И взглянул на часы.
11.35.
У них не так уж много времени, подумал он. У них не так уж много времени, чтобы остановить меня.
На территории восемьдесят седьмого участка почти не было книжных магазинов. Редкий книготорговец счел бы эту округу подходящей для своего ремесла. В таких районах все чтиво продается, как правило, в аптеках, где с полок глядят в основном книги ужасов вроде шедевра «Я, палач», исторические романы наподобие «Взгляни на грудь мою», кровавые драмы Дикого Запада в духе «Ковбоя из Невады».
Книжный магазин приютился в полуподвале между двумя жилыми домами одного из переулков. Вы проходите через старые железные ворота, спускаетесь на пять ступенек вниз и оказываетесь перед зеркальной витриной магазина, где выставлены книги. Вывеска в витрине гласит:
«В продаже имеются книги на испанском языке», и тут же вторая вывеска: «Aqui habia Espanol».
В правом углу витрины на стекле блестит позолотой надпись: «Владелица – Кристин Максуэлл».
Хейз спустился по ступенькам и отодвинул металлическую ширму перед дверью. Звякнул звонок. И сразу же магазин всколыхнул что-то, запрятанное в дальних уголках его памяти. Ему показалось, что он уже бывал здесь, видел эти запыленные полки и стеллажи, вдыхал этот запах подернутых плесенью книжных корешков, милый сердцу запах хранилища знаний. Не в таком ли магазинчике, не в таком ли переулочке квартала, где прошло его детство, листал он книги в дождливые дни. Хейз вспомнил читанное в школьные годы и пожалел, что нет времени порыться в пыльных томах, что так много зависит сейчас именно от времени. В магазине было приветливо и уютно, и Хейзу захотелось окунуться в его тепло, пропитаться им до мозга костей и забыть, что он пришел сюда по срочному делу, по делу, связанному с насильственной смертью.
– Да? – спросил голос.
Мысли тотчас оборвались. Голос был очень мягкий и нежный, как раз такой и должен звучать в этом магазине. Хейз обернулся.
Девушка стояла перед рядами книг, словно окутанная сияющей дымкой, изящная, нежная, хрупкая – на фоне потрескавшихся и подернутых пылью коричневых корешков. Легкие светлые локоны обрамляли овал лица. Большие голубые глаза цвета теплого весеннего неба. Чувственные губы улыбались. А поскольку она все же была созданием земным, а не воспоминанием, не сном, не девой из сказаний о короле Артуре, Хейз сразу влюбился в нее.
– Привет, – сказал он. Сказал с некоторым изумлением в голосе, не как бывалый ухажер, его «привет» походил скорее на трепетный шепот. Девушка посмотрела на него и снова спросила:
– Да?
– Надеюсь, вы сможете мне помочь, – ответил Хейз, размышляя, что слишком уж он влюбчивый и если теория насчет любви с первого взгляда верна, значит, каждый раз он влюбляется навеки. Эти мысли, однако, не мешали ему рассматривать девушку и думать: «Катись ты, Хейз, к черту со своими рассуждениями, я ее люблю, и баста».
– Вы ищете какую-нибудь книгу, сэр? – спросила она.
– Вы мисс Максуэлл? – спросил он.
– Миссис Максуэлл, – поправила она.
– Ах, вот оно что, – протянул он.
– Вам нужна книга?
Он посмотрел на ее левую руку. Обручального кольца она не носила.
– Я из полиции, – представился он. – Детектив Хейз, восемьдесят седьмой участок.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Я пытаюсь установить происхождение листка писчей бумаги. В «Истерн шиппинг» мне сказали, что ваш магазин единственный в участке, где продается такая бумага.
– Какая именно?
– Картрайт 142-Y.
– Да, конечно.
– Она у вас есть?
– Да, и что же? – ответила она вопросом на вопрос.
– Вы ведете это хозяйство вдвоем с мужем? – спросил Хейз.
– Моего мужа нет в живых. Он служил в морской авиации. Его сбили во время сражения в Коралловом море.
– Простите, – произнес Хейз с неподдельным сочувствием.
– Не стоит извиняться. Это было давно. Человек ведь не может всегда жить прошлым. – Она мягко улыбнулась.
– Вы молодо выглядите для своих лет. Я имею в виду, для женщины, которая уже была замужем во время войны.
– Я вышла замуж в семнадцать лет.
