Водка, коньяк, жгучий перец...
— Жжет он что надо.
— ..джин и вермут.
— Ага. А больше там ничего не было? Жидкости для бальзамирования или еще чего? Он продолжал улыбаться:
— Только кровь недавно убитой пантеры.
— Эту до конца не убили. Она жива и кусается.
Он отошел, потирая ладони, словно ученый-маньяк. Может быть, он хотел напоить меня, а может быть, он и был ученый-маньяк. Если кому-нибудь потребуется что-нибудь покрепче, то официантам придется ходить со шприцами в руках и колоть клиентов. Ничего более крепкого быть не может.
Но я ошибся. То есть в тот момент я просто не знал.
Лоана.
Огни померкли. Я отодвинул бокал, подумав, не начинаю ли я слепнуть. Но это просто пришло время шоу. Конферансье-гаваец вышел на площадку, на него направили луч прожектора. Он немного поболтал, что-то спел. Маленькая девушка ростом в пять футов управлялась с шестифутовым хула-хупом. Девушка-японка исполнила какую-то песню исключительно через нос.
И наконец конферансье сказал:
— Леди и джентльмены, малихинис и камаайнас, — наша несравненная Лоана!
Она вышла на танцевальную площадку. На ней было бледно-голубое холомуу — платье, которое носят многие гавайки, обтягивающее грудь, талию и бедра и потом свободно ниспадающее. Музыканты, сидевшие в глубине площадки, заиграли мелодию, которую мне раньше слышать не доводилось. Мягкая, нежная, немного грустная. Это был гавайский танец — хула, а не таитянский.
На площадке ничего не было, освещение напоминало лунный свет. И Лоана двигалась, как сама музыка. Бедра медленно покачивались, руки взлетали, а ладони как бы растворялись в воздухе. Длинные черные волосы свободно опускались на спину, прикрывая плечи. Губы ее шевелились, словно она пела про себя.
Это было редкое зрелище — развлечение, которое не только развлекает, но захватывает. Это было колдовство, движения ее — серебро в лунном свете, мягкие, как ветерок, нежные, как темнота. Она завораживала публику. И меня.
И все это лишь покачиванием бедер, движением рук, ладоней и пальцев? Этим и еще кое-чем. Мастерски исполненная хула всегда несет в себе частичку особой полинезийской прелести и очарования, которых нет в других танцах; но в исполнении Лоаны это было подлинное волшебство.
Я не отрывал от нее глаз, от находящихся в тени лица и тела, но внутренним взором я видел море и ночной прибой, песок под ее босыми ногами, пассат в верхушках пальм. Все танцы всех смуглокожих девушек с блестящими глазами от древних, древних времен на островах, не имеющих названий, до наших дней — все они сконцентрировались в Лоане, в ее крови, чреслах, руках и глазах.
Закончив танец, она слегка наклонилась вперед, сложив ладони перед грудью. Грохнули аплодисменты. Лоана выпрямилась, уронила руки вдоль тела и, улыбаясь, смотрела прямо на меня.
Бешено аплодируя, я кивнул ей.
Опять появился конферансье. Шоу продолжалось. Сначала кто-то пел, потом был комик с обычными шуточками. Потом мужчина с громадными мышцами в лава-лава исполнил танец с саблями. Он танцевал вокруг сосуда из черного металла, из которого вырывалось пламя, сверкали острые кинжалы. Когда он ушел, пламя все еще вырывалось из сосуда.
И опять появилась Лоана. На этот раз не гавайская хула, а таитянский танец. Темп музыки участился, она стала громче и неистовей. Удары барабанов и «клик-клик» деревянных ударных, резкие аккорды струнных и хрип духовых инструментов. Неожиданно на площадке появилась Лоана, она почти вбежала, высоко держа голову, выдвинув высокую грудь и крутя-вертя бедрами в такт быстрой музыке.
И костюм у нее был другой. Сейчас на ней была лишь узкая полоска ситца на груди и два кусочка такой же ткани на бедрах — один спереди и один сзади. Они соединялись узлами с каждой стороны, низко опускаясь на бедра, ниже пупка спереди. Казалось, что повязка вот-вот упадет, соскользнет с бедер вдоль длинных блестящих ног.
Нет, это вам не грациозная хула. Это была дикая таитянская оргия содрогающихся грудей и бедер, неистовая сексуальная атака, воспламеняющая чресла, подлинный таитянский танец, заставляющий кровь кипеть.
