Не бог весть какие деньги. Кроме того, полицейский ежегодно получает 125 долларов на форму. Но и это не так уж много.
А если учесть все вычеты, которые производятся два раза в месяц в получку, так остается и того меньше. Четыре доллара автоматически отчисляются на случай госпитализации, еще полтора доллара идут в счет платы за спальное место в участке. Из этих денег выплачивают пособие полицейским вдовам, которые присматривают за десятком коек – ими пользуются в экстренных случаях, когда одновременно работают две смены, а иной раз кое-кто не прочь вздремнуть и в обычное время. Еще одну брешь в зарплате проделывает федеральный подоходный налог. Не остается в стороне и Добровольная ассоциация полицейских, нечто вроде профсоюза для блюстителей порядка. Большинство полицейских, как правило, подписываются на свой печатный орган «Хай-стрит джорнал», значит, опять плати. Если тебя наградили, будь добр выделить сумму в пользу полицейского Почетного Легиона. Если ты человек верующий, изволь жертвовать бесчисленным обществам и благотворительным организациям, которые ежегодно наносят визиты в участок. В результате такого дележа слуге закона остается чистыми 260 долларов в месяц.
Тут уж как ни крути, а больше шестидесяти пяти монет в неделю не выходит.
И если некоторые полицейские берут взятки, – а некоторые берут, – это, возможно, потому, что они немного голодны.
Полиция – маленькая армия, тут, как и у военных, принято выполнять приказ, пусть даже на первый взгляд нелепый. Когда утром 24 июля патрульные машины и постовые восемьдесят седьмого участка получили приказ, он им показался странноватым. Одни пожали плечами. Другие выругались. Третьи просто кивнули. Но все подчинились.
Приказано было разыскать мальчика лет десяти, светловолосого, в джинсах и футболке в красную полоску.
Проще, кажется, не бывает.
* * *
В 9.15 из лаборатории прислали фотокопию письма. Бернс созвал у себя в кабинете совещание. Он положил письмо на середину стола и вместе с тремя другими детективами принялся внимательно изучать его.
– Что вы об этом думаете, Стив? – начал Бернс. Он спросил первым Стива Кареллу по многим причинам. Прежде всего потому, что считал Кареллу лучшим в своем отделе. Безусловно, Хейз тоже начинает показывать себя, хотя после перевода с другого участка у него поначалу что-то не ладилось. Но все равно Хейзу, считал Бернс, еще далеко до Кареллы. Во-первых, независимо от того, что Карелла хорошо знал свое дело и слыл грозой правонарушителей, Бернс питал к нему личную симпатию. Он всегда помнил, что Карелла рисковал жизнью и даже едва не погиб, разбирая дело, в котором был замешан его, Бернса, сын. И теперь для него Карелла стал почти вторым сыном. А потому, подобно всякому отцу, ведущему с сыном одно дело, ему прежде всего захотелось услышать мнение Кареллы.
– У меня своя теория насчет людей, которые пишут такие письма, – сказал Карелла. Он взял письмо и посмотрел его на свет. Это был высокий, обманчиво хрупкий мужчина, во внешности которого не было и намека на мощь, но чувствовалась сила. Слегка раскосые глаза и чисто выбритые щеки подчеркивали широту скул и придавали лицу что-то восточное.
– Выкладывайте, Стив, – сказал Бернс.
Карелла постучал пальцем по фотокопии.
– Прежде всего я задаюсь вопросом: зачем? Если ваш шутник замышляет убийство, он не может не знать, что за это положено по закону. Чтобы избежать кары, убивать надо тихо и незаметно, – это ясно. Но нет. Он посылает нам письмо. Зачем он посылает нам письмо?
– Ему так интересней, – сказал Хейз, который внимательно слушал Кареллу. – Перед ним встает двойная задача: расправиться с жертвой и остаться безнаказанным, несмотря на поднятую им самим тревогу.
– Это один вариант, – продолжал Карелла, а Бернс с удовольствием наблюдал, как два детектива удачно дополняют друг друга. – Но есть и другой. Он хочет, чтобы его поймали.
– Как тот мальчишка Хейренс несколько лет назад в Чикаго? – спросил Хейз.
