Дом был нестандартной планировки, и квартира сто один располагалась на последнем, девятом этаже. Окна её, насколько я смог определить, смотрели во двор и не были освещены. Я прошёлся по двору, приглядываясь к машинам. Чёрного «мерседеса» Антона среди них не было, чего-либо подозрительного я также не заметил. Я настроился на долгое ожидание. Засада на Столяра вспоминалась теперь даже с удовольствием. Сейчас бы мне те условия…
А если он здесь уже не живёт? Или сегодня вообще не придёт — может, именно с ним Анжела уехала в загородный кемпинг, переждать, пока закончатся дурные события?
У меня не было ответов. Я был уверен, что дождусь своего, и старался думать о том, как буду его расспрашивать. Это меня согревало.
Время шло, но Антон так и не появлялся. После десяти часов начали гаснуть окна в доме. Машин во дворе поубавилось — владельцы отгоняли их на охраняемые стоянки. На меня никто внимания не обращал, и я радовался, что люди отучились реагировать на всё, что не касается их лично. Совсем недавно, в другой моей жизни, это меня бесило…
К половине двенадцатого всякое движение во дворе замерло. В доме светилось всего несколько окон на верхних этажах. Я рискнул подняться к квартире Антона. Приник ухом к холодной металлической двери и несколько секунд напряжённо прислушивался. Ничего. Я вызвал лифт и спустился вниз.
Чёткого плана действий у меня не было. Я рассчитывал на удачу и вдохновение. Если Антон явится не один, придётся отступить. И надо быть готовым к тому, что он может быть вооружён. Увидев меня, он не станет медлить и попытается воспользоваться оружием первым. Но мне не нужна перестрелка. Нужен друг Антон, целый, невредимый и способный к разговору. Идеальный вариант — если он приползёт пьяный.
Я остался стоять в подъезде, наблюдая за двором через маленькое окошко слева от двери. Повторялась ситуация со Столяром, только сейчас моей целью был не мордобой, а разговор. И у меня не было времени отложить встречу, если обстоятельства сложатся не в мою пользу. Только если уж карты лягут совсем не в цвет. Тогда крайний срок — завтра.
Ровно в полночь в дальнем углу двора начали взрывать петарды и пускать ракеты. Долго и громко. Настолько громко, что кто-нибудь из жильцов вполне мог позвонить в милицию. Я всматривался в темноту и, различив суетящиеся фигуры, проклинал их, как мог. Но мои проклятия не действовали, и в чёрное, густо усыпанное звёздами небо продолжали с ровными промежутками взмывать жёлтые и красные ракеты.
Через четверть часа, показавшуюся мне вечностью, всё стихло. Гогоча и матерясь, мимо дома прошествовали какие-то парни. Возле припаркованных машин они затеяли игру в снежки, а потом принялись бить пустые бутылки.
Завыла сигнализация одной из машин, я тоскливо подумал, что история повторяется.
Сигнализация вспугнула парней. Грохнув ещё пару бутылок, они зашли в угловой подъезд и больше не появлялись.
Через пару минут сирена смолкла. Наступила тишина, только в подвале дома капала из крана вода. Раньше, до ракет и взрывов, я не обращал на это внимания. Черт, лучше уж ракеты, чем этот монотонный мерзкий звук.
Я огляделся. Массивная деревянная дверь была приоткрыта, на ручке висел тяжёлый, округлой формы замок. Я подошёл ближе. В подвал вели широкие бетонные ступени. Достаточно чистые. Если спуститься на четыре или пять ступеней, можно наблюдать за входной дверью, оставаясь незамеченным.
Нет, я не зря надеялся на вдохновение и удачу…
На территории соседнего с моим отделения милиции был точно такой же, не типовой планировки, девятиэтажный жилой дом. И проживающий в этом доме тринадцатилетний ублюдок Костя, которому надоело вспарывать животы кошкам и отбирать деньги у младших, придумал оригинальный способ обогащения. В подъезде, между входной дверью и лестницей, была решётка, о которую, по замыслу строителей, надлежало вытирать ноги в грязную осеннюю погоду. Под решёткой была сделана яма глубиной почти в целый метр, куда эта самая грязь должна была падать. Решётка лежала на четырех упорах и, на взгляд нормального человека, была закреплена более чем надёжно. Костя удумал: чуть переставил решётку, она сохраняла прежний вид, а при самом незначительном на неё нажатии мгновенно переворачивалась и падала в яму вместе с наступившим на неё человеком. Пока ошалевший от неожиданности и боли человек пытался выбраться из ловушки, Костя срывал у него с головы шапку или отбирал сумку и убегал.
