Но если можешь немного подождать, я отыщу телекамеру, работающую на полупроводниках, и ультракоротковолновые передатчик и приемник. При работе на ультракоротких частотах получаешь видео— и аудиосигналы без кабеля.
— Великолепное предложение. Но ты сказал — если я могу немного подождать. Как долго?
— Сегодня же достану все это, в первой половине дня. У меня на складе ультракоротковолновой системы нет. Постараюсь управиться до полудня.
— Гейб, — вздохнул я, — мне надо установить это оборудование и исчезнуть до восхода солнца — если, конечно, я хочу увидеть этот восход. Сейчас еще можно пробраться и улизнуть из этого заведения, но, когда оно откроется, туда уже не попасть. Мне там будет... гм... неуютно. Все надо закончить в течение полутора часов. У меня в запасе самое большее два часа.
— Тогда забудь и думать об ультракоротковолновом оборудовании, Шелл. Мне нужно не меньше часа, чтобы подобрать и получить в городе все необходимое. Так согласен на аппаратуру с кабелем?
Немного подумав, я ответил:
— Согласен.
— Где встретимся? — спросил он.
Я объяснил, где нахожусь.
— Хорошо, — сказал Гейб. — Еду на склад в Голливуде и подберу для тебя все, что нужно. Ты, наверное, хотел бы получить приборы, работающие на полупроводниках, то есть небольшого размера.
— Желательно — размером с горошину.
— Будем считать, я этого не слышал. Вот что ты получишь. Телекамеру размером с домашнюю восьмимиллиметровую кинокамеру. Для аудиосистемы у меня есть микрофон размером с сигару и усилитель. Он в два раза меньше обычной переносной модели. Годится?
— Великолепно.
— Это все, что нужно, добавим сюда еще коаксиальный кабель, чтобы соединить твою камеру с монитором, и экранированный провод для микрофона. Я прихвачу все это.
— Еще одна сложность, Гейб. Я хочу записать на кассету звук и переписать на видеокассету то, что появится на экране телевизора, — если, конечно, такое возможно.
— Ох, братец. — Он замолчал. — Прихвачу портативный магнитофон и шестнадцатимиллиметровый «болекс», но учти: записать фильм с экрана телевизора совсем не то, что снять во дворе любительский кинофильм. Изображение на экране твоего телевизора будет неустойчивым. Оно складывается из растровых линий: иногда изображение занимает весь экран, а иногда — только часть. Все зависит от частоты следования кадров, на экране твоего телевизора может появиться полное изображение, совсем ничего или растр.
— Но хоть часть происходящего удастся снять, так? И это изображение будет сопровождаться звуком, который записывается отдельно?
— Да, что касается звука, синхронная запись требует двадцати четырех кадров в секунду. Если снимать фильм на соответствующую пленку со скоростью двадцать четыре кадра в секунду вместо шестнадцати, при условии, что мой «болекс» снимает со скоростью двадцать четыре кадра, а не двадцать три с половиной, к примеру, то у тебя все получится. Если бы у нас хватило времени проверить камеру...
— Времени, Гейб, нет.
— Я пошел, Скотт. Теперь понял, что тебе нужно, — постараюсь достать как можно скорее. — Он повесил трубку.
* * *
В этот предрассветный час было холодно и сыро. Я стоял в кромешной тьме перед дверью, за которой начинался коридор, ведущий в служебные помещения «Гардения-Рум», коридор, в который выходила дверь кабинета Салливана. С помощью комплекта ключей и отмычек, которые мне удалось достать неподалеку, у заспанного слесаря, я быстро справился с замком, но, взявшись за ручку двери, немного помедлил, вспоминая, все ли необходимое прихватил с собой.
Гейб приехал и уехал. Он привез все оборудование, упаковав его в три небольших чемодана. Один из чемоданов он оставил мне, а с двумя другими отправился в отель «Баркер», зарегистрировался там под вымышленным именем, потребовав себе номер с телевизором в задней части отеля, чтобы окна его выходили на улицу, и поселился в 418-м номере.
