Я попробовал. Водка была хорошей, неразбавленной. Я опрокинул стакан.
— Ещё то же самое. — Бабко придвинул пустую посуду барменше.
— А я помню, чего вы брали? — ворчливо ответила она, но взяла с полки нужную бутылку и налила правильно.
— Спасибо, красавица, — с обычным своим каменным видом сказал Бабко, и барменша только фыркнула, продолжая перекладывать что-то у себя под стойкой. Спустя минуту она швырнула нам под нос тарелки с чуть разогретой пиццей.
— Бар «Не приходите снова», — пробормотал Бабко. — А свечи для того, чтобы грязь на тарелках не видели…
Барменша это услышала и замерла, подготавливая достойный ответ, но мой компаньон её чем-то смущал, и она ограничилась коротким презрительным взглядом.
— В следующий раз плюнет в водку, — предположил я, вертя в руке стакан.
— Сама её и выпьет. Давай!
Вторые сто грамм он проглотил столь же решительно и быстро. Споить меня, что ли, вздумал? Ну уж нет, я покажу, кто из нас настоящий разведчик! Я чуть отхлебнул и взялся за пиццу.
— Ты как на работу устроился? — спросил Бабко.
На этот счёт меня никто не инструктировал, и я решил говорить правду. Почти полную. Чтоб не запутаться.
— Так ты опер бывший, — протянул он удивлённо и даже с каким-то уважением. — А чем ты занимался?
— Всем понемногу. Кражи, грабежи, разбои… Все, начиная от хулиганки и заканчивая убийствами.
Раскрытиями убийств у нас занималась специальная группа при районном управлении, но пару раз мне случалось помогать им, и я не стал уточнять.
— А какое отделение было?
— Пятнадцатое. В Правобережном районе.
— А наркотиками приходилось заниматься?
— Конечно, — ответил я, пытаясь предугадать следующий вопрос.
Чтобы сделать паузу, я поднял стакан, жестом обозначил, что пью за его здоровье, и убавил содержимое на треть.
Поставив стакан, я чуть не поперхнулся. Пить за здоровье человека, которого собираешься подставить, и на его деньги. Ладно, был бы он убийцей или насильником, так я бы всю бутылку высосал и улыбался ему в глаза. Но в такой ситуации…
— А что бывает, если с наркотой ловят?
— Смотря какая наркота и сколько.
— Ну, травка, например.
Так, ещё немного, и он предложит мне совместно «раздавить косяк», а я схвачу его за рукав и закричу: «Полиция Майами!»
— Если по количеству хватит на уголовное дело, то посадят. А если нет, на первый раз штрафом отделаешься.
— А сколько надо, чтобы хватило?
— Марихуаны — меньше коробка. — Я пристально, насколько ещё мог, посмотрел на него. — Нездоровый у тебя интерес какой-то.
— Да нет, я ж не про себя. — Он покраснел и опустил голову. — Просто у меня приятель…
— Вася, хватит звенеть! Я про таких приятелей, знаешь, сколько раз слышал? Мне п…ть не надо, мне твои заморочки совсем не интересны.
Последние слова я произнёс таким тоном, что он должен был, как минимум, насторожиться. Но водка действовала и на него, и он ничего не заметил.
— А как вообще надо… Ну, что лучше делать, если попался?
— Вешаться, — усмехнулся я и отпил ещё немного.
— Нет, серьёзно! У меня приятель, мы раньше тренировались вместе…
— Да пошёл ты со своим приятелем! — обиделся я. — Не надо меня за идиота держать! Куришь — так кури на здоровье, мне какое дело? Что я сейчас, по 02, что ли, звонить стану?
Он подавленно молчал, и я великодушно выдал ему несколько советов, разработанных мною ещё в то время, когда я служил опером и знакомые приставали ко мне с подобными вопросами.
Бабко слушал внимательно, как будто собирался дома сесть за стол и заполнить конспект. Это меня порадовало. Как-никак, первый ученик.
Во время лекции я прикончил свой стакан, и Бабко немедленно заказал следующую дозу. Его порядком развезло, и теперь мне казалось, что сам я держусь намного лучше. Он раскраснелся, придвинулся ближе, и было похоже, что скоро начнётся хлопанье по плечу и пускание слез. Мне было хорошо. Все мои проблемы заволокло алкогольным туманом, я чувствовал прилив сил и открыто смотрел в лицо собеседника, а воспоминания об утреннем визите в его квартиру начисто выветрились.
