О Доусоне, о ружье, об остальных неприятностях. Как хорошо вслушиваться в спокойный голос Морланда, рассказывающего мне о своей работе, о ежемесячных поездках в Саудовскую Аравию. Жизнь там имеет свои прелести: охотничьи экспедиции по пустыням, приглашения к местным богачам… Однако, есть в ней и сложности. Например, необходимость соблюдать сухой закон. «Разумеется, ничего страшного, но сильно обедняет жизнь». К тому же слуги в Саудовской Аравии имеют обыкновение неправильно раскладывать белье, а на завтрак подавать жареные мозги козленка или еще что-нибудь похлеще. Морланд говорит с легкой улыбкой, и я понимаю, что таким образом старается развлечь меня. В разговоре он вскользь затрагивает тему друзей. Вопроса о своей семье он не касается.
Когда камин разгорается в полную силу и становится жарко, я перехожу в кресло. Щеки у меня горят. Может, от тепла, а, может, и от вина, которое я продолжаю бесстрашно пить. Наступает вечер. За окнами – приятный полумрак. Мне неожиданно хорошо и спокойно. Морланд испытывает явное облегчение от того, что мы миновали тему о долге. Он говорит уверенно и охотно. Мы обсуждаем какие-то взаимно интересные вопросы, рассказываем что-то из прошлого о себе. Возникает такое ощущение, что мы знаем друг друга уже давно. Это ощущение одновременно и приятное, и волнующее.
Я думаю о своем будущем. И представляю, что в одно прекрасное время смогу вот так же, как сейчас, встречаться и общаться с теми, кого выберу сама, безо всяких оглядок на прошлое. И моя жизнь вновь будет принадлежать мне, когда я, может быть, найду кого-то, с кем смогу ее разделить.
Разумеется, я не настолько опьянела от вина и от этих мыслей, чтобы показать Морланду, о чем думаю. И все же, когда он рассказывает, как несколько лет назад приходил в этот, в то время чужой ему дом на какую-то вечеринку, я обращаю внимание на мужественную линию его рта и носа и продолжаю свои размышления. Почему этим «кем-то» не может быть Ричард? Интересно, что за жизнь ждала бы меня с ним?
Ну, это уж слишком! Я отбрасываю все фантазии и возвращаюсь на землю. Я не имею права и думать о каких-то отношениях с Морландом. Даже если бы не была ему безразлична… Даже если бы он (один шанс из ста) был свободен, связь с ним оказалась бы сумасшествием.
Эту мысль я встречаю не без сожаления.
Видимо, Морланд замечает что-то в выражении моего лица. Может, он обращает внимание на резкость, с которой я ставлю свой бокал на столик.
– Все в порядке? – спрашивает он, прерывая свой рассказ.
– Да, да. Нельзя ли попросить у вас кофе? Черного, если можно.
– Черного? Ну, не знаю… – несколько насмешливо произносит Ричард и уходит на кухню.
К моменту его возвращения с кофе я стряхиваю с себя остатки опьянения. Я снова в порядке. Используя возникшую между нами доверительность, задаю Ричарду вопрос, над которым давно думала.
– Скажите, что на самом деле случилось с Гарри?
– Простите? – насторожился Морланд.
– На Фолклендах. Странно, но от того времени у него не осталось друзей. Ведь на поминальной службе никого не было, за исключением того полковника и вас.
Ричард хмурится.
– Эллен, мне трудно сказать что-то определенное. Тогда я Гарри почти не знал. Мы служили в разных подразделениях.
– Но что-то ведь там случилось?
По тону Морланда я чувствую, что попала в точку.
– Эллен, – мягко произносит он, – эти дела… Кто в них что понимает? И потом, прошло столько времени. Какое теперь это имеет значение?
Я осмысливаю его слова и, стараясь придать своему голосу значимость, говорю:
– Думаю, что имеет. Когда-то я должна узнать об этом. И предпочитаю услышать это сейчас и от вас. – Судя по всему, мне не удалось убедить Морланда. – Только не думайте, – хрипло смеюсь я, – будто вы можете рассказать мне о Гарри такое, что меня удивит. В том, что касается Гарри, меня уже не удивит ничто. Я вовсе не заблуждаюсь на его счет. – Медленно отхлебывая кофе, проигрываю в уме сказанное. Я понимаю, что это вышло несколько резче, чем мне хотелось бы, и уже спокойнее добавляю: – Просто мне необходимо знать о Гарри все. В том числе и для того, чтобы справиться с его утратой. И это чистая правда.
