Это все, что я могу сказать, благодарю вас.
– Последний вопрос, мистер Лоренс.
– Я отвечу на ваш последний вопрос.
– Вы тот самый Роберт Лоренс, служащий «Интернэйшнл телефоник», который давал показания в конгрессе по поводу заговора в Чили?
– Я давал показания в том смысле, что мы не имели никакого отношения к трагедии, произошедшей в Сантьяго. Но мне бы не хотелось, сэр, чтобы ваш вопрос и мой ответ попали на страницы газеты.
– Вы обращаетесь ко мне с просьбой, и я готов выполнить вашу просьбу, но – в таком случае – выполните и вы мою: что украли, мистер Лоренс?
– Вы же бывалый человек. Неужели вы не понимаете, что я не могу вам ответить? Неужели вы не понимаете, что мой ответ может подвести людей; хороших – поверьте моему слову – людей, верных и надежных компаньонов в нашем честном деле.
Через пять часов двенадцать минут директор полиции Стау позвонил Глэббу, который сидел напротив Лоренса у телефона, и сказал:
– Все в порядке.
Глэбб осторожно положил трубку, вздохнул – глубоко, облегченно – и рассмеялся:
– А вот теперь, босс, я с радостью выпью рюмку хорошего хереса.
Он имел право выпить рюмку горьковатого испанского вина, потому что полиция, вызванная соседями (звон разбитого окна), застала Зотова связанным, оглушенным; в его квартире все было перевернуто вверх дном. Агенты криминальной полиции – к вящему их удивлению – обнаружили в темной кладовке портативный радиопередатчик, а в нижнем ящике стола – шифровку: цифры были точно такими же, какие в течение последнего года перехватывала советская контрразведка; когда Зотов, в госпитале уже, пришел в себя, на вопрос о передатчике отвечать следователю отказался; вызванный полицией советский консул задал ему такой же вопрос; Зотов сказал, что все произошедшее – провокация, и попросил отправить его в Москву.
– Это будет решать суд, господин Зотов, – ответил ему полицейский следователь. – В вашей квартире обнаружены предметы, запрещенные в нашей стране к ввозу. Видимо, господин консул понимает, что я не могу нарушать закон моей родины. Пока мы не установим, каким образом вы ввезли в Луисбург передатчик, что передавали, кому и о чем, мы не вправе разрешить выезд; более того, ваша палата отныне будет под нашей охраной.
Вечерние газеты вышли с заголовками: «Русский шпионаж в Луисбурге».
И лишь единственное издание, близкое к американскому посольству, опубликовало странный комментарий: «Передатчик – в тех странах, которые считают себя свободными, – не есть улика. Колонка цифр может и не быть шифром, так что арест русского инженера представляется нам досадной ошибкой, если не преступлением, ибо, как нам стало известно, одна американская фирма подверглась такого же рода ограблению, причем неизвестные, казалось, не искали денег. Чья же рука руководит ими?»
Прочитав этот комментарий, Славин позвонил Глэббу:
– Джон, привет вам, как поживаете?
– Здравствуйте, дорогой Вит, рад вас слышать. Как вы?
– Прекрасно. Куда пропал Пол?
– По-моему, он заперся в номере и пишет, он мне говорил, что обладает сенсационной информацией. Не хотите вместе пообедать?
– С удовольствием. Только сначала я постараюсь прорваться в больницу к Зотову.
– Почему в больницу? Что с ним?
– Вы не читали газет? – спросил Славин и ясно представил ликующее лицо Глэбба. – Отстаете от жизни. Он чей-то шпион.
– Перестаньте, он – милейший человек.
– Шпион обязан быть милейшим человеком, если только он профессионал, а не любитель. В семь я жду вашего звонка, о'кэй?
– Я позвоню к вам, Вит, передайте привет Зотову, я его вспомнил наконец – русские фамилии, языковый барьер. Спросите его, может быть, надо чем-то помочь?
– Спасибо. Обязательно, Джон, вы очень добры.
