась на свои маленькие ножки. – Полковник, поскольку наша отдельная столовая на трибунах, как мне представляется, вышла из строя, не могли бы вы организовать что-нибудь подходящее для нас на понедельник? Мне кажется, большинство из нас приедет.
Роджер еще раз ограничился обещанием, что займется этим.
Милостиво улыбнувшись, Марджори величественно проследовала к выходу и отдала себя предупредительным заботам Марка, который тут же умчал ее с ипподрома.
Все разъехались в относительном молчании, Конрад взял с собой пунцового от злости Ярроу, мы с Роджером спокойно завладели полем битвы.
– Старый боевой топор! – с восхищением проговорил Роджер.
Я вручил ему чеки на зарплату. Он посмотрел на подпись.
– Как только вам это удалось? – изумился он.
ГЛАВА 9
Вторую половину дня Роджер провел с электриком ипподрома, чьи люди восстановили энергоснабжение по всему сооружению, за исключением центральных трибун. Видимо, Роджер предусмотрительно отключил цепи, которые не вышли из строя сами по себе.
– Нам не хватало еще пожара, – сказал он. Канавокопатель заваливал землей траншею с тяжелым кабелем в толстой изоляции, протянутым к стоянке машин членов клуба, чтобы дать электричество для освещения, электропечей и холодильников в большом шатре.
– На ипподроме нельзя забывать о шампанском, – без тени шутки проговорил Роджер.
На развалинах прибавилось следователей, они установили леса и по кирпичику разбирали завалы. В одном месте они установили длинную, высотой футов шесть ограду вместо протянутой полицейскими ленты, отмечавшей границы кордона.
– Охотники за сувенирами могут растащить ценнейшие вещественные доказательства, – сказал мне один из следователей. – Дай им волю, толпа, которая нахлынет сюда в понедельник, заткнет за пояс пираний.
Я спросил одного из них:
– Если бы вы взялись просверлить штук тридцать дырок в стене, вы бы выставили кого-нибудь на шухере?
– А вы как думали? – он на миг замолчал. – Конечно, нужно иметь в виду, что когда сверлят, то в большинстве случаев трудно сказать, откуда идет шум. Сверление, знаете ли, очень обманчиво. Вы можете думать, что сверлят за стеной, а на самом деле это на сто ярдов от вас, и наоборот. Я хочу сказать, если кто-нибудь и слышал сверление, он, во-первых, мог бы не понять, откуда идет шум, а во-вторых, не придал бы этому значения, если учесть размер этого здания.
Только Роджер, подумал я, понял бы, что здесь что-то не так, услышав сверло, но Роджер находился дома за полмили от того места, где можно было бы что-нибудь услышать.
Я взялся за свой мобильный телефон, все еще лежавший в джипе Роджера, и попробовал дозвониться до друзей по студенческой юности, чтобы навести справки о Ярроу, но почти все номера молчали. Жена одного из старых однокашников сказала, что передаст Картерету мой номер, но, к сожалению, он сейчас в Санкт-Петербурге. Разговаривал я и с очень юной дочкой, сказавшей, что папа больше с ними не живет.
Расположившись в кабинете Роджера, мы обсудили, куда и как поставить большой шатер и две большие палатки, обещанные Роджеру. В одной должны были переодеваться жокеи-мужчины, в другой решено было установить весы и выделить место для обслуживающего персонала. Обе палатки мы разместили в непосредственной близости от скакового круга, в нескольких шагах от конторы Роджера, и решили, что если убрать загородку между конюшнями и стоянкой машин для членов клуба, то публика сможет свободно проходить в главный шатер. Это значило, что лошадей придется выводить на круг, обходя его, но Роджер заявил, что все это можно решить.
– Ребекка! – в какой-то момент воскликнул он, хлопнув рукой себя по лбу. – Жокеи-женщины! Куда мы их денем?
– А сколько их?
– Две или три. Самое большее шесть.
Я соединился с Генри, оставил на автоответчике сообщение, что мне нужны любые боковые приставки к палаткам. «Еще пришли что-нибудь красивенькое, – добавил я. – Пришли-ка замок Спящей Красавицы, нужно повеселить здесь людей».
– Здесь ипподром, а не ярмарка, – испугался Роджер.
– Это же Пасха, – напомнил я ему. – Это же день восстановления доверия. Это день, когда забывают о бомбах, день, когда чувствуют себя в безопасности, день, когда просто отдыхают. Те, кто придет сюда в понедельник, не будут вспоминать о страшном несчастье, которое произошло за этой новой оградой. – Я помолчал. – И мы разожжем огни над всем этим местом и сегодня, и завтра ночью и выставим у конюшен и букмекерской столько сторожей, сколько только можем собрать.
– А расходы?! – поразился Роджер.
– Проведи понедельник как следует, и Марджори оплатит охрану.
– Ну и зараза же вы, вы это знаете? – Он почти легкомысленно улыбнулся и собрался бежать к своим электрикам, но зазвонил телефон.
– Алло, – ответил Роджер. Потом: «Да, миссис Биншем» и «Сейчас же, конечно, конечно». После чего повесил трубку.
Новость, которую он передал мне, заключалась в следующем:
– Она говорит, что Конрад с Ярроу сейчас у нее, они показали ей свой проект, и она хочет, чтобы мы сняли здесь, в конторе, копию.
– И Конрад согласился? – поразился я.
– Похоже, да, при условии, что мы запрем копию в сейф.
– Изумительная женщина, – сказал я.
