Глаза женщины были открыты, но она не откликалась.
– Элеонора? – Елене показалось, что она заметила какую-то реакцию. – Я подложу подушку тебе под голову и накрою тебя одеялом.
Элеонора перевела взгляд, и отразившее на ее лице узнавание еще больше углубило морщины у нее на лбу. Когда Елена приподняла ей голову, та показалась ей невероятно легкой, а волосы – похожими на сухую ломкую проволоку.
– Доминик сейчас звонит Тристану, так что он скоро приедет.
Под одеялом Элеонора начала слегка оживать.
– Как хорошо, что Хьюго дома, – неожиданно произнесла она, обращаясь к Елене, устроившейся рядом на нижней ступеньке.
– Конечно, – ответила Елена, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно, хотя она и сама не могла понять, почему ей приходится делать над собой усилия.
Элеонора прикрыла глаза, словно почувствовав себя в постели после чашки горячего какао с печеньем.
– Ты же знаешь, он не хотел.
Елена не знала, что Элеонора имеет в виду.
– Конечно нет, – кивнула она.
– Он слабый…
– Да, – пробормотала Елена в ответ.
– Упрямый и своевольный.
Что бы это могло значить? И значило ли это что-нибудь вообще?
Елена не ответила.
– Для мужчины это хорошо. Это говорит о силе характера.
Елена не знала, следует ли ей реагировать на эти разрозненные заявления. Судя по всему, Элеонора не нуждалась в ответах.
– Он будет хорошим хозяином. Я знала это с самого начала, когда он был еще ребенком. В нем чувствуется порода Хикманов.
Было совершенно очевидно, что она говорит о Хьюго, но Елене не удавалось распознать в этих репликах связный смысл. В течение нескольких долгих секунд, которые томно отсчитывали резные старинные часы в дальнем конце зала, Элеонора молчала.
– Мне так жаль Нелл, – внезапно промолвила она все тем же голосом, и тем не менее Елена ощутила в этом заявлении какой-то особый смысл.
А это что значит?
Казалось, все эти вопросы приходят в ее голову откуда-то извне.
– Они так близки.
Элеонора шевельнулась и моргнула. Елена заметила, что у нее начинается одышка, и стала гадать, куда делась Доминик. Элеонора вновь умолкла.
– Твои родители…
Елена насторожилась.
Что родители?
Но она не могла подгонять Элеонору. Та по-прежнему тяжело дышала, и теперь воздух с хрипом вырывался из ее горла. Она закрыла глаза, и Елене на мгновение показалось, что пострадавшая потеряла сознание, но затем Элеонора все так же, не открывая глаз, промолвила:
– Они не могли принять этого.
Кто не мог? Не мог принять что?
Элеонора вновь умолкла, но Елена больше не могла молчать.
– Что принять, Элеонора?
Но она могла бы и не трудиться. Элеонора тут же ответила, однако ее ответ не имел никакого отношения к вопросу Елены.
– Не для слабонервных.
Афористическое замечание, ничего не скажешь.
Елена опустилась на колени. Элеонора была невероятно бледной, губы ее посинели. Елена промокнула рану у нее на виске, которая по-прежнему кровоточила, и прошептала ей на ухо:
– Кто чего не мог принять?
Глаза Элеоноры открылись, но взгляд ее был устремлен в пустоту. Она долго молчала, а Елена чувствовала, как с каждой секундой ее охватывает все большее напряжение.
– Картина гораздо шире, – не меняя взгляда, промолвила наконец Элеонора. – Я пыталась объяснить им, но они не смогли понять…
До Елены донеслись шаги Доминик, возвращавшейся из кухни.
– Кто, Элеонора? Мои родители? – наклоняясь к Элеоноре, спросила она.
Однако ответом ей было лишь тяжелое дыхание Элеоноры, а когда в зале появилась Доминик, старая леди тяжело застонала.
– Они едут. Сказали, что мы все сделали правильно.
– Когда они будут?
– Минут через двадцать.
Однако появились они уже спустя четверть часа. Тристан и Хьюго вбежали в зал и ринулись к подножию лестницы. Елена и Доминик встали и расступились в разные стороны, пропуская их вперед.
– Что случилось? – осведомилась Тереза, поспешая за ними. Она говорила сердитым, требовательным голосом, однако это было вызвано страхом.