ТЕМП
«Дорогой друг, мы рады передать вам привет от очаровательной «П». По ее просьбе сообщаем вам, что ваши дела идут хорошо и те акции, которые она приобрела из вашего гонорара, вложены в дело надежно, можно ожидать двенадцати – тринадцати процентов на единицу вложения. Сообщаем, что ваш гонорар составляет 32 772 доллара 12 центов. Однако, поскольку вы просили прислать вам лекарства, изделия из золота и серебра, мы вычли из гонорара 641 доллар 03 цента, следовательно, окончательная сумма к выплате составляет 32131 доллар 0,9 цента. Должны сказать, что ваша информация представляет исключительный интерес. По оценке нашего руководителя, вы вносите громадный вклад в дело освобождения Нагонии от коммунистической тирании. Мы просили бы вас продолжать информировать нас постоянно. Более всего нас интересует на этом этапе тот же вопрос: известно что-либо Москве о нашей помощи группам оппозиционеров и если известно, то что именно? Следует ли ожидать расширения помощи режиму Грисо? По-прежнему мы высоко дорожим вашей оперативной информацией о том, когда и откуда выходят караваны судов. В ближайшие дни мы перешлем вам новые рекомендации и все то, о чем вы просили в прошлом сообщении. Хотим порадовать: все ваши опасения могут теперь быть перечеркнуты. Известный вам человек введен нами в игру «операция прикрытия», и все возможные подозрения будут обращены на него – во всяком случае, в течение ближайших нескольких месяцев. Затем мы, вероятно, законсервируем на какое-то время радиосвязь и обсудим новые формы нашей дальнейшей работы. От всего сердца приветствуем вас, ваши друзья «Л» и «Д».
«Центральному разведывательному управлению.
Мы были бы глубоко признательны, если бы вы смогли передать вашу последнюю информацию по ситуации в Нагонии. Наше посольство полагает, что группа Огано выражает свои симпатии Пекину весьма неквалифицированно. По мнению наших наблюдателей, «работа» сделана наспех, ибо Африка убеждена в том, что войска Огано проходят подготовку под руководством советников ЦРУ и что радикализм Огано санкционирован Вашингтоном. В достаточной ли мере контролируемы контакты Огано? Мы ждем однозначного ответа, ибо предполагаемые акции, сориентированные на африканский континент, должны быть соответствующим образом мотивированы на международной арене.
Отдел исследований
Государственного департамента».
«Луисбург, резиденту ЦРУ Роберту Лоренсу.
Прокорректируйте публичные высказывания Огано. Он слишком явно повторяет доводы Пекина при том, что, по мнению Гос. департамента, его контакты с нами просматриваются весьма очевидно, и, таким образом, африканцы имеют возможность подозревать его в неискренности. Это мнение сходится с информацией агента «Умный» из Москвы. Дайте указание Огано еще более резко отмежеваться от «империализма» и подвергнуть критике «пассивность» Государственного департамента в его «слишком осторожном сдерживании» прокремлевских элементов.
Заместитель директора ЦРУ Майкл Вэлш».
Из речи посла по особым поручениям США:
– Когда мою страну упрекают в поддержке сепаратистов и называют при этом сторонников мистера Огано, я не перестаю поражаться недобросовестности такого рода обвинителей. Речи мистера Огано проникнуты духом радикализма, его критика в адрес моей страны не оставляет сомнений у беспристрастных наблюдателей в том, что этот человек далек от тех идеалов, которым мы преданы. Мое правительство не может нести никакой ответственности за действия мистера Огано; связывать его каким-то образом с целями и методами нашей внешней политики – значит клеветать на мою страну и ее правительство...
«Пекин, министерство иностранных дел.
Огано проинформировал меня о плодотворных совещаниях, которые он провел с известным вам Лоренсом. Огано во время этого совещания была обещана новая партия вертолетов, минометов и тридцать легких танков, которые, видимо, будут решать исход предстоящих в скором времени событий.
Ду Лии, посол КНР в Нагонии».
ПОЛ ДИК
«Ваш корреспондент Пол Дик ведет этот репортаж из джунглей, которые выходят к берегу океана; здесь штаб-квартира армии генерала Огано, лидера националистов Нагонии.
