— Она имеет прямое отношение к «Бостонским пептидам». И все это страшно конфиденциально. Ты не должна об этом никому рассказывать. Партнеры требовали, чтобы я держал все в секрете. Даже от тебя.
— В чем дело? — обернулась ко мне Лайза.
— «Био один» намерено купить «Бостонские пептиды».
— Не может быть! Ты не шутишь?
— Нет. Все это вполне серьезно.
— О, Боже! А Генри об этом знает?
— Не думаю.
— Но никто не может купить компанию, предварительно не поговорив с людьми.
— Переговоры ведутся напрямую с «Первым венчурным». Мне кажется, что вам позолотят пилюлю несколько позже. Генри отвалят неплохой куш. Возможно кое-что перепадет и тебе.
— Не могу поверить, — сказала она. — Да, нам нужны деньги. Но чтобы «Био один»… Полагаю, что за этим стоит «Ревер»? — и в её голосе я снова уловил ярость.
— Да.
— И давно ты об этом узнал?
— Этим утром.
— Этим утром? — её глаза вдруг превратились в узкие щелки, и она, глядя на меня с подозрением спросила: — Надеюсь ты ничего не говорил им о тех проблемах с наличностью, которые мы сейчас испытываем. Потому что если ты передал им мои слова, и я благодаря тебе стану работать на «Био один»…
— Бог с тобой, Лайза. Я ничего им не говорил! — резко произнес я, ощутив, что и во мне начинает закипать гнев. Мне с трудом удалось побороть эту неуместную вспышку, и я почти спокойно закончил: — Но у тебя, по крайней мере, появятся средства, чтобы завершить работу по «БП-56».
— Да. Но все заслуги Томас Эневер припишет себе, и мне повезет, если я смогу мыть лабораторную посуду. Это — кошмарный человек, Саймон. Я о нем такое слышала…
— Ну, наверное, он все же не такой уж и скверный, — сказал я, хотя судя по тому, что я видел сегодня, это было именно так.
— Ты, похоже, ничего не способен понять, — прокурорским тоном заявила Лайза, отодвигаясь от меня. — Всё, чему я посвятила четыре года своей жизни, продается без моего ведома какой-то бездарной заднице. И за этой гнусной сделкой стоит фирма моего мужа. Что же это, Бог мой, творится?!
— Лайза…
— Я отправляюсь спать.
С этими словами она поднялась с дивана и под неумную болтовню телевизора отправилась вначале в ванную, а затем и в спальню.
Я не успел передать жене то, что сказал Эневер о реструктуризации управления компании. Может быть, это и к лучшему, учитывая её настроение. Размышляя еще днем о возможных структурных перестройках в «Бостонских пептидах», я пришел к выводу, что Лайзе они ничем не грозят. «Био один» вряд ли пойдет на такую глупость, чтобы уволить столь талантливого исследователя. Кроме того, в мире нет другого человека, который знал бы о «БП-56» больше, чем моя супруга. Выждав еще полчаса, я разделся и забрался в постель.
— Спокойной ночи, — сказал я, не сомневаясь, что Лайза еще не спит.
Ответа не последовало.
В тех редких случаях, когда мы ссорились, мне обычно удавалось довольно быстро возвращать её в нормальное состояние. Но на этот раз я даже не пытался искать примирения.
В конце концов я погрузился в крепкий сон и открыл глаза лишь без четверти девять. Лайза уже ушла. Видимо, в свою лабораторию.
Я влез в свой наряд для гребли и трусцой направился к эллингу. Кирен сообщил мне, что томится в ожидании вот уже целых пять минут. С этим высоким, поджарым ирландцем, окончившим дублинский «Колледж Святой троицы» я познакомился в школе бизнеса. Он был отличным гребцом, и почти каждую субботу мы упражнялись с ним на парной двойке. Кирен без труда нашел себе работу в одной из многочисленных консультативных компаний Бостона.
— Как дела, Саймон?
— Наверное были и похуже, только не припомню когда, — сказал я, когда мы снимал лодку со стоек.
— Я читал о твоем тесте. Прими мои соболезнования.
— Спасибо.
Мы спустили лодку на воду. Я вошел в неё первым и занял место загребного. Кирен сел ближе к носу. Очень скоро нам удалось поймать нужный темп. Мои мышцы ритмично напрягались и расслаблялись, свежий ветерок обдувал кожу, у борта слегка журчала вода. Я постепенно начал расслабляться. Минут через десять мои мысли снова обратились к Лайзе.