Она двигалась по площадке, потом остановилась около сосуда с огнем, отблески которого затрепетали на ее изгибающемся теле, ступни оставались неподвижными, а все остальное тело содрогалось, вибрировало, повязка на бедрах колыхалась, груди трепетали. Она повернулась.
И вдруг все кончилось. Так же неожиданно, как появилась, она исчезла.
С минуту я не двигался, а потом подозвал официанта. Он подошел, улыбаясь.
— Еще один коктейль «Кровь пантеры», пожалуйста, — сказал я.
Через пять минут, пройдя вдоль края танцевальной площадки, около моего столика остановилась Лоана:
— Мистер Скотт?
Я встал и пододвинул ей стул:
— Шелл. Садитесь, пожалуйста.
Она переоделась. Сейчас на ней было темно-голубое холомуу с белыми пятнами. Она села и непринужденно спросила:
— Что это? — указывая на мой коктейль.
— "Кровь пантеры".
— О Господи.
— Да. На нем должна была быть предупредительная надпись: «Постоянным клиентам не подается». — Она засмеялась, и я добавил:
— Я не собирался брать второй, но после ваших танцев мне необходимо было восстановить силы.
Она улыбнулась:
— Так вам понравились мои танцы?
Я кивнул.
Улыбка ее стала шире.
— Я видела, что вы... сопереживаете.
— Неужели вы видели меня так хорошо?
— Да, я почти все время наблюдала за вами.
— Я этого не чувствовал...
— Да, вы не смотрели мне в глаза.
— Да, гм, если припомнить... Что вы делаете, когда освободитесь?
Теперь я посмотрел в ее глаза. Они были бархатные, почти такие же черные, как ее длинные густые волосы. Горячие глаза, в которых появилась улыбка, как и на ее теплых ярких губах. Мы еще несколько минут непринужденно поболтали. С ней было удивительно легко, и мне нравилось слушать, как она говорит. И по телефону у нее был низкий и мягкий голос, но сейчас он, исходя из ее уст, был золотисто-вибрирующий. Ока, легко смеялась шуткам, и только через какое-то время я упомянул имя Уэбба.
Сделал я это, спросив, видела ли она Уэбба на Гавайях.
— Да, видела. Он мне сказал, что только приехал и хочет убедиться, что я буду на празднике по случаю годовщины журнала. И все, мы с ним и говорили-то минут пять.
— Это было в его первый приезд? Где-то числа шестого-седьмого?
— Да, примерно так.
— Вы встретились здесь, в клубе?
— Нет, у меня дома. В «Пеле» я работаю всего четыре дня, с субботы.
— А перед этим вы где работали?
— В ресторане «Прибой» — в июне и июле.
— А в августе?
Она слегка нахмурилась:
— Я не работала, валялась на пляже — маленькие каникулы.
— На материк вы не ездили?
— Нет, а что?
Я улыбнулся:
— Видимо, я не ошибусь, сказав, что вы не выходили замуж за Уэбба?
— Замуж за Уэбба? — засмеялась она слегка озадаченно. — Нет, конечно. Я не замужем и не знала, что он женат.
— Он зарегистрировал свой брак здесь тринадцатого, прилетел и в тот же вечер был убит. С минуту она молчала.
— Убит? Как? Автокатастрофа... или что-нибудь еще?..
— Нет, его застрелили.
Мы еще несколько минут поговорили, но было ясно, что она ничем мне помочь не может. После их встречи они с Уэббом больше не виделись и, пока я не упомянул его имени, она даже не слышала ничего о нем. Я спросил ее об Эде Грее. Она знала его, знала, что он — владелец «Пеле», но с того времени, как она месяц отработала в «Алжире», ничего о нем не слышала, не виделась с ним. Он ей, по ее словам, не нравился. И она ничего не знала о Пэйджин Пэйдж.
В конце концов я сменил пластинку и спросил:
— Так вы будете на празднике в честь годовщины журнала в следующую субботу?
— Да, возьму на пару дней отпуск и слетаю туда и обратно. — Она улыбнулась:
— А вы собираетесь там быть, Шелл?
— Возможно, если удастся. Если же не смогу, то, может быть, вы завернете в «Спартан-Апартмент-отель» поздороваться со мной?
— "Спартан"?
— Да, на улице Россмор в Голливуде. Я там живу.
