Юрьев ждал. Голоса становились все громче, и наконец Игорь увидел двух парней, подошедших к распахнутым дверцам фургона.
— О! Гляди, бля, оклемался! — обрадовался тот, который переспал с мулаткой. Он был одет только в синие спортивные брюки и кроссовки на огромных воздушных баллонах, мускулистый торс покрывали жёсткие чёрные волосы и разводы цветных татуировок, а лицо могло выдержать прямое попадание торпеды.
Второй, менее высокий, но такой же широкоплечий, одетый в полосатую футболку и голубые джинсы, молча кивнул.
— Слушай, Зуб, сходи позови Толстого, а я пока поговорю с человеком, объясню, как он не прав, — распорядился татуированный и легко запрыгнул в фургон. Казалось, пол прогибается под тяжестью огромных ног в кроссовках с развязанными шнурками.
— Ну чего, козёл, совсем обалдел? — добродушно спросил татуированный, присаживаясь на корточки рядом с Игорем. — Место своё забыл, а, гнида парашная?
— Р-ребята, это ошибка, — пробормотал Игорь, и громадный, покрытый волосами кулак врезался ему в подбородок. Тёплая кровь потекла из разбитых губ и закапала на белоснежную рубашку.
— Ха, козёл, — почти ласково проговорил татуированный. — Кто ж тебе тут ребята? Охренел совсем, да?
— Вы ошиблись, — упрямо пробормотал Игорь и зажмурился, ожидая следующего удара. Но его не последовало.
— Да ты че? В чём это мы ошиблись, а, дядя? — Собеседник покрутил головой и убеждённо проговорил: — Нет, это ты ошибся. Офигенно ошибся. Только, наверное, ещё не понял. Да?
— Там, в пиджаке, паспорт. Посмотри… те, — заикаясь, предложил Игорь.
— Ну и че? У меня этих паспортов вощ-ще штук десять!
Тем не менее татуированный залез во внутренний карман его пиджака, разорвал подкладку и вытащил бумажник и паспорт.
— Извини! — татуированный раскрыл документы, полистал и вопросительно посмотрел на Юрьева. — Ну и че? В чём мы ошиблись-то, а? Гонишь, дядя. Нехорошо!
Для убедительности он врезал Игорю раскрытой ладонью по уху. Игорь вскрикнул от боли и неожиданно понял, что эти, неизвестно кто, не ошиблись и нужен им действительно именно он. В голове завертелись самые неожиданные предположения.
— Ха, а чего ты такой бедный-то? — поразился татуированный, презрительно изучая содержимое изъятого бумажника. — А говорили, ты коммерсант. Какой же ты коммерсант, если с тебя и взять-то нечего?
Брезгливо вытянув из кармашка затёртую десятидолларовую купюру, он шлёпнул ею Игорю по носу и засунул её за воротник его рубашки. Подошли ещё двое — Зуб и, очевидно, Толстый.
— Гога, иди погуляй. Я сам с человеком поговорю, — распорядился последний, и татуированный Гога, отвесив на прощание Игорю ещё одну оплеуху, вышел из фургона.
— Пошли, Зубик, покурим, — предложил он, пропадая из поля зрения.
Вова встал перед Игорем, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
— Чего, мужик, делать с тобой будем? Кончать тебя или как?
— За что сразу кончать-то?
— Как за что? Деньги берём, а отдавать не хотим?
— Какие деньги? — удивился Юрьев, в первый момент действительно не поняв, о чём идёт речь. — Я всегда все отдаю.
— Это хорошо, что ты всегда все отдаёшь. — Вова склонился к Игорю, опершись руками о колени. — Только вот не всем, не всем! Аллочку-учительницу помнишь?.. Ага, вижу, что вспомнил! Сколько ты ей должен?
— Н-нисколько.
— Нисколько? Совсем нисколько? — изумился Вова и, схватив Игоря за галстук, припечатал головой о стенку фургона. — Сука дешёвая, ты с кем играть вздумал, педик! Да я тебя сейчас в задницу сделаю!
Обутая в мягкий замшевый ботинок нога Вовы поднялась, на секунду замерла в воздухе, определяя цель, а потом резко обрушилась на промежность Игоря. Тот заорал от нестерпимой вяжущей боли и безысходности и получил ещё два удара под ребра. Вова разжал пальцы, и тело Юрьева мешком обвалилось ему под ноги.