– Значит, сейчас вам?..
– Тридцать три.
– На вид вы гораздо моложе.
– Спасибо.
– Я едва дал бы вам двадцать один.
– Спасибо, но это не так. Правда.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
– Странно, – сказал Хейз. – Такой магазин и в таком районе.
– Да, я знаю. Именно поэтому я здесь.
– То есть?
– Люди в этом районе и без того лишены многого. Так пусть хоть книги у них будут.
– У вас много покупателей?
– Сейчас больше, чем вначале. Честно говоря, магазин держится на канцелярских товарах. Но теперь дела идут лучше. Вы не поверите, как много людей хотят читать хорошие книги.
– Вы не боитесь здешних жителей?
– С какой стати? – удивилась она.
– Ну... для такой интересной женщины это, пожалуй, не совсем подходящее место.
На ее лице отразилось удивление.
– Район, конечно, бедный, но бедный еще не значит опасный.
– Да, вы правы, – согласился он.
– Люди есть люди. И люди, живущие здесь, ничуть не хуже и не лучше тех, кто живет в шикарном Стюарт-сити.
– Где вы живете, мисс... миссис Максуэлл?
– В Айсоле.
– Где именно?
– Почему вы спрашиваете?
– Я хотел бы увидеться с вами.
Кристин помолчала. Она внимательно посмотрела на Хейза, точно хотела прочитать его мысли. Потом она сказала:
– Хорошо. Когда?
– Скажем, сегодня вечером?
– Хорошо.
– Подождите, – он задумался. – Ну да, в любом случае в восемь все будет кончено, – сказал он, словно про себя. – Да, сегодня было бы неплохо.
– Что будет кончено в восемь?
– Дело, над которым мы работаем.
– А откуда вы знаете, что все кончится в восемь? У вас есть волшебное зеркало?
Хейз улыбнулся.
– Об этом я расскажу вечером. Так я заеду за вами? В девять не поздно?
– Завтра рабочий день, – напомнила она.
– Я знаю. Думаю, мы немного выпьем и поболтаем.
– Хорошо.
– Куда мне заехать?
– Сороковой бульвар, семьсот одиннадцать. Вы знаете, где это?
– Найду. Счастливое число. Семь – одиннадцать.
Кристин улыбнулась.
– Как мне одеться?
– Если вы не против, я предлагаю посидеть в каком-нибудь тихом коктейль-баре.
– С удовольствием. Только, пожалуйста, с кондиционером.
Они помолчали.
– Скажите, вы очень не любите, когда вам напоминают о белой пряди на виске? – спросила она.
– Совсем нет.
– Если да, я не буду спрашивать.
– Можете спрашивать. Меня ударили ножом. На этом месте выросли белые волосы – загадка, которую медицине еще предстоит разрешить.
– Ножом? Вы хотите сказать, какой-то человек ударил вас ножом?
– Совершенно верно.
– О-о...
Хейз посмотрел на нее.
– Такое... знаете... Иногда и такое случается.
– Да, конечно. Наверное, детективы... – Она замолчала. – Что вы хотели узнать насчет бумаги?
– Много у вас ее?
– Вся бумага поступает ко мне от Картрайта. Эта приходит в стопах и в пачках поменьше – по сто листов.
– Расходится много?
– Маленьких пачек много, а стоп поменьше.
– Сколько маленьких пачек вы продали за последний месяц?
– Это трудно сказать. Много.
– А стоп?
– Со стопами легче. Я получила в конце июня шесть стоп. Можно посчитать, сколько осталось.
– Будьте добры, – попросил Хейз.
– Конечно.
Она прошла в глубь магазина. Хейз взял с полки книгу и стал листать ее. Когда Кристин вернулась, она сказала:
– Это одна из моих самых любимых книг. Вы ее читали?
– Да. Очень давно.
– Я прочла ее еще девочкой. – Она улыбнулась, потом перешла к делу: – Остались две стопы. Хорошо, что вы заглянули. Надо сделать новый заказ.
– Значит, вы продали четыре, правильно?
– Да.
– Кому – не помните?
– Я знаю, кому продала две стопы, насчет двух других не помню.
– И кому же?
– У меня есть постоянный клиент – молодой человек, который покупает не меньше стопы каждый месяц. Главным образом для него я и заказываю бумагу.
– Вы знаете его имя?
– Да. Филип Баннистер.
