– И на трое суток меня закатала – тоже обаятельная? Чтоб между мужем и женой милицию замешивать, это… Век не прощу! Нашла чем меня взять! Меня, Багрова! Да я три года отсижу – не охну! А она пускай вот теперь попляшет без мужа, авось прочухается!
– У меня от вашей логики аж зубы ноют… То, что вы сделали, Багров, нелепо! Понимаете? Дико и нелепо!
– Нелепо? Не-ет, гражданин Пал Палыч. Оригинально – согласен. Но тут большой расчет! Вот отсижу, вернусь, жизнь покажет…

* * *
Жизнь доказала через шесть месяцев после приговора.
В суде Костанди нарисовал трагический облик человека, не нашедшего в жизни применения своим богатырским силам и так далее, и Багрову дали минимально – два года.
Четверть срока истекла, и Багров снова ворвался в неспокойный быт Петровки.
Тот февральский день начался для Пал Палыча труд­но: с посещения одного из райотделов милиции, где он просил о снисхождении к подследственному. Впечатле­ние от разговора осталось тягостное.
Не раз они с Кибрит и Томиным (да и с другими коллегами) замечали, что некоторые люди и дела поче­му-то «прилипают» и тянутся за тобой десятилетиями. По-разному, конечно. То пылящееся в архиве дело об­наружит вдруг «метастаз», разросшийся из маленькой твоей давнишней недоработки. То все натыкаешься и натыкаешься на какого-то человека – сначала он свиде­тель, потом потерпевший, потом родственник подслед­ственного, а потом, бывает, и сам подследственный. Тут уж, кажется, конец бы: разобрался с ним, передал ма­териалы в суд, и унесла его судьба. А он отсидит и опять появляется на твоем пути – свидетелем, потерпевшим, подследственным. Просто подшучивает жизнь или чему-то тебя научить стремится – не разберешь…
На сегодняшний визит Знаменского понудил теле­фонный звонок из прошлого. Звонивший назвал себя – Чемляев. Фамилия помнилась Знаменскому, голос был неузнаваем: старый, слабый и жалобный. А когда-то он гремел, полный праведного негодования. То был голос бескомпромиссного борца.
С Чемляевым Знаменский близко столкнулся, когда вел дело крупной автобазы. Следователь, который начал его, пошел на повышение, и Знаменскому передали груды папок, завалившие стол и стулья. Тут содержались путевые листы за несколько лет на добрую сотню машин, а также неисчислимое множество всяких других докумен­тов, которыми занимались матерые ревизоры.
Выводы их не оставляли места сомнениям. Все мно­голетнее преуспеяние грузовой автобазы престижного ведомства целиком основывалось на жульничестве. Ма­шинам приписывалось несусветное количество якобы перевезенных грузов на нереальные расстояния. А так как показатели работы измерялись в тонно-километрах (т. е. сколько тонн и на какое расстояние перевезено), то шоферам и дирекции полагались отличные премиальные.
Неизрасходованный же бензин через несколько «своих» автоколонок тек «налево», а чаще – чтобы уж вовсе без хлопот – просто варварски сливался в кюветы.
Бунт на базе против подобных трудовых успехов подняли несколько шоферов во главе с бывшим танкистом Чемляевым, горевшим, бежавшим из плена и не боявшимся никого и ничего. Он-то и добился наконец возбуждения уголовного дела против руководства автобазы.
Прав он был и по-человечески и юридически, всяко.
Но прав был и главный его противник – директор автобазы Дашковцев.
– Почему тягать одного меня? – возмущался он. – Точно так работают все автобазы страны! Что прикажете делать с неизбежными простоями на погрузке и разгрузке? Никуда от них не денешься. Не денешься от малых грузов на малые расстояния. Или лошадей с телегами воскресить? Вы поймите, Пал Палыч, все, все абсолютно накручивают спидометры и раздувают тонны и кило­метры. Это система работы. Потому что в корне порочен принцип измерения труда в тонно-километрах. Он всему причина! А вы ухватили меня, потому что честный дурак за рулем попался… Я даже и не злюсь на него по-настоящему. Но не с меня же спрос, а с Госплана и Совмина!
– Но вы признаете, что перевыполнение плана года­ми шло за счет приписок? – вынужден был спрашивать Знаменский.