Солнечная Болгария и тёплая Анапа остались где-то далеко, в другом, более добром мире.
— Хватит орать, гнида, — брезгливо проговорил Вова, отступая на шаг и приглаживая волосы. — Или мне Гогу позвать? Ты ему очень понравился. В последний раз спрашиваю, сколько ты ей должен?
— Я сейчас все объясню!
Вова повторил удар ногой.
— Хватит орать, я сказал! Ты понимаешь, с кем разговариваешь? Не понимаешь! Так тебе и понимать-то ещё рано, у тебя понималка ещё короткая, не отросла! Алла со мной работает, ясно? Так сколько ты ей должен?
— Пятьсот! Пятьсот баксов!
— И когда, говоришь, отдашь?
— Завтра. Отпустите, я завтра все отдам, у меня есть!
— О-пус-тить, говоришь? — театрально удивился Вова. — Ну, если ты так просишь, то пожалуйста. Гога!
— Нет! — заверещал Игорь, елозя голым задом по металлическому полу. — Не надо, ну пожалуйста, не надо, я прошу!
Мощный удар по затылку оборвал крик. Потом наступила пауза — Вова прикуривал сигарету. Игорь лежал, забившись в угол, не чувствуя боли от впившихся наручников и сжимая ягодицы. Его трясло. В голове проносился вихрь мыслей — от неуместной о том, что «накрылся» его отдых на курорте, и до запоздалой: откуда у этой шлюхи такие друзья?
— Чего ж ты раньше-то не отдал? — вроде бы спокойно поинтересовался Вова, присаживаясь на корточки. — Видишь теперь, сколько проблем ты себе создал? Заметь — сам себе создал. Твоё дело — детям азбуку преподавать, а ты куда полез, бизнесмен хренов! Согласен?
— Д-да.
— Вот видишь, все, оказывается, понимаешь. Так почему вовремя не отдал? В милицию, говоришь, надо обращаться?
— Я… Я думал, что ничего ей не должен.
— Во как! — удивился Вова и щелчком стряхнул пепел на голову собеседника. — Значит, брать — брал, а отдавать не надо. Ты чего, мужик, крутой, что ли?
— Нет, ну какой я крутой… Я из-за неё эти деньги потерял.
— Ну, дружище, это твои проблемы. Вот и шёл бы сам в ментовку!
— Я всё понял.
— Точно понял? Ещё объяснять не надо? Во сколько завтра отдашь?
— Утром, когда скажете.
— И сколько ты отдавать собираешься?
Игорь молчал, и тогда Вова, стряхнув пепел, коснулся кончиком сигареты обнажённого бедра.
— Ты чего, считаешь так долго, что ли? Или все ещё не понимаешь чего-то? Не стесняйся, спрашивай, а то сейчас уже Гога придёт, а он много говорить не любит. Так вот, пять сотен ты должен Алле. А мне, за то, что я время теряю, тебе о долгах твоих же напоминаю, ты ничего не должен? Должен! Так что ещё пять сотен — мне, за работу. Справедливо, да?
— У меня нет таких денег.
— Найдёшь! — Вова многозначительно покрутил дымящейся сигаретой перед глазами Игоря. — Разве это деньги? Я же у тебя не миллион баксов прошу. Верно? «Штука» — это немного… Квартира ведь дороже будет, так? Или твоя жизнь. Или девственность. Можешь выбирать, я тебя больше уговаривать не стану!
Сделав рукой широкий жест, Вова провёл сигаретой по лбу Игоря.
— Я заплачу, — Юрьев всхлипнул. — Я завтра расплачусь, честное слово!
— Правильно, — одобрил Вова, выбрасывая наконец окурок и доставая из кармана мятый лист почтовой бумаги. — Я вижу, ты очень разумный человек. Сейчас мы оформим наши отношения юридически. Ты ведь у нас любитель законности, вот и пиши расписку. На тысячу баксов. У нас тут и свидетели есть независимые. Пиши, пиши!.. Э-э, тормози, ты чего пишешь? Не баксов, а долларов, ишак!
Юрьев дописал. Гога и Зуб поставили свои закорючки внизу, и Вова, вложив расписку в паспорт Игоря, убрал все это в свой карман.