– Он живет в этом районе?
– Думаю, да. Он всегда одет так, словно на минутку вышел из дому. Однажды он пришел в шортах.
– В шортах? – с удивлением переспросил Хейз. – В этом районе?
– Люди есть люди, – напомнила она.
– Но вы не знаете, где он живет?
– Нет. Должно быть, где-то поблизости.
– Почему вы так думаете?
– Он часто приходит с полной сумкой продуктов. Я уверена, что он живет рядом.
– Проверим, – сказал Хейз. – Итак, увидимся в девять.
– В девять, – подтвердила Кристин. Она помолчала. – Мне... хочется, чтобы скорее наступил вечер.
– Мне тоже, – ответил он.
– До свидания.
– До свидания.
Когда он выходил, над дверью звякнул звонок.
Согласно телефонной книге, Филип Баннистер проживал на Десятой Южной улице, 1592. Хейз позвонил в участок, чтобы Карелла знал, куда он поехал, и отправился к Баннистеру.
Десятая Южная была типичной для этой части города улицей, где толпятся в тесноте многоквартирные дома без балконов. Поэтому в тот день площадки пожарных лестниц несли двойную нагрузку: здешние женщины забросили домашние дела, надели самое невесомое и расселись на площадках в надежде, что хоть слабенький ветерок проберется в это бетонное ущелье. Рядом с ними стояли приемники, в глубь квартир тянулись провода, и по улице лилась музыка. Женщины, кто подобрав платье выше колен, кто в купальнике, а кто и просто в комбинации, сидели, пили и обмахивались, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Тут же стояли запотевшие кувшины с лимонадом, пивные банки, молочные бутылки с ледяной водой.
Хейз остановил машину у тротуара, выключил двигатель, отер лоб, вылез из своей маленькой духовки на колесах и попал в большую печь улицы. На нем были легкие брюки и открытая спортивная рубашка, тем не менее, он весь взмок. Он вдруг вспомнил Толстяка Доннера в турецких банях, и ему сразу стало прохладней.
Дом 1592 оказался уродливым серым зданием – между двумя такими же уродливыми и серыми собратьями. Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Хейз прошел мимо двух молоденьких девушек, болтавших об Эдди Фишере. Одна из них не понимала, что он нашел в Дебби Рейнольдс; у нее-то фигура получше, чем у Дебби Рейнольдс, и в тот раз, когда она подкараулила Эдди у служебного входа, чтобы заполучить его автограф, он наверняка обратил на нее внимание. Хейз вошел в подъезд, искренне сожалея, что не стал певцом.
* * *
На маленькой белой табличке было аккуратно написано, что Филип Баннистер живет в квартире 21. Хейз смахнул пот с верхней губы и поднялся на второй этаж. Все двери на этаже были открыты в жалкой попытке вызвать сквозняк. Увы, на площадке стоял полный штиль. Дверь квартиры двадцать первой тоже была открыта. Откуда-то из глубины до Хейза донеслась трескотня машинки. Он постучал по дверному косяку.
– Есть кто-нибудь?
Машинка продолжала тарахтеть без умолку.
– Эй! Есть кто-нибудь?
Перестук клавишей резко оборвался.
– Кто там? – крикнул голос.
– Полиция, – сказал Хейз.
– Кто? – удивился голос.
– Полиция.
– Одну минуту.
Снова заработала машинка и, простучав в бешеном темпе еще минуты три, замолкла. Отодвинули стул, едва слышно прошлепали по полу босые ноги. Через кухню к входной двери вышел худощавый мужчина в майке и полосатых трусах. Он склонил голову набок, в его карих глазах плясали огоньки.
– Вы сказали – полиция? – спросил он.
– Да.
– Вряд ли вы по поводу деда – ведь он уже умер. Я знаю, что папаша прикладывался к спиртному, но неужто из-за этого у него были неприятности с полицией?
Хейз улыбнулся.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Если, конечно, вы и есть Филип Баннистер.
– Он самый. А вы?
– Детектив Хейз из восемьдесят седьмого участка.
– Коп собственной персоной, – восхитился Баннистер. – Настоящий живой детектив. Так-так. Входите. В чем дело? Я слишком громко печатаю? Вам пожаловалась эта стерва?
– Какая стерва?
– Домовладелица. Проходите сюда. Она пригрозила позвать полицию, если я еще буду печатать по ночам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
11.35.
