Ограбление виделось беспредельным кошмаром. Лучше всего не покидать
квартиру круглосуточно, ма, хотел втолковать сын, но холодильник не
набьешь на три с половиной сотни суток; заточение в одиночке, набитой
блистательным скарбом отпадало.
...Последние поцелуи, всхлипы у лифта, фальшивое тепло в глазах жены,
шарящих по чемоданам и сумкам - не забыто ли самое важное? - неловкие
похлопывания, смазанные лобзания, объятия...
Таксист любезен, глаз наметан: видит кого и по какой надобности
доставляет. Ленинградское шоссе, нырок под землю у пенала на развилке с
Волоколамкой, ежи на выезде из города, поворот направо под указатель
Шереметьево-2... бесшумно раздвигающиеся матовые двери, нежный перезвон,
разноязычные дикторские сообщения, смешение народов, костюмов, носильщики,
подторговывающие тележками, жрицы любви в ритуалах проводов и встреч,
особенный дух предбанника в мир иной. Таможня, взвешивание поклажи,
паспортный контроль, путепроводная кишка, твое кресло под номером,
означенным на билете.
Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу. Замер. Взревели
двигатели, махина дрогнула, не решаясь начать бег, и пошла, пошла...
Пилот напомнил себе, что преждевременный подъем на большой угол,
задирание носа приводит к росту лобового сопротивления, следовательно, к
существенному увеличению взлетной дистанции, пилота волновали
своевременность и темп подъема передней ноги...
Шпындро волнения покинули - из салона не вытянешь, улетела птичка.
Лениво поглядывал в иллюминатор. Жена рядом запустила руки по локоть в
сумку, перебирая неведомое.
По пыльной площади подмосковного поселка полз бульдозер, и Мордасов
прилип к окну, желая обозревать уничтожение бронзового пионера.
Шпындро сетовал, чуть подтрунивая над собой: жаль, выручка от
распродажи легла не на его счет.
Армированное, тысячекратно проклепанное, дико ревущее чудище
оторвалось от земли.
Шпындро косился на уплывающие назад разноцветные заплаты полей,
лесов, дачных участков, пустошей. Как раз под брюхом самолета серела
неузнаваемая с высоты пыльная площадь, еще хранившая куски краски с капота
машины, задетой грузовиком, подкравшимся с бывшей Алилуйки, ныне Ударного
труда; по засохшим колеям грязи полз бульдозер с явно враждебными
намерениями касательно бронзового пионера.
Мордасов не сомневался: с первым ударом бульдозера в постамент
закончится важная пора его жизни.
Настурция Робертовна Притыка не желала услаждать взор казнью посреди
площади.
Мордасов прижался к стеклу в подтеках от давних дождей, глубокие
трещины побежали по аляповатому бронзовому покрытию, монумент с мешком на
шее и плечах скорбно качнулся, будто желая зацепиться за небо, и
рассыпался в прах.
Двойника бронзового пионера самолет увлекал в высь. Выездному
расплата не грозила. Безгрешный Шпындро - краса анкетных граф, гордость
личных дел и компъютерных памятей - возносился к небесам, оставляя далеко
внизу горку искрошенного гипса; глыбу гранита на заднем дворе пятистенка,
отобранную Мордасовым на памятник бабуле; магазинчик на площади, ресторан
и станцию; продырявленного инфарктом Филина; фарфорового пастушка,
обретенного в оплату за ласки его жены; одинокую мать на посту;
неустроенную, гибельно стареющую Притыку; антикварного царька Крупнякова;
неожиданно взбрыкнувшего, возалкавшего свободы Кругова...
Безгрешный Шпындро улетал с легким сердцем, как случается от песни
веселой, оставляя внизу неразличимые точки-строения, фабрички и заводики,
клубки дорог, штрихи мостов и переправ, следы дымов над трубами, лужи,
озерца, холмы в редколесье, оставляя внизу дом, где появился на свет, пору
тяжкой жизни и борьбы не слишком ясно и вполне ясно за что, оставляя
бегунов за счастьем, только грезящих финишем, уже достигнутым Шпындро.
Безгрешный покидал теряющиеся в бескрайности пределы, изгоняя из памяти
суетное и вздорное, оставляя лишнее, несущественное и всех нас грешных...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45