– Доказанный факт.
– Это законченный состав преступления: злоупот­ребление служебным положением с корыстными целями и должностная халатность.
– Эх, Пал Палыч, давайте тогда всех директоров пересажаем. И большинство шоферов – непосредственно ведь они спидометры крутили и в путевых листах враки писали!
– Сейчас речь только о вас, – тускло возражал Пал Палыч.
Дело Дашковцева ведомственная прокуратура прекра­тила, о Чемляева дружно вытирали ноги. Знаменский тайком от матери глотал на ночь снотворное…
И вот много лет спустя – телефонный звонок. Бого­творивший отца-героя сын Чемляева, не снеся его пора­жения, проникся ярым цинизмом, обозлился на государ­ство, на общество, спутался с блатнягами и наконец вошел в банду. А банда засыпалась на взломе торговой палатки.
Коллега в райотделе посмотрел на Знаменского рыбь­ими глазами и попросил не засорять ему голову посто­ронними для расследования соображениями. Пал Палыч прислушался внутренним ухом к разбитому, дряхлому голосу Чемляева, уселся поплотнее на жестком стуле и принялся втолковывать коллеге, что тот упускает соб­ственную выгоду.
– Парень вам противен: отказывается отвечать на воп­росы, держится волчонком, дерзит и прочее. А я прино­шу вам ключ к его запертому сердцу. Объясняю его психо­логию. Не воспринимайте меня как ходатая, сам их не терплю – но как источник ценной информации. Благо вы опытный умный следователь, – Знаменский понятия не имел, что он за следователь, но комплимент не помеша­ет, – сумеете извлечь пользу из сведений о прошлом обвиняемого. Разумеется, не впрямую заговорив об отце, тут, я думаю, мы друг друга понимаем, парень еще больше взбеленится. Но как-то косвенно, осторожно вы нащупаете к нему подход…
Коллега начал обнаруживать признаки жизни: поче­сал натертую очками переносицу, поправил галстук, стал подавать реплики.
Через полчаса они перешли на «ты», и была намечена линия поведения коллеги в отношении Чемляева-младшего… Даже если ее удастся очень грамотно провести, парню это поможет на воробьиный шаг. Ну, на два. Грустно.
А когда грустно, тянет к друзьям. Сашу неизвестно где ловить. Ну а к Зиночке есть предлог заглянуть.

* * *
– Зина, прислан с официальным приглашением. В следующую субботу в нашем доме – великое торжество. Мамино пятидесятилетие.
– Неужели уже пятьдесят? Прямо не верится!
– Значит, в субботу, в девятнадцать ноль-ноль ждем.
– Непременно!
– А теперь мне требуется твой совет непрофессионального порядка. Что нам с Колькой дарить матери? Mы уж прикидывали так и эдак…
– Да, своего рода проблема.
– Отец всегда преподносил роскошные букеты. Среди зимы это впечатляло. Но у него, естественно, были друзья в ботанических садах. А главное, о каждом цветке он тут же рассказывал что-нибудь удивительное. Выходил не букет, а целая поэма.
– Послушай… она ведь любит животных. Может быть, канарейку, попугайчиков?
– Нет, только никого в клетке!
– Тогда щенка? Рикки, например, жуткий шалопай, но без него в доме было бы очень пусто.
– Гм… и правда, надо подумать.
Томин любил бесшумно появляться и громко здороваться.
– Фу-ты, опять подкрался, как кошка!
– Тренируюсь, Зинаида… Когда говорят: «Пал Палыч вышел», нетрудно догадаться, куда он вошел. У вас интим или служебная беседа?
– Приглашаю Зиночку на семейный праздник. Но ты тоже в числе званых, так что присоединяйся.
– Прекрасно, обожаю ходить в гости, – и, не уяснив даже сути праздника, перешел к делу: – Начальство подкинуло мне твоего бывшего знакомого. Помнишь та­кого Багрова?
– Ну конечно. В июле – августе осужден за хулиган­ство. А что с ним теперь?
– Да так, мелкая шалость, – и вручил Знаменскому копию телетайпного сообщения.