У них не так уж много времени, подумал он. У них не так уж много времени, чтобы остановить меня.
На территории восемьдесят седьмого участка почти не было книжных магазинов. Редкий книготорговец счел бы эту округу подходящей для своего ремесла. В таких районах все чтиво продается, как правило, в аптеках, где с полок глядят в основном книги ужасов вроде шедевра «Я, палач», исторические романы наподобие «Взгляни на грудь мою», кровавые драмы Дикого Запада в духе «Ковбоя из Невады».
Книжный магазин приютился в полуподвале между двумя жилыми домами одного из переулков. Вы проходите через старые железные ворота, спускаетесь на пять ступенек вниз и оказываетесь перед зеркальной витриной магазина, где выставлены книги. Вывеска в витрине гласит:
«В продаже имеются книги на испанском языке», и тут же вторая вывеска: «Aqui habia Espanol».
В правом углу витрины на стекле блестит позолотой надпись: «Владелица – Кристин Максуэлл».
Хейз спустился по ступенькам и отодвинул металлическую ширму перед дверью. Звякнул звонок. И сразу же магазин всколыхнул что-то, запрятанное в дальних уголках его памяти. Ему показалось, что он уже бывал здесь, видел эти запыленные полки и стеллажи, вдыхал этот запах подернутых плесенью книжных корешков, милый сердцу запах хранилища знаний. Не в таком ли магазинчике, не в таком ли переулочке квартала, где прошло его детство, листал он книги в дождливые дни. Хейз вспомнил читанное в школьные годы и пожалел, что нет времени порыться в пыльных томах, что так много зависит сейчас именно от времени. В магазине было приветливо и уютно, и Хейзу захотелось окунуться в его тепло, пропитаться им до мозга костей и забыть, что он пришел сюда по срочному делу, по делу, связанному с насильственной смертью.
– Да? – спросил голос.
Мысли тотчас оборвались. Голос был очень мягкий и нежный, как раз такой и должен звучать в этом магазине. Хейз обернулся.
Девушка стояла перед рядами книг, словно окутанная сияющей дымкой, изящная, нежная, хрупкая – на фоне потрескавшихся и подернутых пылью коричневых корешков. Легкие светлые локоны обрамляли овал лица. Большие голубые глаза цвета теплого весеннего неба. Чувственные губы улыбались. А поскольку она все же была созданием земным, а не воспоминанием, не сном, не девой из сказаний о короле Артуре, Хейз сразу влюбился в нее.
– Привет, – сказал он. Сказал с некоторым изумлением в голосе, не как бывалый ухажер, его «привет» походил скорее на трепетный шепот. Девушка посмотрела на него и снова спросила:
– Да?
– Надеюсь, вы сможете мне помочь, – ответил Хейз, размышляя, что слишком уж он влюбчивый и если теория насчет любви с первого взгляда верна, значит, каждый раз он влюбляется навеки. Эти мысли, однако, не мешали ему рассматривать девушку и думать: «Катись ты, Хейз, к черту со своими рассуждениями, я ее люблю, и баста».
– Вы ищете какую-нибудь книгу, сэр? – спросила она.
– Вы мисс Максуэлл? – спросил он.
– Миссис Максуэлл, – поправила она.
– Ах, вот оно что, – протянул он.
– Вам нужна книга?
Он посмотрел на ее левую руку. Обручального кольца она не носила.
– Я из полиции, – представился он. – Детектив Хейз, восемьдесят седьмой участок.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Я пытаюсь установить происхождение листка писчей бумаги. В «Истерн шиппинг» мне сказали, что ваш магазин единственный в участке, где продается такая бумага.
– Какая именно?
– Картрайт 142-Y.
– Да, конечно.
– Она у вас есть?
– Да, и что же? – ответила она вопросом на вопрос.
– Вы ведете это хозяйство вдвоем с мужем? – спросил Хейз.
– Моего мужа нет в живых. Он служил в морской авиации. Его сбили во время сражения в Коралловом море.
– Простите, – произнес Хейз с неподдельным сочувствием.
– Не стоит извиняться. Это было давно. Человек ведь не может всегда жить прошлым. – Она мягко улыбнулась.
– Вы молодо выглядите для своих лет. Я имею в виду, для женщины, которая уже была замужем во время войны.
– Я вышла замуж в семнадцать лет.