— Видишь, как здорово! Значит, договорились: завтра утром, в девять, я подъезжаю к твоему дому, ты отдаёшь деньги и получаешь свой паспорт. С распиской. Можешь для интереса сходить к ментам. Только интерес этот тебе дорого встанет. Они тебя на х… пошлют, а сумма утроится. Я ведь все равно об этом узнаю, у нас везде свои люди. Можешь попробовать из города сдёрнуть. Только я тебя все равно найду, и тогда точно в задницу сделаю, никакими деньгами не откупишься. Понял? Ну и отлично. Я поехал. Пацаны тут ещё с тобой немного побеседуют, объяснят, что почём и сколько с нами пошутить стоит. До завтра! И сильно не переживай, деньги штука такая: то они есть, а то их нет. Но у кого-то они есть всегда. До дома тебя подкинут, о'кей!
Проходя мимо Гоги, Вова озабоченно сказал:
— Не очень сильно, пожалуйста, чтобы он хотя бы завтра до обеда ходить мог.
Гога понимающе кивнул и взглянул на Игоря с таким видом, будто собирался «подбросить» его до дома одним ударом.
* * *
Поспав дома несколько часов, помывшись и плотно пообедав, к четырнадцати тридцати Николаев вернулся в своё отделение. До двадцати трех часов ему предстояло дежурить по заявкам: принимать посетителей и выезжать на места происшествий по сообщениям граждан.
Доценко в своём кабинете усердно «колол» какого-то наркомана — грязного парня лет двадцати, в рваных джинсах и майке с яркими надписями. Увидев Николаева, Доценко наручниками прицепил наркомана к столу, сунул ему под нос чистый лист бумаги с авторучкой и вышел в коридор.
— Привет, Леха! Новости знаешь?
— А чего ещё случилось?
— Следачка возбудила дело по Джону за хранение наркоты, выписала обыск. Мы с Юриком слетали к нему на хату. Знаешь, чего там наковыряли? На антресолях нашли самопальный револьвер под «мелкашку» и магазин от ПМ с шестью патронами. А в кладовке, среди барахла, валялась магнитола автомобильная, цифровик. Неисправная, правда. Представляешь, проверили по номерам, и оказалось — с грабежа. В ноябре того года, в Центральном районе. Бизнесмену двинули по башке, отобрали почти две «тонны» баксов, золотую «гайку», цепь и магнитолу из машины выдернули. Я уже звонил ребятам в Центральный. По приметам, которые «терпила» даёт, наш Джонни очень даже «катит». Я завтра хочу в ИВС поехать, покрутить его как следует.
Так и получилось. Доценко удалось «раскрутить» Джона. Оказалось, деньги, необходимые для организации своего дела, он добывал грабежами. Работал строго по наводке и «бомбил» только тех, у кого действительно было что взять. Он смог припомнить и рассказать семь эпизодов. По трём, как выяснилось, заявления не поступали. В двух случаях потерпевшими были иностранцы-предприниматели из Италии и Венгрии, давно уехавшие к себе на родину. Таким образом, следствию удалось «закрепить» только два эпизода, но в суде один «рассыпался»: по непонятным причинам потерпевший изменил свои первоначальные показания и заявил, что подсудимого не опознает и совсем не уверен, что именно он его ограбил.
Судили Джона по трём статьям. За совершение грабежа, причинившего потерпевшему значительный материальный ущерб, за хранение марихуаны и за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов. Суд состоялся в конце декабря, и Новый год Джон встретил в одной из колоний в Тамбовской области, где ему предстояло провести несколько ближайших лет.
Переговорив и выкурив по сигарете, оперы разошлись по своим кабинетам. Доценко отправился дальше «колоть» своего наркомана, а Николаев сел приводить в порядок свои дела и ожидать вызовов.
Первый посетитель появился только через три часа. С заявлением о вымогательстве. Выслушав бесконечно запутанную историю, начало которой относилось аж к 1990 году и многие участники которой успели поменять свои адреса или даже умереть, Николаев вздохнул и без всякого энтузиазма начал инструктировать посетителя. Дело было откровенно бесперспективным. Всё, что можно — квартиру, машину и деньги, — у мужика уже отобрали, и вернуть его имущество обратно было ровно столько шансов, сколько доказать наличие состава преступления в действиях вымогателей, то есть практически нуль. В лучшем случае все свелось бы к статье двухсотой уголовного кодекса (самоуправство), предусматривающей в качестве максимальной меры наказания нечто чуть более серьёзное, чем подзатыльник. Мужику прийти бы года полтора назад, а так… Дождался, пока отдавать стало нечего, кроме комнаты в коммуналке и дивана с клопами, и решил бороться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— О! Гляди, бля, оклемался! — обрадовался тот, который переспал с мулаткой. Он был одет только в синие спортивные брюки и кроссовки на огромных воздушных баллонах, мускулистый торс покрывали жёсткие чёрные волосы и разводы цветных татуировок, а лицо могло выдержать прямое попадание торпеды.