Из одного чемодана он достал кинокамеру и несколько кассет с пленкой, телескопический треножник, портативный магнитофон и магнитную ленту. Из другого — двести футов коаксиального кабеля и столько же футов экранированного провода. Он присоединил провод к микрофону магнитофона, а кабель — к вводу антенны на задней стенке телевизора, стоявшего в номере. Остальной кабель, а также провод он сбросил из окна на аллею, где стоял я.
К тому времени я блокировал оба конца аллеи деревянными щитами с надписью: «Осторожно — идут ремонтные работы», которые одолжил на Восемнадцатой улице. Эти щиты не блокируют аллею на неделю, но в первую половину дня помешают любителям прогулок пользоваться этим участком. Мы встретились с Гей-бом в аллее, и он отдал мне ключ от 418-го номера. Мы обменялись рукопожатиями, он проверил, знаю ли я, что делать, пожелал мне удачи и уехал.
От того места, где упали провод и кабель, до окна кабинета Салливана в служебном отсеке клуба «Гардения-Рум» оставалось шагов пятнадцать. Кабеля хватало с избытком. Теперь мне предстояло проникнуть в кабинет Салливана и присоединить этот кабель к портативной телекамере, а потом на некоторое время поселиться в 418-м номере отеля «Баркер».
Вот почему несколько секунд назад мне пришло в голову, что я успешно осваиваю профессию взломщика. Тяжело вздохнув, я открыл дверь и, войдя внутрь, аккуратно запер ее. В коридоре было темно и тихо. Я замер, прислушиваясь. Потом, держа в левой руке чемоданчик, принесенный мне Гейбом, а в правой — кольт 38-го калибра, осторожно двинулся вперед.
Все шло как по маслу. Я без помех вошел в кабинет Салливана, задернул занавески на окне и включил свет. При первом же взгляде на бар я понял, что там вполне можно спрятать мою телекамеру. Он был пригоден для подобной операции.
Бар занимал угол комнаты, слева от меня, и представлял собой солидное сооружение из отшлифованного и отлакированного тополя, стойка длиной в восемь футов была сделана из распиленного по всей длине бревна. Переднюю стенку бара украшали занятные шишки из более темных пород дерева. Бар имел около двух футов в глубину, и заднюю стенку его прикрывали четыре аккуратно прикрепленные к ней дверки. На полках внутри бара стояли бутылки джина, виски, бренди, разных ликеров, а также стаканы и серебряное ведерко для льда, на дне которого плескалось немного воды.
Я приступил к работе.
Открыл чемоданчик. В нем лежала телекамера, усилитель и маленький микрофон, все это удивительно небольших размеров, если учесть, какую работу им предстояло выполнить. Портативная телекамера получала питание от блока также портативных батареек, находившихся внутри ее; она была снабжена электронным глазом, который соединялся с диафрагмой объектива, увеличивавшейся или уменьшавшейся в зависимости от освещения. К ней был прикреплен усилитель со штепсельной вилкой от маленького, размером с сигару, микрофона, уже настроенного на звук.
Кроме того, в чемоданчике я нашел набор всех необходимых мне инструментов. За четыре минуты, если верить моим часам, я выбил одну из шишек, украшавших переднюю стенку бара, и спрятал телекамеру с объективом прямо в образовавшееся гнездо, а планку закрепил полудюжиной гвоздей, забив их в полку, на которой стояла телекамера, по три с каждой стороны. Назвать мое сооружение незыблемым как скала было бы большим преувеличением, но все же оно держалось достаточно прочно. Рядом с телекамерой я установил усилитель и микрофон, все три предмета занимали пространство не больше фута в ширину и были установлены как раз в центре бара.