Я не сомневался, что Антон, возвращаясь домой, тщательно вытирает ноги.
Я попробовал сдвинуть решётку и остался доволен результатом. Должно сработать.
Я достал сигареты и обнаружил, что в пачке осталась всего одна штука. Хороший признак. Значит, он скоро явится.
Напротив подъезда остановилась белая «четвёрка». Новенькая, ещё без номеров и абсолютно чистая, несмотря на снег и грязь. Как будто её доставили с завода до ближайшего угла в контейнере. Открылась дверь, но водитель не вылезал, убирая что-то в салоне. Когда он выпрямился и выдернул из замка зажигания ключи, я узнал Антона.
Он был трезв и находился в хорошем настроении. Своё длинное пальто и костюм он сменил на короткую куртку с меховыми отворотами и джинсы. Причёска выглядела так, словно он только что от парикмахера, и, несмотря на расстояние, мне показалось, что я слышу запах дорогого одеколона.
Он вылез, держа в руке тяжёлый полиэтиленовый пакет. Насвистывая, запер дверь и не спеша пошёл к подъезду, любовно оборачиваясь на машину.
Машина была без сигнализации, и он не ставил никаких механических противоугонных устройств.
Видимо, заехал домой ненадолго.
Ему придётся задержаться.
Я наклонился и сменил положение решётки по методу недоноска Кости. Прыгнул к подвалу и бесшумно спустился на несколько ступеней. Осторожно, по миллиметру, притворил дверь, оставив маленькую щёлку.
Мне казалось, что грохот моего сердца и шум дыхания слышны на улице.
Куда же он пропал?
По моим расчётам он уже должен был появиться.
А если он подойдёт к решётке, усмехнётся, погрозит мне пальцем и перешагнёт через неё?
Глупости. Никуда он не денется.
Вот только куда же он пропал?
Как противно дрожат колени. И ладони не успеваю вытирать о пальто.
Ерунда. Ну куда же он, сука, делся!
Дверь распахнулась, и в подъезд, топая высокими, на толстой рифлёной подошве ботинками, чтобы сбить снег, вошёл Антон. Он смотрел под ноги и продолжал насвистывать что-то весёлое.
Я достал пистолет.
Он дважды пнул правым ботинком в стену, сбивая налипшую грязь.
Последний шаг.
Мне показалось, что он всё-таки собирается перешагнуть решётку.
Сука!
Левый ботинок опустился на металлические прутья. Решётка едва заметно шевельнулась, но Антон ещё не понял опасности. Он продолжал свистеть. Даже громче, чем на улице. И оторвал от земли правую ногу, перенося весь свой восьмидесятикилограммовый вес на левую. Качнулся в руке белый, набитый продуктами и выпивкой полиэтиленовый пакет, и в следующий миг Антон провалился в яму.
Я видел, как, переворачиваясь, тяжёлая решётка ребром рубанула его по ногам. Как исказилось от боли и побелело его лицо.
Он даже не успел уцепиться руками. От удара грудью о край бетонной ямы он закрыл глаза. Лопнула в пакете бутылка.
Я вылетел из своего укрытия и саданул рукояткой пистолета ему по затылку. В последний момент, разглядев, что он и так потерял сознание, я придержал руку.
Антон начал сползать. Вцепившись в скользкую кожу куртки, я с трудом выволок его наверх. Мертвенная бледность лица и неестественный изгиб правой ноги мне не понравились.
Белый пакет остался лежать на дне ямы. Запахло коньяком.
Схватив Антона под мышки, я поволок его к лифту. Я заблаговременно вызвал кабину на первый этаж.
Лишь бы никто сейчас не ввалился в подъезд.