— А-а, — протянула она певуче, вскинула и опустила ресницы, прикрыв свои черные глаза.
Я спросил Лоану, не заказать ли ей что-нибудь выпить, но она отказалась:
— Не сейчас. После моего следующего выхода, если вы не уйдете.
— Я не уйду.
— Я ничего не пью во время работы. А после последнего выхода я могу себе позволить перед ужином.
— Ужин... Ну конечно, вы не ели?
— Нет. До конца шоу я ничего не ем.
— Тогда почему бы нам не поужинать вместе? Она посмотрела на меня и улыбнулась:
— С удовольствием. Здесь?
— Я придумал кое-что получше.
— Что же?
— Дерево. Здесь есть такой маленький домик на дереве...
— А, — засмеялась она. — Баньяновое дерево в торговом центре?
— Именно, именно. Вы там бывали?
— Нет, но видела. Выглядит очаровательно! Это будет прелестно, Шелл.
Она протянула через стол руку и пожала мою.
Если у меня еще и оставались подозрения насчет Лоаны, то они растаяли. Мы проговорили почти до одиннадцати, пока ей не нужно было уходить готовиться к номеру. Пару раз мы станцевали на маленькой площадке, хранящей еще вибрацию от ее предыдущих танцев... Она была в моих руках такой же мягкой и грациозной, как в хуле, но действовала на меня, как таитянский танец.
Она ушла переодеваться, а я сидел за столиком. И думал о красоте Лоаны, ее волнующем голосе и бархатных глазах.
Потом мы шли по торговому центру, моя рука лежала у нее на плечах, а она обнимала меня одной рукой за талию. Когда мы были около мастерской резчика по дереву, я подумал, что нужно туда зайти, чтобы окончательно убедиться в том, что Лоана там не была. Но мастерская была закрыта, свет не горел, хозяин ушел.
Мы направились в ресторан Дона Бичкамера. Я подтвердил заказ на ужин и сказал, что мы придем через полчаса. Затем мы вошли в «Дэггер-бар» и заказали выпивку:
«Пука-пука» и «Нуи-нуи» — для Лоаны, но не для меня. Я начал с «Пенанга» и продолжил «Клыком кобры». Но пил я их как воду. Каким-то таинственным образом я как бы предчувствовал, что произойдет дальше.
Может быть, каким-то чувством я ощущал, что эта ночь будет не такой, как все другие. А может быть, я считал, что если одолел два коктейля «Кровь пантеры», то смогу одолеть все, что угодно. Похоже, эти две пантеры выследили и убили друг друга. А может быть, я утопил их в других коктейлях. Так или иначе, они меня не кусали.
Мы с Лоаной сидели в баре, болтали и смеялись — в общем, прекрасно проводили время, потом перешли в соседнюю комнату, где для нас уже был сервирован стол. Официант подал мне леи — венок из нежно окрашенных и нежно пахнущих орхидей, который я возложил на плечи Лоаны, после чего она опустилась в «кресло королевы» — огромный стул из ротанга с округлой, выше головы спинкой. Официант сказал мне, что я могу заняться приготовлением пупу.
— Пупу?
Он кивнул, указав на стол, где стоял маленький, два на три дюйма, мангал, в котором уже пылали уголья. Нанизанные на бамбуковые шампуры кусочки мягкого мяса находились в бамбуковой же миске с маринадом.
Я положил пару шампуров на уголья.
— Каким напитком вас угостить? — спросил официант.
— Угостить?
— Да, за счет заведения.
— Я... мы на это не рассчитывали. — Я посмотрел на Лоану, она пожала плечами и улыбнулась. — Жить можно, — сказал я ей.
— Можно, — сказала она.
— Даже если это вредно, мы выпьем.
— Я возьму «Зомби», — сказала Лоана.
— Лоана! Будь осторожнее!
Она засмеялась:
— Даже если это убьет меня.
— О'кей! — сказал я, просматривая карту вин, и бесстрашно сказал официанту:
— Принесите мне... «Череп и кости»!
Мясо было готово с одной стороны, и я перевернул его. Высокая смуглая официантка в индийском сари принесла наши напитки. Мы сделали по глотку и приступили к мясу, которое как раз прожарилось. Мясо было превосходно. Я положил на уголья новые шампуры. Пока мы выпивали и закусывали, мы ознакомились с меню предстоящего ужина. У меня слюнки потекли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Жжет он что надо.