Мы уничтожили третьи сто грамм. По замешательству Бабко я догадался, что деньги у него на пределе, и вывалил на стойку содержимое своего бумажника. На пару порций выпивки и дохлые салатики должно было хватить.
Про наркотики мы забыли и теперь трепались о всякой ерунде. Он рассказал, как три года назад, на соревнованиях, повредил связки на ноге, был вынужден продолжить схватку, явно побеждал своего соперника, но его засудили, и вскоре после этого он оставил спорт. Разговор перекинулся на нашу работу. Мы дружно охаяли Гостинку и Горохова персонально. Несмотря на то что выпили мы немало, я всё-таки уловил напряжение в голосе собеседника, когда мы заговорили о непосредственном нашем начальнике.
— Ты на дискотеке был? — неожиданно спросил Бабко. Увидев моё недоумение, он поспешил разъяснить: — Мы же охраняем их несколько штук…
— Да, попадал пару раз.
— Про «золотой поезд» слышал?
— Кино такое было… Только я, по-моему, и не смотрел его.
— Я не про кино! — Бабко досадливо поморщился. — Ты что, вообще про это ничего не знаешь?
— Про что — это?
— Ладно, тогда проехали…
Он поспешно перевёл разговор на другую тему.
В какой-то момент я отвлёкся и сумел оценить ситуацию со стороны. Я решил, что Бабко действительно хотел поговорить со мной о чём-то для него важном, потом напился и замкнулся, боясь наболтать лишнего. Мобилизовав всю свою деликатность, я задал несколько осторожных вопросов о его жене и их взаимоотношениях. Видимо, получилось это у меня не слишком аккуратно, всё-таки алкоголь — плохой тут советчик.
Бабко посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом, помолчал и негромко сказал, положив руку мне на плечо:
— Федор, ты хороший парень… Ты мне сразу понравился! Но давай об этом потом, по трезвянке. Хорошо? Только без обид!
Он допил остаток водки, ковырнул вилкой в салате и раздражённо оттолкнул тарелку. Вздохнул, посмотрел на опустевшие стаканы из-под сока.
— На кофе у нас ничего не осталось?
Я развёл руками.
— Плохо. Извини, Федя, так не поступают, но я пошёл. Надо спешить.
Я чуть не проколол вилкой себе щеку. Сказать мне было нечего, и я только выдавил идиотское:
— Бросаешь меня, значит?
— Угу. Не маленький, сам домой доберёшься. Пока, до завтра.
Я пожал его руку, он спрыгнул с табурета и пошёл к выходу. Походка и движения его оказались чёткими, в отличие от меня, когда, спустя несколько минут, я двинулся тем же маршрутом.
На улице, недалеко от бара, шла потасовка. Дрались без обычных криков и ругани, тихо и квалифицированно. Стоявшие у тротуара иномарки с распахнутыми дверями и включёнными фарами подтверждали, что это не обычная уличная драка. Зрителей не было, наоборот, прохожие торопились перейти на другой тротуар и побыстрее миновать опасное место. Я последовал их благоразумному примеру.
Во мне ещё осталось что-то от прежнего опера. Сделав несколько шагов, я остановился и закурил. Щёлкнув зажигалкой, скосил глаза и рассмотрел номера машин. к878ТА и ш015ВВ. Они ничего мне не говорили, и я забыл о них.
Лучше бы мне никогда их не вспоминать.
Дома я поставил на плиту чайник и тут же позабыл о нём. Взял телефон, плюхнулся в кресло и набрал номер Натальи.
— Привет! Чего делаешь? — радостно спросил я, услышав её голос.
— Читаю, — немного помедлив, ответила она. — А ты по-прежнему пьёшь?
— Пьют алкоголики. Подумаешь, выпили с приятелем по сто грамм после работы.
— У тебя уже и приятели новые появились?
— А что мне, бегать от них? Как-никак работаем вместе.
— У меня такое ощущение, что ты сторожем на винный склад устроился. В милиции ты тоже пил, но хоть не так часто!
— Так там платили меньше.
— А здесь тебе зарплату бутылками выдают?
Я промолчал.
— Да, дальше. Какая у тебя перспектива? Не забыл ещё такого слова?