– Мистер Огано, на кого вы опираетесь в вашей борьбе?
– Народ Нагонии поддерживает мои идеи – от мала до велика; народ Нагонии ненавидит Джорджа Грисо, этого интеллигентика, далекого от тех чаяний, которыми живет нация.
– Каковы чаяния нации?
– Свобода и независимость.
– Генерал, вас называют ставленником Пекина, как вы можете прокомментировать такого рода утверждения?
– Меня еще называют агентом ЦРУ. Продажные щелкоперы, купленные Москвой и Гаваной, пытаются бросить на меня тень. Я ненавижу американский империализм, ибо он является оплотом мировой реакции. Идеи Мао мне представляются весьма интересными, но это не значит, что я хоть как-то связан с Пекином. Моя борьба субсидируется народом; пожертвования идут от племен; мы вооружены не столько автоматами, сколько поддержкой нации.
– Грисо повторил уже дважды, что он готов сесть за стол переговоров и решить спорные проблемы миром. Как вы относитесь к этим его заявлениям?
– Я не верю ни одному его слову. Он реагирует только на одно – на силу. Я и стану говорить языком силы – таково желание нации, а я подчиняюсь лишь воле моих соплеменников, все остальное для меня – клочок бумаги.
Это говорит генерал Марио Огано мне, вашему корреспонденту Полу Дику; палящий зной, легкий бриз с океана; заросли тростника; армия Огано живет ночью; днем жизнь замирает – здесь опасаются неспровоцированного нападения войск Нагонии. Марио Огано – высок, крепок, на нем куртка хаки, на боку кольт, движется он стремительно; генерал спит в палатке, питается пищей народа – кокосовыми орехами и сыром.
– Генерал, как вы оцениваете позицию Вашингтона?
– Вообще или применительно к проблеме Нагонии?
– И так и эдак.
– Я не собираюсь скрывать свое негативное отношение к вашингтонской администрации. Иначе и быть не может, вами правят капиталисты, спруты большого бизнеса. Тем не менее в моей борьбе против Грисо, или – говоря шире – против Москвы, я готов вести переговоры даже с Вашингтоном. Что же касается позиции Вашингтона по отношению к Грисо, хочу заметить, что половинчатость никогда еще не приносила положительных плодов. Администрация до сих пор поддерживает дипломатические отношения с Грисо; ваша администрация до сих пор не признала мое движение единственным, представляющим мою нацию; ваша администрация до сих пор не ответила на мою просьбу о продаже оружия – конгресс, мне кажется, больше думает о возможной реакции Кремля, чем об интересах мира и демократии на африканском континенте.
– Правда ли, что вашу армию тренируют советники из Пекина?
– Идиотская ложь, в которой нет ни грана правды.
– Правда ли, что вы поддерживали контакты с людьми из ЦРУ?
– Если бы вы не были журналистом, я бы ударил вас – мы не прощаем обид! Как же я могу общаться с ЦРУ, если я служу одному лишь – национальному патриотизму?!
– Объясните моим читателям и слушателям, что для вас означает понятие национального патриотизма?
– Для меня это не понятие – для меня это сама жизнь. Национализм – высший смысл патриотизма. Я мечтаю, чтобы у Нагонии были свои самолеты – на наших, кажется мне, я никогда не разобьюсь; смысл патриотизма – в его индивидуализме, базирующемся на национальном чувстве. Я намеренно привел грубый пример, но вы, американцы, деловая нация, с вами надо говорить открыто: да, я не испытываю уверенности, когда лечу на самолете французской или британской авиакомпании; лишь когда человек летит на самолете своей страны, он обретает уверенность и бесстрашие. Вы не согласны со мной?
– Я обычно летаю на «САС», генерал. Может быть, я плохой американец, но я не люблю летать на «Панамэрикэн», там иногда заставляют молиться перед взлетом.
– Что ж, отсутствие национализма, подшучивание над ним может себе позволить гражданин высокоразвитой страны, для нас же национализм является оружием, отступление от него мы считаем предательством и караем за это по законам военного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Последний вопрос, мистер Лоренс.
