Поэтому я не исключаю, совсем не исключаю такого поворота событий, что Амин будет убран.
— Вы нашли доказательства, что, он был завербован ЦРУ?
— Пока нет, Леонид Ильич.
— А с послом, что с Дабсом этим?
— Вот посол — как раз самое тонкое звено. Мы предполагаем, что Дабс получил указание встретиться с Амином и напомнить ему о каких-то обязательствах из его прошлого, Поэтому Амину очень выгодна была смерть посла... Анализируем, ищем Леонид Ильич...
— Кто-то еще хочет сказать? — поглядев на часы, спросил Брежнев. Присутствующие тоже посмотрели время, промолчали: сидят и в самом деле уже долго, пора подводить черту.
— Я вижу, что картина вырисовывается не слишком радужная, — начал подводить итог разговора Брежнев. Посмотрел в свои пометки на листочке, перечислил: — Вот посмотрите: раскол Афганистана, ислам, наркотики, космос, ПВО, вторая Монголия — словом, что-то нам с южным соседом надо делать, определяться по отношению к нему. Здесь страусиная политика нас не выручит. Наверное, разумно было бы пойти по двум путям: первый — это пусть наш КГБ держит под контролем самого Амина, и в случае чего товарищ Суслов быстро представит Бабрака Кармаля. Так, Михаил Андреевич?
— Так, Леонид Ильич.
— Действуйте в тесном контакте с Юрием Владимировичем.
— Конечно.
— И второй, нежелательный, но может случиться, что и необходимый вариант, — это то, что все-таки какое-то количество войск мы вынуждены будем послать на территорию Афганистана. Дмитрий Федорович, у вас должен быть полностью проработан этот вариант. Что вздыхаешь?
— Где войска-то взять, Леонид Ильич? Я же не могу ни одного взвода снять ни с западного направления, ни с востока.
— Ну в центре поищите, на юге.
— Центр и юг давно у нас кадрированы.
— Да перестань прибедняться, Дмитрий Федорович, — вмешался Андропов. — Найдем мы эти 70—80 тысяч. Резервистов призовем. А если еще из Средней Азии, то вообще многие проблемы снимем. Мы ведь не воевать туда идем, а станем гарнизонами, стабилизируем обстановку — и назад. Здесь немного другая проблема. Разрешите, Леонид Ильич? Давайте не будем закрывать глаза на то, что наши советники в Афганистане тоже разделились на халькистов... извините, на хальковцев и парчамовцев, на таракистов и аминовцев. Это очень вредит делу. Я бы очень хотел и просил, чтобы на ближайшее время из Афганистана под каким-нибудь предлогом выехал, например, генерал Заплатин. Он опытный и толковый политработник, но всецело поддерживает Амина. А это случайно может повредить событиям, которые вполне возможны в ближайшее время. Пусть это время он пересидит в Москве.
— Дмитрий Федорович, реши этот вопрос сам, — поддержал председателя КГБ Брежнев.
— Хорошо, Леонид Ильич.
— Ну, тогда все. Будем считать, что предварительный разговор состоялся. Давайте уделим Афганистану самое пристальное внимание.
10 декабря 1979 года. Москва. Генеральный штаб.
Совещание по поводу приезда министра обороны Алжира уже закончилось, когда Устинов попросил Огаркова задержаться. Начальник Генерального штаба, уже вставший из-за стола, посмотрел на часы, вновь сел. Времени до начала приема в алжирском посольстве оставалось совсем мало, но Дмитрий Федорович занялся бумагами на своем столе, хотя было видно, что он просто дожидается, когда освободится кабинет.