Пока Доминик рассказывала о том, что произошло, в зал вошли Нелл с Томом. Том поинтересовался, что случилось, но Нелл поспешно повела его прочь. Тереза то и дело перебивала Доминик своими вопросами, словно намекая, что во всем была виновата француженка.
– Тереза, этого никто не мог предвидеть, – вмешалась Елена, ощущая все возраставшее замешательство Доминик. – Элеонора, вероятно, просто оступилась.
– Но почему этого никто не заметил? Она же пролежала здесь час, если не больше. Вы посмотрите только, как она выглядит!
– Мы не могли этого заметить, так как замок очень большой, – ответила Елена, намекая хозяйке дома на то, что она ведет себя неразумно. Однако, прежде чем Тереза успела что-либо ответить, на лице поднявшегося на ноги Тристана появилась улыбка облегчения.
– С бедром все в порядке.
– А с головой? – с истеричными нотками в голосе осведомилась Тереза. – Она выглядит ужасно!
– Поверхностный порез. Они всегда очень сильно кровоточат. Она теряла сознание? – спросил он, поворачиваясь к Елене и Доминик.
– При мне – нет. Правда, говорила какие-то странные вещи. Словно в беспамятстве.
– И в моем присутствии она все время оставалась в рассудке, – подтвердила Доминик.
– Думаю, можно не тревожить «скорую помощь», – поразмыслив, произнес Тристан. – Мы с Хьюго последим за ней в ближайшие дни. – Он снова ободряюще улыбнулся. – С ней все будет в порядке. Она у нас крепкая как кремень. Выточенный из скал старой Англии.
Тереза кивнула и немного расслабилась. Тристан отвернулся, и она глубоко вздохнула.
– Прости, что я запаниковала, – сказала она Елене. – Надеюсь, ты меня поймешь.
Естественно, Елена готова была ее понять. Единственное, чего она не понимала, так это почему извинение было адресовано только ей.
– Елена! – окликнул ее Хьюго, все еще стоявший рядом с Элеонорой. – Бабушка хочет что-то сказать тебе.
Елена поспешно подошла к лестнице и опустилась на колени. Элеонора выглядела существенно лучше, и дыхание стало ровным. Глаза у нее начали блестеть, а при виде Елены она даже улыбнулась.
– Я просто хотела сказать, что очень сожалею о твоих родителях, – все еще слабым голосом произнесла она. – Но, думаю, ты понимаешь, что это было необходимо.
Возможно, ее голос и был слабым, но Тристан и Хьюго отлично расслышали ее слова. И когда Елена подняла голову, так и не разрешив ни одного из своих вопросов, она увидела, что они оба смотрят на нее с непроницаемыми лицами.
Первая половина пути с Фионой Блум прошла весьма оживленно, поскольку она была пьяна и бурно протестовала. А затем ее вытошнило. И хотя у них всегда имелись пакеты для подобных надобностей, Фиона не потрудилась попросить о нем. И к тому моменту, когда Фетр поднесла пакет к ее рту, все уже закончилось.
Причем основная часть рвотных масс оказалась на джинсах Фетр.
– Простите, – промолвила Фиона фальшивым тоном. И на лице водителя, повернувшегося в этот момент в профиль, появилась улыбка, которая совсем не понравилась Фетр.
– Отлично, – пробормотала она, принимаясь очищать себя салфетками, однако кислый запах блевотины был неистребим, так как задние стекла в машине не опускались. И в сознании Фетр впервые забрезжила мысль о возмездии. Потом Фиона захрапела, ее рот приоткрылся в глупой улыбке, а Фетр задумалась о том, что могло сейчас происходить в Ньюфорде. Ей по-прежнему казалось, что от нее просто избавились, и стоило этой идее возникнуть в ее голове, ею оказались пропитаны все ее мысли. И по мере того как за окнами машины проносились километры, эти праздные размышления начали приобретать все более внятную и жесткую форму. Ко времени, когда она доставила Фиону Блум в комнату для допросов, заполнила необходимые документы и распрощалась с водителем, Фетр уже жаждала увидеть свидетельства измены.
Она постучала в кабинет Сорвина и вошла внутрь, не дожидаясь ответа, но там никого не оказалось.