– Я отвечу на ваш последний вопрос.
– Вы тот самый Роберт Лоренс, служащий «Интернэйшнл телефоник», который давал показания в конгрессе по поводу заговора в Чили?
– Я давал показания в том смысле, что мы не имели никакого отношения к трагедии, произошедшей в Сантьяго. Но мне бы не хотелось, сэр, чтобы ваш вопрос и мой ответ попали на страницы газеты.
– Вы обращаетесь ко мне с просьбой, и я готов выполнить вашу просьбу, но – в таком случае – выполните и вы мою: что украли, мистер Лоренс?
– Вы же бывалый человек. Неужели вы не понимаете, что я не могу вам ответить? Неужели вы не понимаете, что мой ответ может подвести людей; хороших – поверьте моему слову – людей, верных и надежных компаньонов в нашем честном деле.
Через пять часов двенадцать минут директор полиции Стау позвонил Глэббу, который сидел напротив Лоренса у телефона, и сказал:
– Все в порядке.
Глэбб осторожно положил трубку, вздохнул – глубоко, облегченно – и рассмеялся:
– А вот теперь, босс, я с радостью выпью рюмку хорошего хереса.
Он имел право выпить рюмку горьковатого испанского вина, потому что полиция, вызванная соседями (звон разбитого окна), застала Зотова связанным, оглушенным; в его квартире все было перевернуто вверх дном. Агенты криминальной полиции – к вящему их удивлению – обнаружили в темной кладовке портативный радиопередатчик, а в нижнем ящике стола – шифровку: цифры были точно такими же, какие в течение последнего года перехватывала советская контрразведка; когда Зотов, в госпитале уже, пришел в себя, на вопрос о передатчике отвечать следователю отказался; вызванный полицией советский консул задал ему такой же вопрос; Зотов сказал, что все произошедшее – провокация, и попросил отправить его в Москву.
– Это будет решать суд, господин Зотов, – ответил ему полицейский следователь. – В вашей квартире обнаружены предметы, запрещенные в нашей стране к ввозу. Видимо, господин консул понимает, что я не могу нарушать закон моей родины. Пока мы не установим, каким образом вы ввезли в Луисбург передатчик, что передавали, кому и о чем, мы не вправе разрешить выезд; более того, ваша палата отныне будет под нашей охраной.
Вечерние газеты вышли с заголовками: «Русский шпионаж в Луисбурге».
И лишь единственное издание, близкое к американскому посольству, опубликовало странный комментарий: «Передатчик – в тех странах, которые считают себя свободными, – не есть улика. Колонка цифр может и не быть шифром, так что арест русского инженера представляется нам досадной ошибкой, если не преступлением, ибо, как нам стало известно, одна американская фирма подверглась такого же рода ограблению, причем неизвестные, казалось, не искали денег. Чья же рука руководит ими?»
Прочитав этот комментарий, Славин позвонил Глэббу:
– Джон, привет вам, как поживаете?
– Здравствуйте, дорогой Вит, рад вас слышать. Как вы?
– Прекрасно. Куда пропал Пол?
– По-моему, он заперся в номере и пишет, он мне говорил, что обладает сенсационной информацией. Не хотите вместе пообедать?
– С удовольствием. Только сначала я постараюсь прорваться в больницу к Зотову.
– Почему в больницу? Что с ним?
– Вы не читали газет? – спросил Славин и ясно представил ликующее лицо Глэбба. – Отстаете от жизни. Он чей-то шпион.
– Перестаньте, он – милейший человек.
– Шпион обязан быть милейшим человеком, если только он профессионал, а не любитель. В семь я жду вашего звонка, о'кэй?
– Я позвоню к вам, Вит, передайте привет Зотову, я его вспомнил наконец – русские фамилии, языковый барьер. Спросите его, может быть, надо чем-то помочь?
– Спасибо. Обязательно, Джон, вы очень добры.