Когда мы оказались в тесной, провонявшей мочой кабинке, я перевёл дыхание. И тут же выругался. Решётка. Надо было поставить её на место. Незачем калечить посторонних людей. Впрочем, подъезд хорошо освещён, чёрная яма видна издалека. Вряд ли кто-то в неё свалится. Но её лучше закрыть.
Лифт остановился, и, когда открылись двери, я лицом к лицу столкнулся с женщиной. Лет сорока, с властными чертами лица и в чёрной, безумно дорогой шубе. В руке она держала ключи от машины.
Я опомнился первым. Выволакивая его за плечи из лифта, я криво улыбнулся и пояснил:
— Вот, приехали с Антоном, а он в подъезде в какую-то яму провалился. Там какая-то сволочь решётку убрала…
— Да? — холодно переспросила женщина, вертя ключи между пальцев так, словно это был нож.
— Да. Вы осторожней, если туда едете…
— Не беспокойтесь. — Она зашла в кабину, продолжая сверлить меня недоверчивым взглядом, так смотрят женщины, облечённые властью. При коммунистах она была каким-нибудь комсомольским функционером, а потом организовала собственное дело. Я чувствовал, что ей очень хочется проверить мои документы. Это было написано у неё на лице.
Я дал ей понять взглядом, что не надо соваться не в свои дела. Она поняла. Сразу вспомнила, на какой этаж ей надо, и нажала кнопку. Пусть теперь звонит в милицию. Ломать бронированную дверь они не будут. Позвонят пару раз и уедут. Не сидеть же под дверью до утра, если кому-то не нравится, какие гости ходят к соседу. Может, мы влюблённые гомики и не хотим, чтобы нас тревожили, потому ни при каких обстоятельствах дверь открывать не будем. Кто хочет, может залезть в яму на первом этаже и обследовать содержимое брошенного мешка. Там он найдёт полное подтверждение того, что Антон собирался весело провести время с другом. Весело и, может быть, нетрадиционно.
Вот только нога мне его не нравилась.
Усадив Антона у стены, я быстро обшарил его карманы. Странно, никакого оружия у него не было. Даже перочинного ножа. Только пухлый «лопатник», документы и ключи. Огромная связка. От «жигулей», от «мерседеса», от квартиры и ещё от чего-то.
Я быстро справился с замками и затащил его в коридор. Убедившись, что он ещё без сознания, оставил его лежать и обошёл квартиру. Никого. И ничего подозрительного. Обычная двухкомнатная квартира, чистая, не сказать чтобы богато обставленная. Только вот аппаратура действительно дорогая, и на кухне множество каких-то приспособлений, мне не ведомых.
Я перетащил Антона в комнату, бросил посреди ковра и связал его же собственным брючным ремнём. Хотел стянуть и щиколотки, но с ногой у него было плохо, и я ограничился тем, что стянул до колен его джинсы. По крайней мере, бегать ему будет затруднительно.
Он был в забытьи, хрипло дышал, и я занялся детальным осмотром квартиры.
Открыв крышку секретера, я обнаружил две пары наручников и тут же воспользовался ими. Одной парой заменил ремень на запястьях Антона, а другой приковал его к батарее. Мне показалось, что он начал приходить в себя и пытался незаметно открыть глаза. Я стукнул его пистолетом по голове, и он опять отключился.
Я повыбрасывал все из шкафов и ящиков, три тысячи долларов новенькими стодолларовыми купюрами, не чинясь, положил себе в карман. Я был уверен, что в ближайшем будущем деньги понадобятся мне гораздо больше, чем Антону.
Я залез под ванну, перерыл туалетный шкаф сверху донизу, прошёлся по кухне, но результат был нулевым. Антон не хранил тут никакого компромата. У меня создалось впечатление, что в квартире этой он не жил постоянно, а пользовался, когда надо было от кого-то спрятаться.
Я вернулся в комнату, сел в кресло и занялся изучением его бумажника. Кроме пачки денег, которые также перекочевали в мой карман, я нашёл кучу разнообразных бумажек и с интересом стал их рассматривать.
Записной книжки у него не было. Какие-то бумажные обрывки, густо исписанные номерами автомашин, телефонами и адресами. Я просмотрел их бегло и отложил в сторону… Множество визитных карточек людей, занимавших разнообразнейшие посты и должности, в том числе и значительные по городским меркам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41