– А, может, Гарри был просто не расположен к дружбе? – произносит Морланд. Он нервно мнет свои пальцы.
Я разочарованно смотрю на него. И почти укоризненно качаю головой.
Морланд изучающе смотрит мне в глаза и, похоже, видит мой твердый настрой. В выражении его лица появляется решимость, он глубоко вздыхает и усаживается в кресле поудобнее.
– Хорошо, – медленно начинает Ричард, – действительно вокруг Гарри на Фолклендах кое-что было. Какие-то слухи. Проблема ведь в том, что по армейским делам получить объективную информацию сложно. Каждый знает что-то отрывочное. Кроме того, каждый препарирует свои сведения так, как ему выгодно. А причин на это много: старые счеты, желание переложить свои ошибки на другого и так далее. Так что… В общем, если исходить из этих слухов, то взводу Гарри не повезло. Почему это произошло, не знаю. Может, они неудачно приземлились. Со мной такое тоже случалось. Может… – Морланд осторожно подбирает слова, – … Гарри упустил контроль над коллективом. Знаете, как это бывает? Чуть затянул с решением и все, ситуацию уже не поправить. А подчиненные тебе этого не простят. Судя по всему, лидерство вообще давалось Гарри не так-то легко… В общем… ходили слухи, будто взвод Гарри продвигался к месту боя не так быстро, как следовало бы, и что подчиненные винили его в этом.
В комнате повисла тишина. Только потрескивает камин.
– Я слышала, что один из солдат Гарри был ранен и они вынуждены были дожидаться врача.
– Да, у них действительно был раненый, – говорит Морланд тоном, который подкрепляет мои подозрения: он означает, что наличие раненого не считается в армии уважительной причиной, достаточной для того, чтобы задержать атаку.
– А этот слух, – с болью спрашиваю я, – он широко распространился? Многие знали об этом?
– В третьем воздушно-десантном полку – да. Но за его пределами – нет.
Это знаменитое полковое братство! Значит, и плохое, и хорошее они хранят только между собой.
– Но вы-то ведь знаете, – тихо замечаю я.
– У меня в третьем полку был друг. Он сказал мне. Значит, нарушил законы корпоративности.
– Когда же произошел этот эпизод? Эта задержка с продвижением?
– Во время штурма Порта-Стэнли.
– Это в тот момент вы столкнулись со взводом Гарри?
По лицу Морланда пробегает тень недовольства. Вопрос ему явно не нравится.
– Да, примерно, – хмуро отвечает он.
– Значит, вы все видели?
– Простите, что?
– Ну, как вели себя солдаты Гарри. Какая моральная атмосфера была во взводе.
– Не совсем. Мы столкнулись со взводом Гарри в темноте. Все было достаточно беспорядочно. Всем хотелось побыстрее расползтись в разные стороны. Мы были в контакте непродолжительное время. Обменялись разведданными. Потом двинулись вперед. Вот и все.
Я хочу сказать: «Не так уж недолго, чтобы не успеть заметить, как обстоят дела в соседнем подразделении». Но вместо этого спрашиваю:
– Выходит, ничего необычного вы не заметили?
– Мы двигались три дня почти без сна. Честно говоря, из-за усталости просто не в состоянии были что-нибудь заметить.
Я понимаю, что больше он ничего не скажет, и благодарю его.
Похоже Морланд задумался, правильно ли он поступил, рассказав мне про этот случай.
– Хотите еще кофе?
– Нет, спасибо, мне пора домой, – говорю я несколько резковато.
Он догоняет меня уже в холле.
– Подождите, у меня есть кое-что для Джоша.
Морланд открывает дверь, которую я сначала не заметила. В комнате, еще меньше столовой, стоят лишь стол, стул и боковой столик, заваленный бумагами. Он не включает свет, но я успеваю заметить на столе какие-то чертежи, а на подоконнике – тройную кожаную подставку с фотографиями. Мне удалось разглядеть на двух снимках лишь группы каких-то людей, а на третьем – женщину с правильными чертами лица, длинными волосами и обнаженными плечами.