Не дождался, сел в кресло, посмотрел на Огаркова. Когда-то он сам убеждал Брежнева, что ему нужен именно такой начальник Генштаба — грамотный, волевой, решительный. «Тебе работать», — согласился Леонид Ильич, хотя на эту должность планировался маршал Соколов. Собственно, планировался он на нее в 1967 году, когда Генштабом руководил неизлечимо больной маршал Захаров Матвей Васильевич. Однако тогда Брежнев так и не смог сказать Матвею Васильевичу, чтобы он освободил место, — Леонид Ильич вообще никого не снимал, и Захаров протянул еще четыре года. По армейским меркам, Соколова уже передержали в ожидании должности, но не был он назначен на нее и в 1971 году: подошла очередь определять куда-то главкома Группы советских войск в Германии маршала Куликова. Теперь вот, после Куликова, Соколову не повезло в третий раз: Устинов выбрал Огаркова.
Работать начали дружно. Но в последнее время Дмитрий Федорович все больше и больше чувствовал, как отделяется от него начальник Генштаба.
— Генеральной штаб должен сам разрабатывать военную политику и предлагать ее для проведения правительству, — на одном из совещаний сказал Огарков, и министру обороны стало ясно, что настораживало в его бывшем любимце: тот жаждая самостоятельности. Он не желал быть просто исполнителем, более того, он не стеснялся подчеркивать, что чистая исполнительность — враг Генерального штаба. Генштаб, по Огаркову, должен сам формировать политику в военной области и добиваться проведения ее в жизнь.
Однако при таком раскладе получалось, что тогда не нужен министр обороны. ГШ при министре или министр при нем?
Наконец дверь затворилась, и Устинов отодвинул бумаги.
— Николай Васильевич, Политбюро приняло предварительное решение на временный ввод наших войск в Афганистан.
Огарков, хотя и сидел всегда прямо, выпрямился еще больше.
— Как ввод? А почему Генеральный штаб не знает ничего об этом?
Устинов снял очки: чтобы сдержаться, он всегда снимал их, давая себе паузу:
— Знаю я, министр обороны, член Политбюро.
Повертел очки, посмотрел на свет стекла, но протирать не стал, надел их вновь.
— Готовьте ориентировочно 75—80 тысяч человек.
— 75 тысяч обстановки не стабилизируют. Для Афганистана с его рельефом — это ничто. — Огарков встал. — Я против ввода войск. Это безрассудство.
— А вы что, будете учить Политбюро? — резко встал из-за стола и Устинов. — Вам надлежит только выполнять приказания.
— Как солдат, я сам могу стать в строй. Но как начальник Генерального штаба...
— Вот и выполняйте приказ как начальник Генерального штаба, — перебил Устинов. — Вы свободны.
Необходимое послесловие. Во второй половине дня Николая Васильевича Огаркова, присутствовавшего на приеме в алжирском посольстве, срочно вызовут к Брежневу. Поняв, какой вопрос будет обсуждаться у Генерального секретаря, маршал заедет вначале в Генштаб, возьмет с собой некоторые документы.
— Ну и почему вы, Николай Васильевич, против того, чтобы помочь афганским товарищам? — спросил Брежнев. Сидевшие в его кабинете Андропов и Громыко посмотрят на него с любопытством, Устинов отвернется.
Начальник Генштаба пройдет к столу, молча расстелет карту Афганистана, уже испещренную знаками.
— О, да у вас уже весь ввод отработан, — то ли удивится, то ли похвалит Генсек.
— Я начальник Генштаба и обязан был это просчитать после первой же просьбы афганской стороны. Разрешите начинать?
Брежнев кивнет, и маршал Огарков станет объяснять маршалам Брежневу и Устинову, генералу армии Андропову и дипломату Громыко, почему надо искать политический выход в афганской проблеме, а не уповать на силу. Он предостерегал от возможного втягивания в военные действия, говорил о национальных традициях народов Афганистана, во все времена не терпевших на своей земле иноземцев, об исключительно тяжелом климате и местности, обращал внимание на возможные политические последствия ввода войск.
После его доклада Устинов, сам до этого никак не настаивавший на вводе войск, в пику начальнику Генштаба попытался опровергнуть доводы своего подчиненного: временный ограниченный контингент (министр обороны по гражданской привычке иногда называл войска контингентом, от него и пошло название ОКСВ. Правда, вначале еще было и слово «временный», но его опустили, чтобы не утяжелять аббревиатуру) — так вот, советские войска войдут в Афганистан не воевать. Они станут гарнизонами вдоль дорог, в городах, займут коммуникации, и уже одно их присутствие в стране заставит оппозицию понять, что их попытки повернуть ход событий в Афганистане вспять обречены на провал.