Второй, менее высокий, но такой же широкоплечий, одетый в полосатую футболку и голубые джинсы, молча кивнул.
— Слушай, Зуб, сходи позови Толстого, а я пока поговорю с человеком, объясню, как он не прав, — распорядился татуированный и легко запрыгнул в фургон. Казалось, пол прогибается под тяжестью огромных ног в кроссовках с развязанными шнурками.
— Ну чего, козёл, совсем обалдел? — добродушно спросил татуированный, присаживаясь на корточки рядом с Игорем. — Место своё забыл, а, гнида парашная?
— Р-ребята, это ошибка, — пробормотал Игорь, и громадный, покрытый волосами кулак врезался ему в подбородок. Тёплая кровь потекла из разбитых губ и закапала на белоснежную рубашку.
— Ха, козёл, — почти ласково проговорил татуированный. — Кто ж тебе тут ребята? Охренел совсем, да?
— Вы ошиблись, — упрямо пробормотал Игорь и зажмурился, ожидая следующего удара. Но его не последовало.
— Да ты че? В чём это мы ошиблись, а, дядя? — Собеседник покрутил головой и убеждённо проговорил: — Нет, это ты ошибся. Офигенно ошибся. Только, наверное, ещё не понял. Да?
— Там, в пиджаке, паспорт. Посмотри… те, — заикаясь, предложил Игорь.
— Ну и че? У меня этих паспортов вощ-ще штук десять!
Тем не менее татуированный залез во внутренний карман его пиджака, разорвал подкладку и вытащил бумажник и паспорт.
— Извини! — татуированный раскрыл документы, полистал и вопросительно посмотрел на Юрьева. — Ну и че? В чём мы ошиблись-то, а? Гонишь, дядя. Нехорошо!
Для убедительности он врезал Игорю раскрытой ладонью по уху. Игорь вскрикнул от боли и неожиданно понял, что эти, неизвестно кто, не ошиблись и нужен им действительно именно он. В голове завертелись самые неожиданные предположения.
— Ха, а чего ты такой бедный-то? — поразился татуированный, презрительно изучая содержимое изъятого бумажника. — А говорили, ты коммерсант. Какой же ты коммерсант, если с тебя и взять-то нечего?
Брезгливо вытянув из кармашка затёртую десятидолларовую купюру, он шлёпнул ею Игорю по носу и засунул её за воротник его рубашки. Подошли ещё двое — Зуб и, очевидно, Толстый.
— Гога, иди погуляй. Я сам с человеком поговорю, — распорядился последний, и татуированный Гога, отвесив на прощание Игорю ещё одну оплеуху, вышел из фургона.
— Пошли, Зубик, покурим, — предложил он, пропадая из поля зрения.
Вова встал перед Игорем, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
— Чего, мужик, делать с тобой будем? Кончать тебя или как?
— За что сразу кончать-то?
— Как за что? Деньги берём, а отдавать не хотим?
— Какие деньги? — удивился Юрьев, в первый момент действительно не поняв, о чём идёт речь. — Я всегда все отдаю.
— Это хорошо, что ты всегда все отдаёшь. — Вова склонился к Игорю, опершись руками о колени. — Только вот не всем, не всем! Аллочку-учительницу помнишь?.. Ага, вижу, что вспомнил! Сколько ты ей должен?
— Н-нисколько.
— Нисколько? Совсем нисколько? — изумился Вова и, схватив Игоря за галстук, припечатал головой о стенку фургона. — Сука дешёвая, ты с кем играть вздумал, педик! Да я тебя сейчас в задницу сделаю!
Обутая в мягкий замшевый ботинок нога Вовы поднялась, на секунду замерла в воздухе, определяя цель, а потом резко обрушилась на промежность Игоря. Тот заорал от нестерпимой вяжущей боли и безысходности и получил ещё два удара под ребра. Вова разжал пальцы, и тело Юрьева мешком обвалилось ему под ноги.
Солнечная Болгария и тёплая Анапа остались где-то далеко, в другом, более добром мире.