– Точно. Помада на зеркале. Поймайте меня, прежде чем я снова убью. – Карелла опять постучал пальцем по письму. – Возможно, он тоже хочет, чтобы его поймали. Возможно, он боится этого убийства как огня и хочет, чтобы мы поймали его, прежде чем ему придется убить. А вы как думаете, Пит?
Бернс пожал плечами.
– Это все домыслы. Так или иначе, мы все равно должны его поймать.
– Знаю, знаю, – сказал Карелла. – Но если он хочет быть пойманным, то это письмо приобретает особый смысл. Вы понимаете?
– Нет.
Детектив Мейер кивнул.
– Я понимаю тебя, Стив. Он не просто предупреждает нас. Он дает нам зацепку.
– Вот именно, – подтвердил Карелла. – Если он хочет, чтобы мы остановили, поймали его, письмо должно нам в этом помочь. Оно укажет нам, кого должны убить и где.
Он положил письмо на стол.
К столу подошел детектив Мейер и углубился в письмо. Он обладал редким терпением и потому рассматривал письмо долго и очень тщательно. Надо сказать, что его отец обожал всякие шутки и розыгрыши. И вот он, Мейер-старший (звали его Макс), с удивлением узнает, что его жена ждет ребенка, хотя в ее возрасте об этом давно пора забыть. Когда новорожденный появился на свет, Макс сыграл с человечеством, а заодно и со своим сыном невинную шутку. Он нарек младенца Мейером, что в сочетании с фамилией Мейер давало полное имя Мейер Мейер. Шутка, несомненно, относилась к числу шедевров. Так считали все, за исключением, возможно, самого Мейера Мейера. Мальчик рос в религиозной еврейской семье; в районе, где почти не было его соплеменников. У детей принято выбирать козла отпущения и вымещать на нем ребячью злобу, а где еще найдешь такого, чтобы его имя позволило сложить замечательную песенку:
Сожжем Манера Манера – Спалим жида и фраера.
Справедливости ради надо сказать, что свою угрозу они в исполнение не привели. Тем не менее, в свое время бедняге перепало немало тумаков, и столкновение с такой вопиющей несправедливостью породило в нем необычайное терпение по отношению к окружающим.
Терпение – довольно обременительная добродетель. Возможно, на теле Мейера Мейера не осталось следов увечий и шрамов. Возможно. Но волос на голове у него тоже не осталось. Лысый мужчина, конечно, не редкость. Но Мейеру Мейеру было всего тридцать семь лет.
Терпеливо, внимательно он рассматривал сейчас письмо.
– Не так уж много в нем сказано, Стив, – проговорил он.
– Прочтите вслух, – попросил Бернс. «Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Ваши действия?»
– По крайней мере, здесь говорится – кого, – сказал Карелла.
– Кого? – спросил Бернс.
– Леди.
– И кто же это?
– Не знаю.
– М-м-м.
– И непонятно, как и где, – сказал Манер.
– Зато указано время, – вставил Хейз.
– Восемь. Сегодня в восемь вечера.
– Стив, ты действительно думаешь, что этот тип хочет быть пойманным?
– Честно говоря, не знаю. Я просто предлагаю версию. Но одно я знаю точно.
– Что именно?
– Пока нет результатов экспертизы, можно начать с того, что у нас есть.
Бернс взглянул на письмо.
– И что же у нас есть?
– Леди, – ответил Карелла.
Глава 3
Толстяк Доннер был стукачом.
Стукачи бывают разные, и нет закона, который запрещал бы получать информацию от кого угодно. Если вы любите турецкие бани, то лучшего стукача, чем Толстяк, вам не найти.
Когда Хейз работал в тридцатом участке, у него был свой круг осведомителей. К сожалению, все его «сплетники» отличались узкой специализацией, и диапазон их сведений о преступлениях и преступниках ограничивался территорией тридцатого участка. В огромном, беспокойном восемьдесят седьмом они были бессильны. Вот почему в то утро, в 9.27, пока Стив Карелла организовывал встречу со своим штатным стукачом Хромым Дэнни, пока Мейер перебирал картотеку в поисках преступницы, которой подошла бы кличка «Леди», Коттон Хейз поговорил с полицейским детективом Хэлом Уиллисом, и тот посоветовал ему повидаться с Доннером.
На телефонный звонок в квартире Доннера никто не ответил.
– Наверное, он в бане, – решил Уиллис и дал Хейзу адрес.
Хейз взял служебную машину и поехал в центр.