— Я хочу показать еще одну, последнюю просьбу Амина. Вот, пожалуйста. — Устинов положил на стол шифрограмму.
«X. Амин пригласил главного военного советника и заявил, что в условиях, когда мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, у них нет возможности снять войска с других районов боевых действий, он просил бы Советское правительство направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк для оказания помощи в нормализации обстановки.
В заключение беседы тов. Амин попросил довести его просьбу до министра обороны СССР и сказал, что он готов лично обратиться по этому вопросу и Л. И. Брежневу. Магометов».
— Все правильно, они просят нас воевать, — ухватит смысл просьбы Огарков.
— Давайте тогда сделаем так, — попытается примирить военных Брежнев. — Разговор о немедленной военной помощи вести не будем, но войска на всякий случай пусть будут готовы. Распустить потом всегда легче.
Такое разрешение конфликта между министром обороны и начальником Генерального штаба позволит Устинову в этот же день, 10 декабря, собрать коллегию Министерства обороны и отдать устные предварительные распоряжения о возможном формировании новой общевойсковой армии. В тот день об этом еще говорилось обтекаемо, с оговорками на предварительность, возможность отмены приказаний.
Однако через два дня, 12 декабря, Андропову, присутствовавшему в составе Политбюро на заседании сессии Верховного Совета РСФСР, доложат о двух донесениях, пришедших из Кабула. Первое: в Генеральном штабе пакистанской армии имеется план захвата Кабула в двухдневный срок силами мощной пакистанской регулярной армии. Время «Ч» пока не назначено. И второе — в течение ближайшей недели силами, противостоящими Амину, планируется устранение его от власти. Председатель КГБ тут же доложит об этом Брежневу, добавив от себя, что ситуация в Афганистане уходит из-под контроля. Решение но нему надо принимать немедленно.
После заседания сессии, поужинав, в 9 часов вечера Генеральный секретарь ЦК КПСС, он же Председатель Президиума Верховного Совета СССР, он же Председатель Совета Обороны, Леонид Ильич Брежнев, председатель Комитета государственной безопасности Юрий Владимирович Андропов, министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко и министр обороны СССР Дмитрий Федорович Устинов — лица, юридически ответственные за принятие любого решения на государственном уровни, вновь соберутся обсудить возникшую ситуацию. Снова «проговорят» те моменты, что уже обсуждали 8 декабря.
Незримо присутствовал Суслов с его идеологическим раскладом проблем: по крайней мере Брежнев несколько раз ссылался на его мнение. Но на этот раз был более настойчив Андропов:
— Если я отвечаю за государственную безопасность страны, то обязан предупредить, что ситуация в Афганистане начала развиваться вне нашего контроля. Лучше самим проложить русло для развития афганской истории.
Так, собственно, Андропов вкупе с предостережениями Суслова сказал «а» вводу войск.
— Как началась подготовка контингента? — поинтересовался Брежнев у Устинова.
— Устные предварительные распоряжения отдал. Если будет решение — войска подготовятся в кратчайший срок.
Устинов своей исполнительностью сказал «б».
Ничего не возразив, Громыко сказал «в».
Точку поставил Брежнев:
— Ну что ж, Дмитрий Федорович, считай, что ты получил решение Политбюро. Действуй более решительно.
На следующий день, 13 декабря, в Генеральном штабе будет создана оперативная группа по развертыванию 40-й армии. Под руководством генерал-полковника Ахромеева группа вылетит в Ташкент и Термез. Вскоре ее возглавит заместитель министра обороны маршал Сергей Леонидович Соколов.
13 декабря командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Юрий Павлович Максимов вызовет своего первого заместителя генерал-лейтенанта Юрия Владимировича Тухаринова и поручит согласно его должностным обязанностям приступить к командованию новой армией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Вы нашли доказательства, что, он был завербован ЦРУ?