— Хватит орать, гнида, — брезгливо проговорил Вова, отступая на шаг и приглаживая волосы. — Или мне Гогу позвать? Ты ему очень понравился. В последний раз спрашиваю, сколько ты ей должен?
— Я сейчас все объясню!
Вова повторил удар ногой.
— Хватит орать, я сказал! Ты понимаешь, с кем разговариваешь? Не понимаешь! Так тебе и понимать-то ещё рано, у тебя понималка ещё короткая, не отросла! Алла со мной работает, ясно? Так сколько ты ей должен?
— Пятьсот! Пятьсот баксов!
— И когда, говоришь, отдашь?
— Завтра. Отпустите, я завтра все отдам, у меня есть!
— О-пус-тить, говоришь? — театрально удивился Вова. — Ну, если ты так просишь, то пожалуйста. Гога!
— Нет! — заверещал Игорь, елозя голым задом по металлическому полу. — Не надо, ну пожалуйста, не надо, я прошу!
Мощный удар по затылку оборвал крик. Потом наступила пауза — Вова прикуривал сигарету. Игорь лежал, забившись в угол, не чувствуя боли от впившихся наручников и сжимая ягодицы. Его трясло. В голове проносился вихрь мыслей — от неуместной о том, что «накрылся» его отдых на курорте, и до запоздалой: откуда у этой шлюхи такие друзья?
— Чего ж ты раньше-то не отдал? — вроде бы спокойно поинтересовался Вова, присаживаясь на корточки. — Видишь теперь, сколько проблем ты себе создал? Заметь — сам себе создал. Твоё дело — детям азбуку преподавать, а ты куда полез, бизнесмен хренов! Согласен?
— Д-да.
— Вот видишь, все, оказывается, понимаешь. Так почему вовремя не отдал? В милицию, говоришь, надо обращаться?
— Я… Я думал, что ничего ей не должен.
— Во как! — удивился Вова и щелчком стряхнул пепел на голову собеседника. — Значит, брать — брал, а отдавать не надо. Ты чего, мужик, крутой, что ли?
— Нет, ну какой я крутой… Я из-за неё эти деньги потерял.
— Ну, дружище, это твои проблемы. Вот и шёл бы сам в ментовку!
— Я всё понял.
— Точно понял? Ещё объяснять не надо? Во сколько завтра отдашь?
— Утром, когда скажете.
— И сколько ты отдавать собираешься?
Игорь молчал, и тогда Вова, стряхнув пепел, коснулся кончиком сигареты обнажённого бедра.
— Ты чего, считаешь так долго, что ли? Или все ещё не понимаешь чего-то? Не стесняйся, спрашивай, а то сейчас уже Гога придёт, а он много говорить не любит. Так вот, пять сотен ты должен Алле. А мне, за то, что я время теряю, тебе о долгах твоих же напоминаю, ты ничего не должен? Должен! Так что ещё пять сотен — мне, за работу. Справедливо, да?
— У меня нет таких денег.
— Найдёшь! — Вова многозначительно покрутил дымящейся сигаретой перед глазами Игоря. — Разве это деньги? Я же у тебя не миллион баксов прошу. Верно? «Штука» — это немного… Квартира ведь дороже будет, так? Или твоя жизнь. Или девственность. Можешь выбирать, я тебя больше уговаривать не стану!
Сделав рукой широкий жест, Вова провёл сигаретой по лбу Игоря.
— Я заплачу, — Юрьев всхлипнул. — Я завтра расплачусь, честное слово!
— Правильно, — одобрил Вова, выбрасывая наконец окурок и доставая из кармана мятый лист почтовой бумаги. — Я вижу, ты очень разумный человек. Сейчас мы оформим наши отношения юридически. Ты ведь у нас любитель законности, вот и пиши расписку. На тысячу баксов. У нас тут и свидетели есть независимые. Пиши, пиши!.. Э-э, тормози, ты чего пишешь? Не баксов, а долларов, ишак!
Юрьев дописал. Гога и Зуб поставили свои закорючки внизу, и Вова, вложив расписку в паспорт Игоря, убрал все это в свой карман.