– Значит, сейчас вам?..
– Тридцать три.
– На вид вы гораздо моложе.
– Спасибо.
– Я едва дал бы вам двадцать один.
– Спасибо, но это не так. Правда.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
– Странно, – сказал Хейз. – Такой магазин и в таком районе.
– Да, я знаю. Именно поэтому я здесь.
– То есть?
– Люди в этом районе и без того лишены многого. Так пусть хоть книги у них будут.
– У вас много покупателей?
– Сейчас больше, чем вначале. Честно говоря, магазин держится на канцелярских товарах. Но теперь дела идут лучше. Вы не поверите, как много людей хотят читать хорошие книги.
– Вы не боитесь здешних жителей?
– С какой стати? – удивилась она.
– Ну... для такой интересной женщины это, пожалуй, не совсем подходящее место.
На ее лице отразилось удивление.
– Район, конечно, бедный, но бедный еще не значит опасный.
– Да, вы правы, – согласился он.
– Люди есть люди. И люди, живущие здесь, ничуть не хуже и не лучше тех, кто живет в шикарном Стюарт-сити.
– Где вы живете, мисс... миссис Максуэлл?
– В Айсоле.
– Где именно?
– Почему вы спрашиваете?
– Я хотел бы увидеться с вами.
Кристин помолчала. Она внимательно посмотрела на Хейза, точно хотела прочитать его мысли. Потом она сказала:
– Хорошо. Когда?
– Скажем, сегодня вечером?
– Хорошо.
– Подождите, – он задумался. – Ну да, в любом случае в восемь все будет кончено, – сказал он, словно про себя. – Да, сегодня было бы неплохо.
– Что будет кончено в восемь?
– Дело, над которым мы работаем.
– А откуда вы знаете, что все кончится в восемь? У вас есть волшебное зеркало?
Хейз улыбнулся.
– Об этом я расскажу вечером. Так я заеду за вами? В девять не поздно?
– Завтра рабочий день, – напомнила она.
– Я знаю. Думаю, мы немного выпьем и поболтаем.
– Хорошо.
– Куда мне заехать?
– Сороковой бульвар, семьсот одиннадцать. Вы знаете, где это?
– Найду. Счастливое число. Семь – одиннадцать.
Кристин улыбнулась.
– Как мне одеться?
– Если вы не против, я предлагаю посидеть в каком-нибудь тихом коктейль-баре.
– С удовольствием. Только, пожалуйста, с кондиционером.
Они помолчали.
– Скажите, вы очень не любите, когда вам напоминают о белой пряди на виске? – спросила она.
– Совсем нет.
– Если да, я не буду спрашивать.
– Можете спрашивать. Меня ударили ножом. На этом месте выросли белые волосы – загадка, которую медицине еще предстоит разрешить.
– Ножом? Вы хотите сказать, какой-то человек ударил вас ножом?
– Совершенно верно.
– О-о...
Хейз посмотрел на нее.
– Такое... знаете... Иногда и такое случается.
– Да, конечно. Наверное, детективы... – Она замолчала. – Что вы хотели узнать насчет бумаги?
– Много у вас ее?
– Вся бумага поступает ко мне от Картрайта. Эта приходит в стопах и в пачках поменьше – по сто листов.
– Расходится много?
– Маленьких пачек много, а стоп поменьше.
– Сколько маленьких пачек вы продали за последний месяц?
– Это трудно сказать. Много.
– А стоп?
– Со стопами легче. Я получила в конце июня шесть стоп. Можно посчитать, сколько осталось.
– Будьте добры, – попросил Хейз.
– Конечно.
Она прошла в глубь магазина. Хейз взял с полки книгу и стал листать ее. Когда Кристин вернулась, она сказала:
– Это одна из моих самых любимых книг. Вы ее читали?
– Да. Очень давно.
– Я прочла ее еще девочкой. – Она улыбнулась, потом перешла к делу: – Остались две стопы. Хорошо, что вы заглянули. Надо сделать новый заказ.
– Значит, вы продали четыре, правильно?
– Да.
– Кому – не помните?
– Я знаю, кому продала две стопы, насчет двух других не помню.
– И кому же?
– У меня есть постоянный клиент – молодой человек, который покупает не меньше стопы каждый месяц. Главным образом для него я и заказываю бумагу.
– Вы знаете его имя?
– Да. Филип Баннистер.