ТЕМП
«Дорогой друг, мы рады передать вам привет от очаровательной «П». По ее просьбе сообщаем вам, что ваши дела идут хорошо и те акции, которые она приобрела из вашего гонорара, вложены в дело надежно, можно ожидать двенадцати – тринадцати процентов на единицу вложения. Сообщаем, что ваш гонорар составляет 32 772 доллара 12 центов. Однако, поскольку вы просили прислать вам лекарства, изделия из золота и серебра, мы вычли из гонорара 641 доллар 03 цента, следовательно, окончательная сумма к выплате составляет 32131 доллар 0,9 цента. Должны сказать, что ваша информация представляет исключительный интерес. По оценке нашего руководителя, вы вносите громадный вклад в дело освобождения Нагонии от коммунистической тирании. Мы просили бы вас продолжать информировать нас постоянно. Более всего нас интересует на этом этапе тот же вопрос: известно что-либо Москве о нашей помощи группам оппозиционеров и если известно, то что именно? Следует ли ожидать расширения помощи режиму Грисо? По-прежнему мы высоко дорожим вашей оперативной информацией о том, когда и откуда выходят караваны судов. В ближайшие дни мы перешлем вам новые рекомендации и все то, о чем вы просили в прошлом сообщении. Хотим порадовать: все ваши опасения могут теперь быть перечеркнуты. Известный вам человек введен нами в игру «операция прикрытия», и все возможные подозрения будут обращены на него – во всяком случае, в течение ближайших нескольких месяцев. Затем мы, вероятно, законсервируем на какое-то время радиосвязь и обсудим новые формы нашей дальнейшей работы. От всего сердца приветствуем вас, ваши друзья «Л» и «Д».
«Центральному разведывательному управлению.
Мы были бы глубоко признательны, если бы вы смогли передать вашу последнюю информацию по ситуации в Нагонии. Наше посольство полагает, что группа Огано выражает свои симпатии Пекину весьма неквалифицированно. По мнению наших наблюдателей, «работа» сделана наспех, ибо Африка убеждена в том, что войска Огано проходят подготовку под руководством советников ЦРУ и что радикализм Огано санкционирован Вашингтоном. В достаточной ли мере контролируемы контакты Огано? Мы ждем однозначного ответа, ибо предполагаемые акции, сориентированные на африканский континент, должны быть соответствующим образом мотивированы на международной арене.
Отдел исследований
Государственного департамента».
«Луисбург, резиденту ЦРУ Роберту Лоренсу.
Прокорректируйте публичные высказывания Огано. Он слишком явно повторяет доводы Пекина при том, что, по мнению Гос. департамента, его контакты с нами просматриваются весьма очевидно, и, таким образом, африканцы имеют возможность подозревать его в неискренности. Это мнение сходится с информацией агента «Умный» из Москвы. Дайте указание Огано еще более резко отмежеваться от «империализма» и подвергнуть критике «пассивность» Государственного департамента в его «слишком осторожном сдерживании» прокремлевских элементов.
Заместитель директора ЦРУ Майкл Вэлш».
Из речи посла по особым поручениям США:
– Когда мою страну упрекают в поддержке сепаратистов и называют при этом сторонников мистера Огано, я не перестаю поражаться недобросовестности такого рода обвинителей. Речи мистера Огано проникнуты духом радикализма, его критика в адрес моей страны не оставляет сомнений у беспристрастных наблюдателей в том, что этот человек далек от тех идеалов, которым мы преданы. Мое правительство не может нести никакой ответственности за действия мистера Огано; связывать его каким-то образом с целями и методами нашей внешней политики – значит клеветать на мою страну и ее правительство...
«Пекин, министерство иностранных дел.
Огано проинформировал меня о плодотворных совещаниях, которые он провел с известным вам Лоренсом. Огано во время этого совещания была обещана новая партия вертолетов, минометов и тридцать легких танков, которые, видимо, будут решать исход предстоящих в скором времени событий.
Ду Лии, посол КНР в Нагонии».
ПОЛ ДИК
«Ваш корреспондент Пол Дик ведет этот репортаж из джунглей, которые выходят к берегу океана; здесь штаб-квартира армии генерала Огано, лидера националистов Нагонии.