— Видишь, как здорово! Значит, договорились: завтра утром, в девять, я подъезжаю к твоему дому, ты отдаёшь деньги и получаешь свой паспорт. С распиской. Можешь для интереса сходить к ментам. Только интерес этот тебе дорого встанет. Они тебя на х… пошлют, а сумма утроится. Я ведь все равно об этом узнаю, у нас везде свои люди. Можешь попробовать из города сдёрнуть. Только я тебя все равно найду, и тогда точно в задницу сделаю, никакими деньгами не откупишься. Понял? Ну и отлично. Я поехал. Пацаны тут ещё с тобой немного побеседуют, объяснят, что почём и сколько с нами пошутить стоит. До завтра! И сильно не переживай, деньги штука такая: то они есть, а то их нет. Но у кого-то они есть всегда. До дома тебя подкинут, о'кей!
Проходя мимо Гоги, Вова озабоченно сказал:
— Не очень сильно, пожалуйста, чтобы он хотя бы завтра до обеда ходить мог.
Гога понимающе кивнул и взглянул на Игоря с таким видом, будто собирался «подбросить» его до дома одним ударом.
* * *
Поспав дома несколько часов, помывшись и плотно пообедав, к четырнадцати тридцати Николаев вернулся в своё отделение. До двадцати трех часов ему предстояло дежурить по заявкам: принимать посетителей и выезжать на места происшествий по сообщениям граждан.
Доценко в своём кабинете усердно «колол» какого-то наркомана — грязного парня лет двадцати, в рваных джинсах и майке с яркими надписями. Увидев Николаева, Доценко наручниками прицепил наркомана к столу, сунул ему под нос чистый лист бумаги с авторучкой и вышел в коридор.
— Привет, Леха! Новости знаешь?
— А чего ещё случилось?
— Следачка возбудила дело по Джону за хранение наркоты, выписала обыск. Мы с Юриком слетали к нему на хату. Знаешь, чего там наковыряли? На антресолях нашли самопальный револьвер под «мелкашку» и магазин от ПМ с шестью патронами. А в кладовке, среди барахла, валялась магнитола автомобильная, цифровик. Неисправная, правда. Представляешь, проверили по номерам, и оказалось — с грабежа. В ноябре того года, в Центральном районе. Бизнесмену двинули по башке, отобрали почти две «тонны» баксов, золотую «гайку», цепь и магнитолу из машины выдернули. Я уже звонил ребятам в Центральный. По приметам, которые «терпила» даёт, наш Джонни очень даже «катит». Я завтра хочу в ИВС поехать, покрутить его как следует.
Так и получилось. Доценко удалось «раскрутить» Джона. Оказалось, деньги, необходимые для организации своего дела, он добывал грабежами. Работал строго по наводке и «бомбил» только тех, у кого действительно было что взять. Он смог припомнить и рассказать семь эпизодов. По трём, как выяснилось, заявления не поступали. В двух случаях потерпевшими были иностранцы-предприниматели из Италии и Венгрии, давно уехавшие к себе на родину. Таким образом, следствию удалось «закрепить» только два эпизода, но в суде один «рассыпался»: по непонятным причинам потерпевший изменил свои первоначальные показания и заявил, что подсудимого не опознает и совсем не уверен, что именно он его ограбил.
Судили Джона по трём статьям. За совершение грабежа, причинившего потерпевшему значительный материальный ущерб, за хранение марихуаны и за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов. Суд состоялся в конце декабря, и Новый год Джон встретил в одной из колоний в Тамбовской области, где ему предстояло провести несколько ближайших лет.
Переговорив и выкурив по сигарете, оперы разошлись по своим кабинетам. Доценко отправился дальше «колоть» своего наркомана, а Николаев сел приводить в порядок свои дела и ожидать вызовов.
Первый посетитель появился только через три часа. С заявлением о вымогательстве. Выслушав бесконечно запутанную историю, начало которой относилось аж к 1990 году и многие участники которой успели поменять свои адреса или даже умереть, Николаев вздохнул и без всякого энтузиазма начал инструктировать посетителя. Дело было откровенно бесперспективным. Всё, что можно — квартиру, машину и деньги, — у мужика уже отобрали, и вернуть его имущество обратно было ровно столько шансов, сколько доказать наличие состава преступления в действиях вымогателей, то есть практически нуль. В лучшем случае все свелось бы к статье двухсотой уголовного кодекса (самоуправство), предусматривающей в качестве максимальной меры наказания нечто чуть более серьёзное, чем подзатыльник. Мужику прийти бы года полтора назад, а так… Дождался, пока отдавать стало нечего, кроме комнаты в коммуналке и дивана с клопами, и решил бороться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43