– Вот, – говорит Морланд, закрывая за собой дверь и протягивая мне книгу. Она называется «Рыбы Британских островов». Он включает наружный свет и провожает меня до машины. На улице довольно прохладно, со стороны леса дует ветер. – Вы больше не поете? – спрашивает Ричард, пока мы шагаем по гравиевой дорожке.
– Что? А, нет.
– Не жалеете об этом?
Мы останавливаемся у машины.
– Если бы вы хоть раз услышали, как я пою, вы были бы со мной абсолютно солидарны.
Он смеется.
– Но раньше вы, наверное, хорошо пели?
– Вот именно. Раньше. Я уже давно не практиковалась. А чтобы хорошо петь, надо жить жизнью дикой и нездоровой.
Морланд снова смеется, запрокинув голову. Я удивлена и в то же время рада, что смогла его развеселить.
– Вы уверены, что сможете сами вести машину?
– Конечно, – смело вру я.
– Ну тогда спокойной ночи, Эллен, – произносит он и целует меня в щеку.
По дороге домой меня от выпитого вина все время клонит в сон, приходится максимально концентрировать внимание, чтобы доехать без эксцессов.
На кухонном столе нахожу записку от Джоша. Должно быть, он прибежал от Джилл вскоре после того, как я уехала. Записка лежит рядом с черно-белой фотографией «Минервы» в рамке, которая обычно стоит на полке в гостиной. Записка гласит: «Мам, отдай Ричарду. Очень важно».
На фотографии яхта идет под полными парусами, а на заднем плане виднеется узкая полоска суши. С минуту я задумчиво смотрю на снимок, затем ставлю его на шкаф и поднимаюсь наверх.
ГЛАВА 9
Сегодня суббота. Передо мной стоит вторая чашка кофе, и я подписываю, с чувством некоторого удовлетворения, последние письма. Хоть что-то сделала, хоть что-то осталось позади… «Нам всем его будет недоставать». Я чувствую облегчение при мысли о том, что мне не придется этого писать. В горле комок, в глазах пощипывает.
Я также набросала несколько открыток всем (в основном это подруги), кто звонил в начале недели, и поблагодарила их за заботу. Написала им, что хотела бы увидеться, но попозже, через пару недель, поскольку сейчас я еще не совсем пришла в себя после смерти Гарри.
Интересно, о чем думают все эти люди? Слышали ли они о пропаже ружья? Перешептываются ли об этом? За последние несколько дней я говорила лишь с двумя-тремя знакомыми, которым удалось прорваться через автоответчик, но они даже не заикнулись о ружье. Значит, ничего не знают. Или знают? Меня сейчас вообще бросает от отчаяния к надежде. Этим утром надежда преобладает, отчасти потому, что я живу ожиданием завтрашней встречи с Кэти, а отчасти потому, что смогла наконец выспаться. Был один-единственный кошмар и то незадолго до пробуждения. Мне снилась наша лодка. Она плывет в тумане в открытом море. Ее прибивает к берегу, но мне не хватает сил вытащить ее из воды. Затем картина вдруг резко меняется и около лодки оказывается совершенно другой человек, который сталкивает лодку обратно в воду. Лица человека я не вижу, но это не Гарри, потому что в моем сне Гарри уже мертв.
Я проснулась с неприятным ощущением, но зато не было прежнего отчаяния. А это уже прогресс.
С мыслью, что все не так уж плохо, я беру листок бумаги и принимаюсь составлять список вещей, за которые можно выручить хоть немного денег. На первом месте, конечно же, «мерседес» Гарри, престижной модели, почти совсем новый. Но напротив этого пункта я ставлю знак вопроса. У меня такое впечатление, что «мерседес» принадлежит компании и, следовательно, я не имею права его продавать. Еще можно продать лодку, водный мотоцикл и надувную лодку «Зодиак». Из дома можно продать компьютер, принтер, комод в стиле эпохи короля Якова (за который Гарри явно переплатил), обеденный стол из красного дерева с восемнадцатью стульями, массивный викторианский книжный шкаф. Все равно эта мебель слишком громоздка для любого коттеджа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66