— Пока нет, Леонид Ильич.
— А с послом, что с Дабсом этим?
— Вот посол — как раз самое тонкое звено. Мы предполагаем, что Дабс получил указание встретиться с Амином и напомнить ему о каких-то обязательствах из его прошлого, Поэтому Амину очень выгодна была смерть посла... Анализируем, ищем Леонид Ильич...
— Кто-то еще хочет сказать? — поглядев на часы, спросил Брежнев. Присутствующие тоже посмотрели время, промолчали: сидят и в самом деле уже долго, пора подводить черту.
— Я вижу, что картина вырисовывается не слишком радужная, — начал подводить итог разговора Брежнев. Посмотрел в свои пометки на листочке, перечислил: — Вот посмотрите: раскол Афганистана, ислам, наркотики, космос, ПВО, вторая Монголия — словом, что-то нам с южным соседом надо делать, определяться по отношению к нему. Здесь страусиная политика нас не выручит. Наверное, разумно было бы пойти по двум путям: первый — это пусть наш КГБ держит под контролем самого Амина, и в случае чего товарищ Суслов быстро представит Бабрака Кармаля. Так, Михаил Андреевич?
— Так, Леонид Ильич.
— Действуйте в тесном контакте с Юрием Владимировичем.
— Конечно.
— И второй, нежелательный, но может случиться, что и необходимый вариант, — это то, что все-таки какое-то количество войск мы вынуждены будем послать на территорию Афганистана. Дмитрий Федорович, у вас должен быть полностью проработан этот вариант. Что вздыхаешь?
— Где войска-то взять, Леонид Ильич? Я же не могу ни одного взвода снять ни с западного направления, ни с востока.
— Ну в центре поищите, на юге.
— Центр и юг давно у нас кадрированы.
— Да перестань прибедняться, Дмитрий Федорович, — вмешался Андропов. — Найдем мы эти 70—80 тысяч. Резервистов призовем. А если еще из Средней Азии, то вообще многие проблемы снимем. Мы ведь не воевать туда идем, а станем гарнизонами, стабилизируем обстановку — и назад. Здесь немного другая проблема. Разрешите, Леонид Ильич? Давайте не будем закрывать глаза на то, что наши советники в Афганистане тоже разделились на халькистов... извините, на хальковцев и парчамовцев, на таракистов и аминовцев. Это очень вредит делу. Я бы очень хотел и просил, чтобы на ближайшее время из Афганистана под каким-нибудь предлогом выехал, например, генерал Заплатин. Он опытный и толковый политработник, но всецело поддерживает Амина. А это случайно может повредить событиям, которые вполне возможны в ближайшее время. Пусть это время он пересидит в Москве.
— Дмитрий Федорович, реши этот вопрос сам, — поддержал председателя КГБ Брежнев.
— Хорошо, Леонид Ильич.
— Ну, тогда все. Будем считать, что предварительный разговор состоялся. Давайте уделим Афганистану самое пристальное внимание.
10 декабря 1979 года. Москва. Генеральный штаб.
Совещание по поводу приезда министра обороны Алжира уже закончилось, когда Устинов попросил Огаркова задержаться. Начальник Генерального штаба, уже вставший из-за стола, посмотрел на часы, вновь сел. Времени до начала приема в алжирском посольстве оставалось совсем мало, но Дмитрий Федорович занялся бумагами на своем столе, хотя было видно, что он просто дожидается, когда освободится кабинет.
Не дождался, сел в кресло, посмотрел на Огаркова. Когда-то он сам убеждал Брежнева, что ему нужен именно такой начальник Генштаба — грамотный, волевой, решительный. «Тебе работать», — согласился Леонид Ильич, хотя на эту должность планировался маршал Соколов. Собственно, планировался он на нее в 1967 году, когда Генштабом руководил неизлечимо больной маршал Захаров Матвей Васильевич. Однако тогда Брежнев так и не смог сказать Матвею Васильевичу, чтобы он освободил место, — Леонид Ильич вообще никого не снимал, и Захаров протянул еще четыре года. По армейским меркам, Соколова уже передержали в ожидании должности, но не был он назначен на нее и в 1971 году: подошла очередь определять куда-то главкома Группы советских войск в Германии маршала Куликова. Теперь вот, после Куликова, Соколову не повезло в третий раз: Устинов выбрал Огаркова.