– А где инспектор? – поинтересовалась она у Джексона, который, войдя в кабинет, принялся раскладывать на столы экземпляры ежедневной сводки преступлений, совершенных на территории графства. Но тот даже не посмотрел на нее: за долгие годы службы Джексон успел отвыкнуть от проявлений любознательности.
– А черт его знает.
– Он что, вышел? – еще более напряженным тоном спросила Фетр.
– Нет, – покидая кабинет, откликнулся Джексон.
Так где же он?
Здание участка было небольшим – этажом выше располагались старшие офицеры, этажом ниже были камеры для задержанных…
Кабинет Беверли Уортон.
Фетр кинулась к нему чуть ли не бегом. Дверь была закрыта, и она снова постучала и открыла, не дожидаясь ответа.
Нет, она не стояла на коленях перед его расстегнутыми штанами и не лежала, распластавшись, на столе. Они не ласкали друг друга и даже сидели по разные стороны стола.
И тем не менее, едва войдя в кабинет, Фетр, как ей показалось, ощутила царившую в нем атмосферу интимности. Оба они смеялись над какой-то шуткой и при ее появлении повернулись к ней с удивленным и виноватым видом. Может, они смеялись над ней?
– Салли!
– Ой! – не зная, что сказать, глупо воскликнула Фетр.
– Ты привезла Фиону Блум? – продолжил Сорвин, а Беверли насмешливо уставилась на нее.
– Да, – ответила Фетр, заметив, как взгляд Беверли скользнул вниз, к пятну на ее джинсах. Кажется, она даже сморщила свой очаровательный носик, когда до нее долетел запах блевотины.
– И где она? – спросил Сорвин.
– В комнате для допросов. Я…
– Хорошо.
Сорвин взял трубку и набрал номер Сайма. После короткой беседы он повернулся к Беверли:
– Сначала ею займемся мы с Фетр. А потом, если понадобится, ты с Саймом сменишь нас.
– Я…
Но никто не обращал на Фетр внимания. Беверли кивнула, и Сорвин двинулся к двери. И его нос точно сморщился, когда он приблизился к Фетр.
– Пошли, Салли.
Когда они вышли из кабинета Беверли, она предприняла еще одну попытку:
– Если возможно, я хотела бы съездить домой и переодеться.
– А в чем дело?
– Фиону Блум угораздило вытошнить на меня.
– И что, тебе не у кого взять штаны? – сделав секундную паузу, осведомился Сорвин.
Интересно, у кого? Видимо, у Джексона.
– Да, в общем, нет…
– Это очень некстати, Салли, – сделав глубокий вдох, заметил Сорвин.
Неужели? А ты попробуй сам посидеть пару часов в чужой блевотине. Вот это действительно некстати.
Сорвин был явно раздражен, и Фетр не очень понимала причину этого раздражения. Внезапно он развернулся и возвратился в кабинет Беверли. А обратно вышел уже вместе с ней.
– Хорошо, можешь отправляться домой и приводить себя в порядок, а мы с Беверли займемся допросом. Когда вернешься, просмотри последние отчеты судмедэкспертов по младенцу. А потом возьми показания у Айзенменгера и Флеминг. И если останется время, прогляди сводки о пропавших младенцах за последние пятнадцать лет. Пусть Джексон тебе поможет.
Он отвернулся, не дожидаясь ответа. Зато Беверли Уортон еще долго с непроницаемым видом смотрела на Фетр.
Айзенменгер прибыл в полицейский участок для того, чтобы поговорить с Беверли Уортон. Он не стал возвращаться в замок, а потому ничего не знал о падении Элеоноры и ее странных речах, обращенных к Елене. Мобильный телефон у него был отключен, так как ему требовались тишина и покой для того, чтобы обстоятельно поразмыслить; ему и в голову не пришло включить его и сообщить Елене о своем местонахождении.
Он не мог на это надеяться, но очень хотел, чтобы Беверли показала ему списки улик по всем трем смертям, поскольку понимал: без них обнаружить правду ему не удастся. Кроме того, он осознавал щекотливость ситуации: Сорвин и Беверли явно придерживались разных взглядов на обстоятельства дела, и существовала опасность того, что, если Беверли пойдет ему навстречу, он вступит в серьезную конфронтацию с Сорвином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54