– Каким-то образом она держит Конрада на крючке. Я это замечал и прежде. Стоит ей нажать, как он сникает.
– А, все они шантажируют друг друга! Он кивнул.
– Слишком много вокруг них тайн, хорошо оплаченных или хорошо замазанных.
– Приблизительно так же выражается и Дарт. Роджер показал на дверь комнаты своего секретаря:
– И копировальная машина, и сейф здесь. Конрад с Ярроу уже идут сюда.
– В таком случае я испаряюсь, – сказал я. – Подожду в вашем джипе.
– А когда уйдут – обратно к своему автобусу?
– Если не возражаете.
– Давно пора, – коротко бросил он, открывая мне дверь, и я заковылял прочь от его конторы.
Я кое-как боком протиснулся в джип, откуда наблюдал, как приехали Конрад с Ярроу, которые привезли с собой огромных размеров папку, и как потом они уехали с недовольными, красными физиономиями.
После их ухода Роджер принес снятые копии в джип, и мы вместе стали их разглядывать.
По его словам, планы были на трех больших листах с синими линиями на бледно-серой бумаге, но из-за того, что копировальная машина меньше по размеру, они получились как будто сжатыми и с черными линиями. На одном листе был план первого этажа. Другой представлял собой вертикальную проекцию всех четырех сторон. Третий походил на беспорядочное переплетение тоненьких, как нитки, линий, образующих трехмерный план здания.
– Что это еще такое? – удивился Роджер, а я, нахмурившись, склонился над этим листом. – В жизни не видел ничего подобного.
– Это аксиометрический чертеж.
– Чего-чего?
– Аксиометрическая проекция – план здания в трех измерениях, что намного проще, чем мучиться с подлинными перспективами. Вы поворачиваете план под любым углом и продолжаете вертикали дальше… Простите, что забиваю вам голову, – извинился я. – Вы сами напросились.
Роджеру легче было разобраться с проекциями.
– Батюшки, – сказал он, – так ведь это какой-то стеклянный параллелепипед.
– Не так-то плохо, совсем даже неплохо. Незаконченно, но неплохо.
– Ли!
– Извините, – сказал я. – Как бы там ни было, я бы не стал его строить в Стрэттон-Парке, а возможно, и вообще в Англии. Эта штуковина просится в тропики, где необходимо мощное кондиционирование воздуха. Но в здешней местности здание не обещает быть ультракомфортабельным.
– Это уже лучше, – с облегчением промолвил Роджер.
Я посмотрел на правый верхний угол каждого из листов. На всех трех была простая надпись «Трибуны клуба», «Уилсон Ярроу, ДАА». Единоличное авторство. Никаких партнеров, никакой фирмы.
– Лучшие трибуны ипподрома построены в Арлингтон-Парке под Чикаго.
– А я считал, что вы не увлекаетесь скачками, – заметил Роджер.
– А я там и не был. Просто видел планы и снимки.
Он рассмеялся.
– А мы не можем завести себе такие же?
– Вы можете воспользоваться их идеей.
– Хорошо бы, – проговорил он, снова сбивая копии в аккуратную пачку. – Подождите, пока я суну их в сейф.
Он ненадолго вышел, вернувшись, сел за руль, и мы направились к его дому, всего в полумиле от конторы. Там мы не нашли ни души: ни детей, ни жены.
Они оказались в автобусе. Ребята пригласили миссис Гарднер на чай (сандвичи с тунцом, хрустящий картофель и шоколадные вафли), и теперь все сидели, уставившись в телевизор, где показывали футбол.
Когда Гарднеры ушли, Кристофер высказал ей самую высокую похвалу: «Она понимает даже, что такое офсайд».
Футбольная передача продолжалась. Я востребовал свою койку, сместив с нее одного-двух зрителей, и лег на живот, пытаясь смотреть передачу. После последних кадров (повтора всех забитых на той неделе голов) Кристофер приготовил всем ужин – консервированные спагетти на тостах. Затем мальчики выбрали видеокассету из полудюжины фильмов, которые я взял напрокат во время последней охоты за развалинами, и стали смотреть кино. Я лежал, чувствуя крайнее измождение после этого необыкновенно длинного дня, и где-то к середине фильма благостно заснул.
Я проснулся в три часа ночи, все еще лежа плашмя, так и не раздевшись.
Автобус стоял, погрузившись в темноту и абсолютную тишину, все мальчики посапывали на своих полках. Я обратил внимание, что они не стали меня будить, а просто прикрыли одеялом.
На столе в изголовье моей койки стоял полный стакан воды.
Я посмотрел на него с благодарностью и приятным изумлением, и в горле у меня встал комок.
Накануне вечером, когда я поставил там стакан, Тоби, для которого после взрыва все, выходящее за рамки заведенного порядка или привычных действий, вызывало трепетное беспокойство, спросил, зачем я это делаю.
– В больнице, – объяснил я ему, – мне дали таблетки, чтобы я выпил, если проснусь среди ночи и заболят порезы.
– А. А где таблетки?
– У меня под подушкой.
Они кивнули, приняв информацию к сведению. Я скоро проснулся и выпил таблетки, о чем они поговорили между собой утром.
Так вот, в эту ночь стакан снова появился на том же месте, чтобы я мог попить, и его поставили туда мои сыновья. Я выпил таблетки и, лежа в темноте, чувствовал себя одновременно и отвратительно больным, и замечательно счастливым. Утром, которое выдалось великолепным, мальчики открыли все окошки навстречу свежему воздуху, и я раздал им пасхальные подарки, которые Аманда спрятала в сундучок под моей койкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47