Работать начали дружно. Но в последнее время Дмитрий Федорович все больше и больше чувствовал, как отделяется от него начальник Генштаба.
— Генеральной штаб должен сам разрабатывать военную политику и предлагать ее для проведения правительству, — на одном из совещаний сказал Огарков, и министру обороны стало ясно, что настораживало в его бывшем любимце: тот жаждая самостоятельности. Он не желал быть просто исполнителем, более того, он не стеснялся подчеркивать, что чистая исполнительность — враг Генерального штаба. Генштаб, по Огаркову, должен сам формировать политику в военной области и добиваться проведения ее в жизнь.
Однако при таком раскладе получалось, что тогда не нужен министр обороны. ГШ при министре или министр при нем?
Наконец дверь затворилась, и Устинов отодвинул бумаги.
— Николай Васильевич, Политбюро приняло предварительное решение на временный ввод наших войск в Афганистан.
Огарков, хотя и сидел всегда прямо, выпрямился еще больше.
— Как ввод? А почему Генеральный штаб не знает ничего об этом?
Устинов снял очки: чтобы сдержаться, он всегда снимал их, давая себе паузу:
— Знаю я, министр обороны, член Политбюро.
Повертел очки, посмотрел на свет стекла, но протирать не стал, надел их вновь.
— Готовьте ориентировочно 75—80 тысяч человек.
— 75 тысяч обстановки не стабилизируют. Для Афганистана с его рельефом — это ничто. — Огарков встал. — Я против ввода войск. Это безрассудство.
— А вы что, будете учить Политбюро? — резко встал из-за стола и Устинов. — Вам надлежит только выполнять приказания.
— Как солдат, я сам могу стать в строй. Но как начальник Генерального штаба...
— Вот и выполняйте приказ как начальник Генерального штаба, — перебил Устинов. — Вы свободны.
Необходимое послесловие. Во второй половине дня Николая Васильевича Огаркова, присутствовавшего на приеме в алжирском посольстве, срочно вызовут к Брежневу. Поняв, какой вопрос будет обсуждаться у Генерального секретаря, маршал заедет вначале в Генштаб, возьмет с собой некоторые документы.
— Ну и почему вы, Николай Васильевич, против того, чтобы помочь афганским товарищам? — спросил Брежнев. Сидевшие в его кабинете Андропов и Громыко посмотрят на него с любопытством, Устинов отвернется.
Начальник Генштаба пройдет к столу, молча расстелет карту Афганистана, уже испещренную знаками.
— О, да у вас уже весь ввод отработан, — то ли удивится, то ли похвалит Генсек.
— Я начальник Генштаба и обязан был это просчитать после первой же просьбы афганской стороны. Разрешите начинать?
Брежнев кивнет, и маршал Огарков станет объяснять маршалам Брежневу и Устинову, генералу армии Андропову и дипломату Громыко, почему надо искать политический выход в афганской проблеме, а не уповать на силу. Он предостерегал от возможного втягивания в военные действия, говорил о национальных традициях народов Афганистана, во все времена не терпевших на своей земле иноземцев, об исключительно тяжелом климате и местности, обращал внимание на возможные политические последствия ввода войск.
После его доклада Устинов, сам до этого никак не настаивавший на вводе войск, в пику начальнику Генштаба попытался опровергнуть доводы своего подчиненного: временный ограниченный контингент (министр обороны по гражданской привычке иногда называл войска контингентом, от него и пошло название ОКСВ. Правда, вначале еще было и слово «временный», но его опустили, чтобы не утяжелять аббревиатуру) — так вот, советские войска войдут в Афганистан не воевать. Они станут гарнизонами вдоль дорог, в городах, займут коммуникации, и уже одно их присутствие в стране заставит оппозицию понять, что их попытки повернуть ход событий в Афганистане вспять обречены на провал.