Вывеска на доме гласила: «Турецкие Бани Ригана. Оздоровляющий пар».
Хейз вошел в здание, поднялся по деревянной лестнице на второй этаж и остановился в холле перед столом. На лбу у него выступила испарина. «Ну и ну, – подумал Хейз, – охота же кому-то сидеть в турецкой бане в такую жарищу. А впрочем, – возразил он сам себе, – некоторые любят поплавать в январе, да и черт с ними со всеми».
– Чем могу служить? – спросил человек за столом, маленький и востроносый. На его белой футболке красовалась зеленая надпись «Бани Ригана». Лоб был прикрыт зеленым козырьком.
– Полиция, – сказал Хейз и показал жетон.
– Ошиблись адресом. В этих банях закон уважают. У вас плохой наводчик.
– Я ищу человека по имени Толстяк Доннер. Не знаете, где его можно найти?
– Знаю. Доннер наш постоянный клиент. На меня ничего вешать не будете?
– А вы кто?
– Эльф Риган. Я заправляю здесь. Все по закону.
– Я только хочу поговорить с Доннером. Где он?
– Четвертый номер, в центре зала. Так входить нельзя, мистер.
– А что нужно?
– Ничего, кроме собственной кожи. Но я дам вам полотенце. Раздевалка вон там, сзади. Ценные вещи можете оставить у меня, я положу их в сейф.
Хейз выложил бумажник и снял часы. Затем, после минутного колебания, отстегнул кобуру с револьвером и положил на стол.
– Эта штука заряжена? – спросил Риган.
– Да.
– Мистер, вы бы лучше...
– Он на внутреннем предохранителе. Если не нажмешь курок, не выстрелит.
Риган с сомнением посмотрел на револьвер тридцать восьмого калибра.
– Хорошо, хорошо, – сказал он, – хотел бы я только знать, сколько людей случайно застрелились из таких вот пушек с внутренними предохранителями.
Хейз хмыкнул и направился к шкафчикам для одежды. Пока он раздевался, Риган принес ему полотенце.
– Будем надеяться, что вы толстокожий, – сказал он.
– А что такое?
– Доннер любит париться. По-настоящему.
Хейз обмотался полотенцем.
– У вас неплохая фигура. Боксом не занимались?
– Немного.
– Где?
– На флоте.
– И был толк?
– Пожалуй.
– Ударьте-ка, – попросил Риган.
– Что?
– Ударьте меня.
– Зачем?
– Валяйте, валяйте.
– Я спешу, – сказал Хейз.
– Только один свинг. Мне хочется кое-что проверить, – Риган принял стойку.
Хейз пожал плечами, сделал обманное движение левой, и тотчас правая едва не свернула Ригану челюсть – в последнее мгновение Хейз задержал удар.
– Почему же вы не ударили? – возмутился Риган.
– Жалко стало вашу голову.
– Кто научил вас этому финту?
– Один лейтенант по имени Боуэн.
– Он знал свое дело. Я занимаюсь с парой боксеров, по совместительству, так сказать. Нет желания поработать на ринге?
– Никакого.
– Подумайте. Стране нужны чемпионы-тяжеловесы.
– Я подумаю, – сказал Хейз.
– И получать будете куда больше, чем платят вам городские власти, уж за это я ручаюсь. Даже если договориться с партнером о проигрыше, все равно будет намного больше.
– Ладно, я подумаю, – повторил Хейз. – Так где Доннер?
– Прямо по залу. Слушайте, возьмите мою визитку. Если решите попробовать, позвоните. Кто знает? Может, передо мной второй Демпси, а?
– Хорошо, – сказал Хейз. Он взял визитку, протянутую Риганом, потом взглянул на полотенце. – Куда же я ее дену?
– Ах, да. Ну, давайте ее сюда. Я вас на обратном пути перехвачу. Доннер в четвертом номере прямо по залу. Вы его легко найдете. Там столько пара, что хватит на «Куин Мэри».
Хейз отправился в указанном направлении. Он поравнялся с худощавым человеком, который поглядел на него довольно подозрительно. Человек был голый, и подозрение вызвало полотенце Хейза. Хейз виновато проследовал дальше, чувствуя себя фотографом в колонии нудистов. Он нашел четвертый номер, открыл дверь, и в лицо ему ударила горячая волна, от которой захотелось бежать прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21