— ..джин и вермут.
— Ага. А больше там ничего не было? Жидкости для бальзамирования или еще чего? Он продолжал улыбаться:
— Только кровь недавно убитой пантеры.
— Эту до конца не убили. Она жива и кусается.
Он отошел, потирая ладони, словно ученый-маньяк. Может быть, он хотел напоить меня, а может быть, он и был ученый-маньяк. Если кому-нибудь потребуется что-нибудь покрепче, то официантам придется ходить со шприцами в руках и колоть клиентов. Ничего более крепкого быть не может.
Но я ошибся. То есть в тот момент я просто не знал.
Лоана.
Огни померкли. Я отодвинул бокал, подумав, не начинаю ли я слепнуть. Но это просто пришло время шоу. Конферансье-гаваец вышел на площадку, на него направили луч прожектора. Он немного поболтал, что-то спел. Маленькая девушка ростом в пять футов управлялась с шестифутовым хула-хупом. Девушка-японка исполнила какую-то песню исключительно через нос.
И наконец конферансье сказал:
— Леди и джентльмены, малихинис и камаайнас, — наша несравненная Лоана!
Она вышла на танцевальную площадку. На ней было бледно-голубое холомуу — платье, которое носят многие гавайки, обтягивающее грудь, талию и бедра и потом свободно ниспадающее. Музыканты, сидевшие в глубине площадки, заиграли мелодию, которую мне раньше слышать не доводилось. Мягкая, нежная, немного грустная. Это был гавайский танец — хула, а не таитянский.
На площадке ничего не было, освещение напоминало лунный свет. И Лоана двигалась, как сама музыка. Бедра медленно покачивались, руки взлетали, а ладони как бы растворялись в воздухе. Длинные черные волосы свободно опускались на спину, прикрывая плечи. Губы ее шевелились, словно она пела про себя.
Это было редкое зрелище — развлечение, которое не только развлекает, но захватывает. Это было колдовство, движения ее — серебро в лунном свете, мягкие, как ветерок, нежные, как темнота. Она завораживала публику. И меня.
И все это лишь покачиванием бедер, движением рук, ладоней и пальцев? Этим и еще кое-чем. Мастерски исполненная хула всегда несет в себе частичку особой полинезийской прелести и очарования, которых нет в других танцах; но в исполнении Лоаны это было подлинное волшебство.
Я не отрывал от нее глаз, от находящихся в тени лица и тела, но внутренним взором я видел море и ночной прибой, песок под ее босыми ногами, пассат в верхушках пальм. Все танцы всех смуглокожих девушек с блестящими глазами от древних, древних времен на островах, не имеющих названий, до наших дней — все они сконцентрировались в Лоане, в ее крови, чреслах, руках и глазах.
Закончив танец, она слегка наклонилась вперед, сложив ладони перед грудью. Грохнули аплодисменты. Лоана выпрямилась, уронила руки вдоль тела и, улыбаясь, смотрела прямо на меня.
Бешено аплодируя, я кивнул ей.
Опять появился конферансье. Шоу продолжалось. Сначала кто-то пел, потом был комик с обычными шуточками. Потом мужчина с громадными мышцами в лава-лава исполнил танец с саблями. Он танцевал вокруг сосуда из черного металла, из которого вырывалось пламя, сверкали острые кинжалы. Когда он ушел, пламя все еще вырывалось из сосуда.
И опять появилась Лоана. На этот раз не гавайская хула, а таитянский танец. Темп музыки участился, она стала громче и неистовей. Удары барабанов и «клик-клик» деревянных ударных, резкие аккорды струнных и хрип духовых инструментов. Неожиданно на площадке появилась Лоана, она почти вбежала, высоко держа голову, выдвинув высокую грудь и крутя-вертя бедрами в такт быстрой музыке.
И костюм у нее был другой. Сейчас на ней была лишь узкая полоска ситца на груди и два кусочка такой же ткани на бедрах — один спереди и один сзади. Они соединялись узлами с каждой стороны, низко опускаясь на бедра, ниже пупка спереди. Казалось, что повязка вот-вот упадет, соскользнет с бедер вдоль длинных блестящих ног.
Нет, это вам не грациозная хула. Это была дикая таитянская оргия содрогающихся грудей и бедер, неистовая сексуальная атака, воспламеняющая чресла, подлинный таитянский танец, заставляющий кровь кипеть.