Еще две минуты я сверлил дырку в левой стенке бара, рядом с окном, выходившим на аллею позади отеля. Предварительно выключив свет, я раздвинул занавески, раскрыл окно и выбрался на аллею. Провод и кабель свисали из окна 418-го номера. Я придавил их большим камнем, чтобы они висели прямо, а не болтались по стене и не маячили перед чьим-то окном. Протянув их вдоль аллеи, до окна кабинета Салливана, я запихнул свободные концы внутрь и вскарабкался вслед за ними в комнату. Я закрепил их гвоздем слева от окна и частично вдавил их в наружный подоконник, загнув над ними его нижний край. Потом закрыл окно, тщательно задернул занавески и включил в комнате свет. Отрезав лишние куски кабеля и провода, я протащил их в дырку, которую провернул в стенке бара. Еще минуты две ушло на то, чтобы присоединить их к спрятанной телекамере, провод я подсоединил к усилителю — и мое кабельное телевещание, звуковая и телевизионная система между этим кабинетом и 418-м номером была налажена.
И довольно надежно укрыта — если только кто-нибудь не вздумает пропустить стаканчик. Все мое оборудование находилось в центральной части бара; я сдвинул все бутылки и стаканы к концам стойки и забил гвоздями две центральные дверцы. Я добился своего — все было готово, чтобы сегодня днем наблюдать за тайной встречей Квина с его помощниками. Работа закончена. Посмотрел на часы. Я провел в кабинете Салливана семнадцать минут.
Работа так захватила меня и я так старался выполнить ее как можно быстрее, что на какое-то время позабыл, где нахожусь, и почти отключился от всех внешних раздражителей. Теперь все вернулось на свои места, и я осознал, что в третий раз мне сюда не попасть. Мне показалось, что несколько секунд назад до моих ушей донесся какой-то шум. Все мои чувства были предельно обострены, я навострил уши, но не услышал ничего, кроме биения собственного пульса и учащенного дыхания. Эти звуки мог слышать только я.
Но тут я вспомнил, что несколько минут назад, когда я находился в аллее, на востоке появился слабый, почти незаметный отблеск. Приближался рассвет. Рассвет — время охоты на шпионов. Эта мысль не давала мне покоя. Работа закончена, и пора как можно скорее выбираться отсюда.
Я собрал все инструменты, обрывки кабеля и провода, сложил их в чемоданчик и отнес его к двери. Потом подошел к большому серому столу, за которым, как я полагал, сегодня днем будет сидеть Квин. Порывшись в его ящиках, я не нашел ничего интересного для себя. Какие-то бумаги, коробка сигар, пара красных беретов, принадлежавших, конечно, Салливану; таким беретом, как мне рассказывали, он прикрывал свой «толстый череп». Потухшая, недокуренная сигара лежала в большой керамической пепельнице, стоявшей на столе. Самый обычный кабинет.
Наклонившись над столом, я заметил слабый лучик, мерцавший в моем тайнике в баре, но он скорее походил на отражение света от бутылки, а не от объектива телекамеры. Я остался доволен. Теперь можно уходить, зная, что больше сделать ничего нельзя. Я смогу увидеть — и услышать — практически все, что произойдет в этой комнате, если их встреча действительно состоится, и состоится здесь, в этом кабинете, и они не обнаружат мою телекамеру, и полиция не уберет щиты с надписью «Идут ремонтные работы», и никому сегодня утром не захочется выпить. И никто не заметит странный кабель, свисающий вдоль задней стены здания... Множество других "и" вызывало у меня ощущение легкой тошноты.
Раздался легкий шорох, как будто что-то пошевелилось. По крайней мере, мне что-то послышалось... если только снова не заработало мое воображение. Но вслед за тем опять раздался шум, не похожий на предыдущий звук. Если тот шум раздавался только у меня в ушах, то этот напоминал хруст косточки, чего никак не могло быть.
Посмотрев на дверь, я заметил, что ее ручка медленно поворачивается.
Вот этот-то звук я и услышал. Вихрь чувств поднялся в моей душе. Во-первых, я растерялся. Во-вторых, я понял, что меня сейчас схватят, и ощутил гнев, разочарование и не знаю, что еще. Зайти так далеко, настолько приблизиться к выполнению задуманного, проделать всю эту работу — и в результате полное банкротство. Это было уж слишком!
Я вытащил револьвер. Дверь приоткрылась на дюйм. Я прицелился в сторону звука, приготовившись стрелять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32