Её состояние меня очень тревожило. Смерть Фрэнка явилась для неё тяжким ударом, и я понимал, что мне следует сделать всё, чтобы поддержать дух жены. Кроме того, на ней вредно отражались перегрузки на работе. Всё это выглядело ужасно. Создавалось впечатление, что Лайза страдает от какой-то болезни. Она быстро уставала, её мучили головные боли. И вот теперь эта странная, необъяснимо резкая реакция на спаливший лепешку тостер. Мое сообщение о предстоящем поглощении она тоже восприняла как-то неадекватно. Раньше подобным образом Лайза никогда не срывалась. Её обвинения в мой адрес были абсолютно бессмысленными. Но учитывая то напряжение, в котором она последнее время находилась, этот взрыв был вполне объясним. Возможно, ей было просто необходимо найти виновного в происходящих с ней бедах, и я оказался самым удобным и безопасным объектом.
До сих пор в тех случаях, когда дела шли скверно, мы могли всегда рассчитывать на взаимную поддержку. Правда, пока не случалось ничего такого, что могло бы подвергнуть наши отношения настоящему испытанию. События последней недели были действительно ужасными, но я надеялся, что вместе мы сумеем справиться с последствиями гибели Фрэнка. Однако теперь создавалось впечатление, что моим надеждам оправдаться не суждено.
Тем не менее Лайза сейчас нуждалась во мне, как никогда ранее, и надо сделать все, чтобы ей помочь. На все странности её поведения или резкие перепады настроения не следует обращать внимания.
Эти размышления прервал раздавшийся за моей спиной стон Кирена.
— Эй, Саймон, а полегче нельзя? Я провел трудную ночь.
— Прости, — откликнулся я, поняв, что машинально задал слишком высокий темп гребли. Снизив число гребков до тридцати в минуту, я спросил. — Так лучше?
— Еще бы. А Олимпийские игры, если не возражаешь, мы выиграем в следующую субботу.
Лодка шла ровно, время от времени попадая в тень изящных мостов, перекинутых через Чарлзь-ривер.
— Саймон! — окликнул он меня.
— Да?
— Во вторник в «Красной шляпе» собирается компания парней. Ты присоединишься?
— Не знаю. Дома куча всяких проблем.
— Брось. Небольшое отвлечение пойдет тебе только на пользу.
Возможно, он был прав.
— О’кей, — сказал я. — Буду.
Когда мы повернули домой, весь обратный путь до эллинга меня мучил один вопрос: расскажет Лайза о предстоящей сделке своему боссу, или нет? Ведь она не дала слово, что не сделает этого. Думаю, что я могу доверять жене. А что, если нет?
Супруга вернулась домой около пяти совершенно изможденной.
— Привет, Саймон, — сказала Лайза с улыбкой и чмокнула меня в щеку.
— Привет. Как дела?
— Устала. Ужасно устала, — она сняла пальто, плюхнулась на диван и на минуту смежила веки.
— А я принес тебе цветы, — сказал я прошел в кухню и вернулся с букетом ирисов, которые нарвал по пути от реки к дому. Лайза очень любила ирисы.
— Спасибо.
Она снова чмокнула меня в щеку, скрылась в кухне и скоро вернулась с вазой, в которой стоял мой уже красиво аранжированный букет.
— Саймон…
— Да?
— Прости меня. Вчера я вела себя просто ужасно.
— Все нормально.
— Нет, не нормально. Я не хочу, чтобы мы превратились в одну из вечно устраивающих свары парочек. Я не знаю, почему так поступала, но все едино, прости.
— Я все понимаю. Ведь тебе так много пришлось пережить за последние недели.
— Да, наверное все дело в этом, — вздохнула она. — Внутри себя я ощущаю какую-то пустоту. А потом вдруг в этом месте, — она прикоснулась ладонью к груди, — что-то закипает, и у меня возникает неудержимая потребность кричать, визжать или просто плакать. Раньше со мной такого никогда не случалось.
— Тебе раньше не приходилось проходить через такие испытания, — сказал я, — И будем надеяться, что подобное никогда не повторится.
— Значит, ты меня простил? — улыбнулась она.