Она двигалась по площадке, потом остановилась около сосуда с огнем, отблески которого затрепетали на ее изгибающемся теле, ступни оставались неподвижными, а все остальное тело содрогалось, вибрировало, повязка на бедрах колыхалась, груди трепетали. Она повернулась.
И вдруг все кончилось. Так же неожиданно, как появилась, она исчезла.
С минуту я не двигался, а потом подозвал официанта. Он подошел, улыбаясь.
— Еще один коктейль «Кровь пантеры», пожалуйста, — сказал я.
Через пять минут, пройдя вдоль края танцевальной площадки, около моего столика остановилась Лоана:
— Мистер Скотт?
Я встал и пододвинул ей стул:
— Шелл. Садитесь, пожалуйста.
Она переоделась. Сейчас на ней было темно-голубое холомуу с белыми пятнами. Она села и непринужденно спросила:
— Что это? — указывая на мой коктейль.
— "Кровь пантеры".
— О Господи.
— Да. На нем должна была быть предупредительная надпись: «Постоянным клиентам не подается». — Она засмеялась, и я добавил:
— Я не собирался брать второй, но после ваших танцев мне необходимо было восстановить силы.
Она улыбнулась:
— Так вам понравились мои танцы?
Я кивнул.
Улыбка ее стала шире.
— Я видела, что вы... сопереживаете.
— Неужели вы видели меня так хорошо?
— Да, я почти все время наблюдала за вами.
— Я этого не чувствовал...
— Да, вы не смотрели мне в глаза.
— Да, гм, если припомнить... Что вы делаете, когда освободитесь?
Теперь я посмотрел в ее глаза. Они были бархатные, почти такие же черные, как ее длинные густые волосы. Горячие глаза, в которых появилась улыбка, как и на ее теплых ярких губах. Мы еще несколько минут непринужденно поболтали. С ней было удивительно легко, и мне нравилось слушать, как она говорит. И по телефону у нее был низкий и мягкий голос, но сейчас он, исходя из ее уст, был золотисто-вибрирующий. Ока, легко смеялась шуткам, и только через какое-то время я упомянул имя Уэбба.
Сделал я это, спросив, видела ли она Уэбба на Гавайях.
— Да, видела. Он мне сказал, что только приехал и хочет убедиться, что я буду на празднике по случаю годовщины журнала. И все, мы с ним и говорили-то минут пять.
— Это было в его первый приезд? Где-то числа шестого-седьмого?
— Да, примерно так.
— Вы встретились здесь, в клубе?
— Нет, у меня дома. В «Пеле» я работаю всего четыре дня, с субботы.
— А перед этим вы где работали?
— В ресторане «Прибой» — в июне и июле.
— А в августе?
Она слегка нахмурилась:
— Я не работала, валялась на пляже — маленькие каникулы.
— На материк вы не ездили?
— Нет, а что?
Я улыбнулся:
— Видимо, я не ошибусь, сказав, что вы не выходили замуж за Уэбба?
— Замуж за Уэбба? — засмеялась она слегка озадаченно. — Нет, конечно. Я не замужем и не знала, что он женат.
— Он зарегистрировал свой брак здесь тринадцатого, прилетел и в тот же вечер был убит. С минуту она молчала.
— Убит? Как? Автокатастрофа... или что-нибудь еще?..
— Нет, его застрелили.
Мы еще несколько минут поговорили, но было ясно, что она ничем мне помочь не может. После их встречи они с Уэббом больше не виделись и, пока я не упомянул его имени, она даже не слышала ничего о нем. Я спросил ее об Эде Грее. Она знала его, знала, что он — владелец «Пеле», но с того времени, как она месяц отработала в «Алжире», ничего о нем не слышала, не виделась с ним. Он ей, по ее словам, не нравился. И она ничего не знала о Пэйджин Пэйдж.
В конце концов я сменил пластинку и спросил:
— Так вы будете на празднике в честь годовщины журнала в следующую субботу?
— Да, возьму на пару дней отпуск и слетаю туда и обратно. — Она улыбнулась:
— А вы собираетесь там быть, Шелл?
— Возможно, если удастся. Если же не смогу, то, может быть, вы завернете в «Спартан-Апартмент-отель» поздороваться со мной?
— "Спартан"?
— Да, на улице Россмор в Голливуде. Я там живу.