– Мистер Огано, на кого вы опираетесь в вашей борьбе?
– Народ Нагонии поддерживает мои идеи – от мала до велика; народ Нагонии ненавидит Джорджа Грисо, этого интеллигентика, далекого от тех чаяний, которыми живет нация.
– Каковы чаяния нации?
– Свобода и независимость.
– Генерал, вас называют ставленником Пекина, как вы можете прокомментировать такого рода утверждения?
– Меня еще называют агентом ЦРУ. Продажные щелкоперы, купленные Москвой и Гаваной, пытаются бросить на меня тень. Я ненавижу американский империализм, ибо он является оплотом мировой реакции. Идеи Мао мне представляются весьма интересными, но это не значит, что я хоть как-то связан с Пекином. Моя борьба субсидируется народом; пожертвования идут от племен; мы вооружены не столько автоматами, сколько поддержкой нации.
– Грисо повторил уже дважды, что он готов сесть за стол переговоров и решить спорные проблемы миром. Как вы относитесь к этим его заявлениям?
– Я не верю ни одному его слову. Он реагирует только на одно – на силу. Я и стану говорить языком силы – таково желание нации, а я подчиняюсь лишь воле моих соплеменников, все остальное для меня – клочок бумаги.
Это говорит генерал Марио Огано мне, вашему корреспонденту Полу Дику; палящий зной, легкий бриз с океана; заросли тростника; армия Огано живет ночью; днем жизнь замирает – здесь опасаются неспровоцированного нападения войск Нагонии. Марио Огано – высок, крепок, на нем куртка хаки, на боку кольт, движется он стремительно; генерал спит в палатке, питается пищей народа – кокосовыми орехами и сыром.
– Генерал, как вы оцениваете позицию Вашингтона?
– Вообще или применительно к проблеме Нагонии?
– И так и эдак.
– Я не собираюсь скрывать свое негативное отношение к вашингтонской администрации. Иначе и быть не может, вами правят капиталисты, спруты большого бизнеса. Тем не менее в моей борьбе против Грисо, или – говоря шире – против Москвы, я готов вести переговоры даже с Вашингтоном. Что же касается позиции Вашингтона по отношению к Грисо, хочу заметить, что половинчатость никогда еще не приносила положительных плодов. Администрация до сих пор поддерживает дипломатические отношения с Грисо; ваша администрация до сих пор не признала мое движение единственным, представляющим мою нацию; ваша администрация до сих пор не ответила на мою просьбу о продаже оружия – конгресс, мне кажется, больше думает о возможной реакции Кремля, чем об интересах мира и демократии на африканском континенте.
– Правда ли, что вашу армию тренируют советники из Пекина?
– Идиотская ложь, в которой нет ни грана правды.
– Правда ли, что вы поддерживали контакты с людьми из ЦРУ?
– Если бы вы не были журналистом, я бы ударил вас – мы не прощаем обид! Как же я могу общаться с ЦРУ, если я служу одному лишь – национальному патриотизму?!
– Объясните моим читателям и слушателям, что для вас означает понятие национального патриотизма?
– Для меня это не понятие – для меня это сама жизнь. Национализм – высший смысл патриотизма. Я мечтаю, чтобы у Нагонии были свои самолеты – на наших, кажется мне, я никогда не разобьюсь; смысл патриотизма – в его индивидуализме, базирующемся на национальном чувстве. Я намеренно привел грубый пример, но вы, американцы, деловая нация, с вами надо говорить открыто: да, я не испытываю уверенности, когда лечу на самолете французской или британской авиакомпании; лишь когда человек летит на самолете своей страны, он обретает уверенность и бесстрашие. Вы не согласны со мной?
– Я обычно летаю на «САС», генерал. Может быть, я плохой американец, но я не люблю летать на «Панамэрикэн», там иногда заставляют молиться перед взлетом.
– Что ж, отсутствие национализма, подшучивание над ним может себе позволить гражданин высокоразвитой страны, для нас же национализм является оружием, отступление от него мы считаем предательством и караем за это по законам военного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48