Мне хотелось закончить разговор миролюбиво.
— Послушай, Наташа, я ведь и раньше выпивал, и перспективы у меня и тогда никакой особой не было. Но тогда это все тебя так не волновало. Что же сейчас-то случилось? Здесь хоть платят прилично.
— За что? За то, что в воротах билеты раздаёшь?
— А что тут такого? Что я, по-твоему, всю жизнь должен в тюрьму кого-то сажать? Я не понимаю, чего ты добиться хочешь?
Она опять начала меня раздражать. Вместо того, чтобы поддержать в трудный период, лезет со своими бабскими капризами. Когда я был опером, её тоже многое в моей работе не устраивало, но тогда обходилось без скандалов и истерик, а критика её была, что называется, конструктивной. Я даже обсуждал с ней какие-то служебные дела и прислушивался к её мнению. А сейчас? То — плохо, это — бесперспективно. Наверное, сидеть безработным очень перспективно.
— Я просто понять тебя хочу!
Ну вот, опять красивые и бессмысленные слова. Как в мексиканской мелодраме.
— Федор, ты не чувствуешь, что сильно изменился?
— Нет, Наташенька, самому странно. Все вот чувствуют, а я, извини, ослеп.
Что-то пробормотав, она бросила трубку. Я испытал облегчение, услышав короткие гудки. Потом, когда все наладится, разберёмся, если захочется…
Такая мысль впервые пришла мне в голову, и я долго сидел, раздумывая, пока не понял, что на кухне отчаянно свистит чайник.
Утром я собирался на работу с тяжёлым сердцем. Я вспомнил вторжение в квартиру Бабко, а потом нашу с ним пьянку, и мне стало противно за себя.
С самого утра меня одолевало неприятное предчувствие. Что-то нехорошее должно было случиться.
Я встал вовремя и мог бриться не торопясь, но умудрился трижды порезать подбородок безопасным станком. Я грустно смотрел в зеркало, и мне хотелось сказать самому себе: «До чего же ты дошёл, бывший опер?»
Я вышел на улицу, и свежий, морозный воздух принёс мне решение. Хрустел под подошвами нелюбимый мной снег, а порывы ветра обжигали лицо. Я чувствовал, как спадает владевшее мной напряжение.
Бабко — наркоман. Я твёрдо был уверен, что он курит «травку», и достаточно часто. Косвенные улики порой убедительнее прямых, и кроме того, я доверял своей интуиции. А раз так, то я могу согласиться с Марголиным, что он не должен работать в фирме.
Странно, после визита в квартиру моё отношение к Бабко переменилось. Возникло нечто вроде симпатии. Или виной тому неловкость, испытанная мной, когда я рылся в его вещах и разглядывал фотографии?
Я решил сегодня же, использовав удобный момент, переговорить с Бабко и убедить его уволиться самому, не дожидаясь неприятных последствий. Я не сомневался, что у меня это получится. В своё время удавалось уговаривать и «колоть» и более крепких типов.
Я шагал к остановке, не обращая внимания на ветер, был уверен в успехе. И ошибался.
На инструктаже у Горохова Бабко сидел далеко от меня, как обычно, размеренно жевал резинку и временами прикрывал глаза с видом крайнего утомления. Витя в то утро, наоборот, был в ударе, говорил много и красноречиво и, в общем-то, ни о чём. Из услышанного запомнилось несколько свежих анекдотов.
Бабко одним из первых нацепил свою пятнистую безрукавку и бодро двинулся к нашей арке. Проходя мимо, он мазнул по мне безразличным взглядом, и я на мгновение замер, подумав о том, не является ли моё задание очередной, более глубокой проверкой? Поразмыслив, я отбросил сомнения и вернулся к своему плану. Он казался мне безупречным. Совесть моя будет чиста, и по работе никто не сможет предъявить претензий.
Мы выстроились под аркой, ожидая, пока Горохов уедет. Бабко стоял на другом конце шеренги и не делал никаких попыток приблизиться, так что я топтался рядом с отставным мичманом, мало прислушиваясь к его болтовне о вчерашнем хоккейном матче.
Примерно через час чёрная «девятка» Горохова с рёвом пролетела мимо нас, старый мичман отпустил в его адрес какую-то непонятную мне остроту, и мы стали расходиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41