Тот прочел вслух:
– «21 февраля в 17 часов 30 минут бежал из-под стражи с места отбывания наказания Багров Михаил Терентьевич, приговоренный к двум годам исправитель­но-трудовой колонии. Принятыми на месте мерами ро­зыска преступника обнаружить не удалось. Год рождения 1930-й. Место рождения – город Еловск, Московской области. Одет в телогрейку и ватные брюки защитного цвета. Документов и денег при себе не имеет. Передаем приметы сбежавшего… – тут Знаменский сделал про­пуск, поскольку приметы ему не требовались. – Цели и мотивы побега не установлены. Примите срочные меры к обнаружению и задержанию преступника. Координация розыскных мероприятий по месту осуждения Багрова».
На этой неделе уже вторая рука протягивалась из прошлого! И одна новость хуже другой.
– По меньшей мере странно, – хмуро сказал Пал Палыч. – Он же сам себя посадил. Из «принципиальных» побуждений…
– А-а, который с бульдозером? – вспомнила и Кибрит.
– Угу. Побежал за добавкой. И мне велено его по­искать.
– Но как ему удалось?
– Подробностей пока не знаю. Кажется, выдумал ка­кую-то прежнюю кражу, повезли его на место, чтобы показал, где, у кого. Тут он и фюить… Потому я к тебе, Паша, – помоги вникнуть в душевный мир этого деятеля. Куда и зачем он мог податься?
– Совершенно не представляю. Дело ты прочел?
– Прочел. Он ведь без уголовных наклонностей?
– Без. Но когда выпьет – с крепкими заскоками.
– Ну, если уголовных связей у него нет, он у меня недолго набегается. В родном городе его всякая собака знает. Туда опасно.
– Да вроде и незачем, – в сомнении пожал плечами Знаменский.
– Стало быть, надо перетряхнуть родных и приятелей на стороне… Что ж, поработаем немножко ногами. Сегодня выезжаю в колонию.
– Не исключено, что придется и головой поработать. И вообще, Саша, нельзя его недооценивать. Темперамент. Энергия. Часто непредсказуемость поступков. Прибавь к этому крайнюю ситуацию, в которую он поставил себя побегом. А если еще дорвется до водки…
– Тебя беспокоят трудности розыска или моя неявка в гости? – подмигнул Томин. – Кстати, когда и какому поводу?
Услышав ответ, спросил алчно:
– А пельмени будут?
– Еще бы!
– Тогда хоть с того света явлюсь!
И никто не постучал по деревяшке…

* * *
При словах «поезд дальнего следования» Томину за­ранее сладко зевалось. Чего ему катастрофически не хватало в жизни, так это времени. Лишнего часу поспать, лишних двадцати минут, чтобы поесть, не говоря уж – почитать. Не уголовные сводки, а хорошую какую-ни­будь добрую книжку в благородном переплете, можно даже с картинками.
Чуть не двое суток на колесах; кого бы взять с собой для души? Он открыл книжный шкаф, на глаза попался «Робинзон Крузо». Немножко вроде не по возрасту… Но зато какая отключка от реальности! Отсыпаться, отъе­даться и читать историю про необитаемый остров.
Мать привычно уложила маленький разъездной чемо­данчик, отдельно в сумку упаковала съестное – на дно более лежкое, сверху скоропортящееся. Как всегда заботи­лась, чтобы потеплее оделся, и, как всегда, попусту, пото­му что всякие шапки-ушанки и свитера Томина отягощали.
На выходе из подъезда столкнулся с пожилой докуч­ливой парой, жившей ниже этажом. Отделаться «Добрым вечером» не удалось.
– Минуточку, Александр, нам надо поговорить.
«Опять?!»
– Честное слово, – поклялся Томин, – я постоянно хожу в мягких тапочках! Мама подтвердит. Уже не хожу, а почти порхаю.
– Положим, вы иногда ночью двигаете стулья. Одна­ко сейчас дело не в том. Мы хотим сообщить подозри­тельный факт.
И начался бестолковый рассказ о какой-то трубе. Едва удалось отвязаться – сугубо тактично, а то мать не простит.
В купе спалось прекрасно, но «Робинзон Крузо» разо­чаровал. Он оказался трусишкой и перестраховщиком. После того как увидел на прибрежном песке след босой ноги и смекнул, что приплывали туземцы, лет семь-восемь шагу не ступал от своего жилища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16