– Он живет в этом районе?
– Думаю, да. Он всегда одет так, словно на минутку вышел из дому. Однажды он пришел в шортах.
– В шортах? – с удивлением переспросил Хейз. – В этом районе?
– Люди есть люди, – напомнила она.
– Но вы не знаете, где он живет?
– Нет. Должно быть, где-то поблизости.
– Почему вы так думаете?
– Он часто приходит с полной сумкой продуктов. Я уверена, что он живет рядом.
– Проверим, – сказал Хейз. – Итак, увидимся в девять.
– В девять, – подтвердила Кристин. Она помолчала. – Мне... хочется, чтобы скорее наступил вечер.
– Мне тоже, – ответил он.
– До свидания.
– До свидания.
Когда он выходил, над дверью звякнул звонок.
Согласно телефонной книге, Филип Баннистер проживал на Десятой Южной улице, 1592. Хейз позвонил в участок, чтобы Карелла знал, куда он поехал, и отправился к Баннистеру.
Десятая Южная была типичной для этой части города улицей, где толпятся в тесноте многоквартирные дома без балконов. Поэтому в тот день площадки пожарных лестниц несли двойную нагрузку: здешние женщины забросили домашние дела, надели самое невесомое и расселись на площадках в надежде, что хоть слабенький ветерок проберется в это бетонное ущелье. Рядом с ними стояли приемники, в глубь квартир тянулись провода, и по улице лилась музыка. Женщины, кто подобрав платье выше колен, кто в купальнике, а кто и просто в комбинации, сидели, пили и обмахивались, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Тут же стояли запотевшие кувшины с лимонадом, пивные банки, молочные бутылки с ледяной водой.
Хейз остановил машину у тротуара, выключил двигатель, отер лоб, вылез из своей маленькой духовки на колесах и попал в большую печь улицы. На нем были легкие брюки и открытая спортивная рубашка, тем не менее, он весь взмок. Он вдруг вспомнил Толстяка Доннера в турецких банях, и ему сразу стало прохладней.
Дом 1592 оказался уродливым серым зданием – между двумя такими же уродливыми и серыми собратьями. Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Хейз прошел мимо двух молоденьких девушек, болтавших об Эдди Фишере. Одна из них не понимала, что он нашел в Дебби Рейнольдс; у нее-то фигура получше, чем у Дебби Рейнольдс, и в тот раз, когда она подкараулила Эдди у служебного входа, чтобы заполучить его автограф, он наверняка обратил на нее внимание. Хейз вошел в подъезд, искренне сожалея, что не стал певцом.
* * *
На маленькой белой табличке было аккуратно написано, что Филип Баннистер живет в квартире 21. Хейз смахнул пот с верхней губы и поднялся на второй этаж. Все двери на этаже были открыты в жалкой попытке вызвать сквозняк. Увы, на площадке стоял полный штиль. Дверь квартиры двадцать первой тоже была открыта. Откуда-то из глубины до Хейза донеслась трескотня машинки. Он постучал по дверному косяку.
– Есть кто-нибудь?
Машинка продолжала тарахтеть без умолку.
– Эй! Есть кто-нибудь?
Перестук клавишей резко оборвался.
– Кто там? – крикнул голос.
– Полиция, – сказал Хейз.
– Кто? – удивился голос.
– Полиция.
– Одну минуту.
Снова заработала машинка и, простучав в бешеном темпе еще минуты три, замолкла. Отодвинули стул, едва слышно прошлепали по полу босые ноги. Через кухню к входной двери вышел худощавый мужчина в майке и полосатых трусах. Он склонил голову набок, в его карих глазах плясали огоньки.
– Вы сказали – полиция? – спросил он.
– Да.
– Вряд ли вы по поводу деда – ведь он уже умер. Я знаю, что папаша прикладывался к спиртному, но неужто из-за этого у него были неприятности с полицией?
Хейз улыбнулся.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Если, конечно, вы и есть Филип Баннистер.
– Он самый. А вы?
– Детектив Хейз из восемьдесят седьмого участка.
– Коп собственной персоной, – восхитился Баннистер. – Настоящий живой детектив. Так-так. Входите. В чем дело? Я слишком громко печатаю? Вам пожаловалась эта стерва?
– Какая стерва?
– Домовладелица. Проходите сюда. Она пригрозила позвать полицию, если я еще буду печатать по ночам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21