— Конечно.
— Как ты думаешь, мы успеем попасть в «Оливы», если отправимся туда немедленно? — спросила она, бросив взгляд на свои часики.
— Можем попытаться, — ответил я.
«Оливы» был итальянским рестораном в Чарльзтауне. Столик я заранее, естественно, не заказал, но мы успели попасть в заведение до шестичасового наплыва посетителей, и нам отыскали место на углу одного из больших деревянных столов. Вскоре в ресторане яблоку негде было упасть. Там было весело, шумно, тепло, и, как всегда, подавали отменную еду.
Мы сделали заказ и с любопытством огляделись по сторонам.
— Помнишь, как мы были здесь в первый раз? — спросила Лайза.
— Конечно, помню.
— А помнишь, как мы все говорили и говорили? Они пытались выпроводить нас, поскольку столик был заказан кем-то другим, а мы не уходили.
— И это помню. В результате мы пропустили первую половину фильма Трюффо.
— Который в любом случае оказался полным барахлом.
— Рад, что ты хоть сейчас это признаешь! — рассмеялся я, и тут же с изумлением заметил, что Лайза смотрит на меня как-то странно.
— А я очень рада, что тебя встретила.
Это были очень нужные для меня слова. Я улыбнулся и сказал:
— А я рад, что встретил тебя.
— Ты — ненормальный.
— А вот и нет. За то время, пока мы вместе, ты очень много для меня сделала.
— Например?
— Ну, я не знаю… Ты вытащила меня из моей скорлупы, дала возможность открыто проявить чувства, сделала меня счастливым.
— Да, в то время, когда мы встретились, ты был застегнутым на все пуговицы бриттом, — согласилась она.
Это было действительно так. И в некотором роде я по-прежнему таковым и оставался. Однако Лайза помогла мне убежать от моей прошлой жизни в Англии. Помогла избавиться от ненавидевших друг друга и сражающихся за мою душу родителей, от вечных традиций Мальборо и Кембриджа, и от нашего семейного полка, с их незыблемыми правилами, предписывающими, как себя вести, что думать и что чувствовать.
— Мне, правда, очень жаль, что я вчера вела себя, как последняя стерва, — сказала она.
— Забудь. Неделя была просто ужасной.
— Забавно. Это накатывает на меня какими-то волнами. В какой-то момент, думая о папе, я чувствую себя относительно спокойно, а уже через секунду готова лезть на стену. Вот, как сейчас… — Лайза умолкла, и по её щекам покатились слезы. — Я хотела сказать, что сейчас чувствую себя отлично, — с вымученной улыбкой продолжила она, — но посмотри, что из этого получилось… — она шмыгнула носом и добавила: — Прости, Саймон. Я просто в полном развале.
Я протянул руку и прикоснулся к её ладони. Никто из множества окружающих нас людей, похоже, не заметил горестного состояния Лайзы. Мне казалось, что шум голосов создает в зале фон и служит какой-то завесой, обеспечивая нам островок уединения.
Лайза высморкалась и слезы прекратились.
— Как мне хочется узнать, кто его убил, — сказала она.
— Скорее всего, какой-нибудь грабитель. Дом стоит на отшибе. Может быть, преступник решил, что сможет незаметно обокрасть жилье, а Фрэнк застал его врасплох.
— Думаю, что полиция пока не вышла на след. Иначе мы об этом услышали бы.
— Да, кстати. По-моему я тебе еще не говорил. Пару дней назад меня в офисе навестил сержант Махони.
— И что он сказал?
— Задал пару вопросов о том, где я находился, после того, как покинул дом твоего отца. Похоже, что в то время, когда я прогуливался по пляжу, Фрэнк беседовал по телефону с Джоном. Махони пытался найти объективные подтверждения моему рассказу.
— И удачно?
— Он не нашел никого, кто видел бы меня на пляже. В целом у меня сложилось впечатление, что сержант в расследовании не продвинулся. Я по-прежнему остаюсь у него подозреваемым номер один.
— О, Саймон, — она стиснула мою руку.
— Ты рассказала ему о процессе, который ведет Хелен?
— Да. А это имеет какое-нибудь значение? Он тебя о ней расспрашивал?
— Да. Сержант сказал, что Фрэнк умер весьма для меня удачно, и что теперь мы можем позволить себе подать апелляцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64