— Я хочу показать еще одну, последнюю просьбу Амина. Вот, пожалуйста. — Устинов положил на стол шифрограмму.
«X. Амин пригласил главного военного советника и заявил, что в условиях, когда мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, у них нет возможности снять войска с других районов боевых действий, он просил бы Советское правительство направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк для оказания помощи в нормализации обстановки.
В заключение беседы тов. Амин попросил довести его просьбу до министра обороны СССР и сказал, что он готов лично обратиться по этому вопросу и Л. И. Брежневу. Магометов».
— Все правильно, они просят нас воевать, — ухватит смысл просьбы Огарков.
— Давайте тогда сделаем так, — попытается примирить военных Брежнев. — Разговор о немедленной военной помощи вести не будем, но войска на всякий случай пусть будут готовы. Распустить потом всегда легче.
Такое разрешение конфликта между министром обороны и начальником Генерального штаба позволит Устинову в этот же день, 10 декабря, собрать коллегию Министерства обороны и отдать устные предварительные распоряжения о возможном формировании новой общевойсковой армии. В тот день об этом еще говорилось обтекаемо, с оговорками на предварительность, возможность отмены приказаний.
Однако через два дня, 12 декабря, Андропову, присутствовавшему в составе Политбюро на заседании сессии Верховного Совета РСФСР, доложат о двух донесениях, пришедших из Кабула. Первое: в Генеральном штабе пакистанской армии имеется план захвата Кабула в двухдневный срок силами мощной пакистанской регулярной армии. Время «Ч» пока не назначено. И второе — в течение ближайшей недели силами, противостоящими Амину, планируется устранение его от власти. Председатель КГБ тут же доложит об этом Брежневу, добавив от себя, что ситуация в Афганистане уходит из-под контроля. Решение но нему надо принимать немедленно.
После заседания сессии, поужинав, в 9 часов вечера Генеральный секретарь ЦК КПСС, он же Председатель Президиума Верховного Совета СССР, он же Председатель Совета Обороны, Леонид Ильич Брежнев, председатель Комитета государственной безопасности Юрий Владимирович Андропов, министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко и министр обороны СССР Дмитрий Федорович Устинов — лица, юридически ответственные за принятие любого решения на государственном уровни, вновь соберутся обсудить возникшую ситуацию. Снова «проговорят» те моменты, что уже обсуждали 8 декабря.
Незримо присутствовал Суслов с его идеологическим раскладом проблем: по крайней мере Брежнев несколько раз ссылался на его мнение. Но на этот раз был более настойчив Андропов:
— Если я отвечаю за государственную безопасность страны, то обязан предупредить, что ситуация в Афганистане начала развиваться вне нашего контроля. Лучше самим проложить русло для развития афганской истории.
Так, собственно, Андропов вкупе с предостережениями Суслова сказал «а» вводу войск.
— Как началась подготовка контингента? — поинтересовался Брежнев у Устинова.
— Устные предварительные распоряжения отдал. Если будет решение — войска подготовятся в кратчайший срок.
Устинов своей исполнительностью сказал «б».
Ничего не возразив, Громыко сказал «в».
Точку поставил Брежнев:
— Ну что ж, Дмитрий Федорович, считай, что ты получил решение Политбюро. Действуй более решительно.
На следующий день, 13 декабря, в Генеральном штабе будет создана оперативная группа по развертыванию 40-й армии. Под руководством генерал-полковника Ахромеева группа вылетит в Ташкент и Термез. Вскоре ее возглавит заместитель министра обороны маршал Сергей Леонидович Соколов.
13 декабря командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Юрий Павлович Максимов вызовет своего первого заместителя генерал-лейтенанта Юрия Владимировича Тухаринова и поручит согласно его должностным обязанностям приступить к командованию новой армией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69