— А-а, — протянула она певуче, вскинула и опустила ресницы, прикрыв свои черные глаза.
Я спросил Лоану, не заказать ли ей что-нибудь выпить, но она отказалась:
— Не сейчас. После моего следующего выхода, если вы не уйдете.
— Я не уйду.
— Я ничего не пью во время работы. А после последнего выхода я могу себе позволить перед ужином.
— Ужин... Ну конечно, вы не ели?
— Нет. До конца шоу я ничего не ем.
— Тогда почему бы нам не поужинать вместе? Она посмотрела на меня и улыбнулась:
— С удовольствием. Здесь?
— Я придумал кое-что получше.
— Что же?
— Дерево. Здесь есть такой маленький домик на дереве...
— А, — засмеялась она. — Баньяновое дерево в торговом центре?
— Именно, именно. Вы там бывали?
— Нет, но видела. Выглядит очаровательно! Это будет прелестно, Шелл.
Она протянула через стол руку и пожала мою.
Если у меня еще и оставались подозрения насчет Лоаны, то они растаяли. Мы проговорили почти до одиннадцати, пока ей не нужно было уходить готовиться к номеру. Пару раз мы станцевали на маленькой площадке, хранящей еще вибрацию от ее предыдущих танцев... Она была в моих руках такой же мягкой и грациозной, как в хуле, но действовала на меня, как таитянский танец.
Она ушла переодеваться, а я сидел за столиком. И думал о красоте Лоаны, ее волнующем голосе и бархатных глазах.
Потом мы шли по торговому центру, моя рука лежала у нее на плечах, а она обнимала меня одной рукой за талию. Когда мы были около мастерской резчика по дереву, я подумал, что нужно туда зайти, чтобы окончательно убедиться в том, что Лоана там не была. Но мастерская была закрыта, свет не горел, хозяин ушел.
Мы направились в ресторан Дона Бичкамера. Я подтвердил заказ на ужин и сказал, что мы придем через полчаса. Затем мы вошли в «Дэггер-бар» и заказали выпивку:
«Пука-пука» и «Нуи-нуи» — для Лоаны, но не для меня. Я начал с «Пенанга» и продолжил «Клыком кобры». Но пил я их как воду. Каким-то таинственным образом я как бы предчувствовал, что произойдет дальше.
Может быть, каким-то чувством я ощущал, что эта ночь будет не такой, как все другие. А может быть, я считал, что если одолел два коктейля «Кровь пантеры», то смогу одолеть все, что угодно. Похоже, эти две пантеры выследили и убили друг друга. А может быть, я утопил их в других коктейлях. Так или иначе, они меня не кусали.
Мы с Лоаной сидели в баре, болтали и смеялись — в общем, прекрасно проводили время, потом перешли в соседнюю комнату, где для нас уже был сервирован стол. Официант подал мне леи — венок из нежно окрашенных и нежно пахнущих орхидей, который я возложил на плечи Лоаны, после чего она опустилась в «кресло королевы» — огромный стул из ротанга с округлой, выше головы спинкой. Официант сказал мне, что я могу заняться приготовлением пупу.
— Пупу?
Он кивнул, указав на стол, где стоял маленький, два на три дюйма, мангал, в котором уже пылали уголья. Нанизанные на бамбуковые шампуры кусочки мягкого мяса находились в бамбуковой же миске с маринадом.
Я положил пару шампуров на уголья.
— Каким напитком вас угостить? — спросил официант.
— Угостить?
— Да, за счет заведения.
— Я... мы на это не рассчитывали. — Я посмотрел на Лоану, она пожала плечами и улыбнулась. — Жить можно, — сказал я ей.
— Можно, — сказала она.
— Даже если это вредно, мы выпьем.
— Я возьму «Зомби», — сказала Лоана.
— Лоана! Будь осторожнее!
Она засмеялась:
— Даже если это убьет меня.
— О'кей! — сказал я, просматривая карту вин, и бесстрашно сказал официанту:
— Принесите мне... «Череп и кости»!
Мясо было готово с одной стороны, и я перевернул его. Высокая смуглая официантка в индийском сари принесла наши напитки. Мы сделали по глотку и приступили к мясу, которое как раз прожарилось. Мясо было превосходно. Я положил на уголья новые шампуры. Пока мы выпивали и закусывали, мы ознакомились с меню предстоящего ужина. У меня слюнки потекли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33