Но разум покинул его; казалось, он глубоко спит.
Братия выслушала объяснения приора, а затем дон Марко, почтенный старец и сам бывший приор, возразил дону Сальваторе, заметив, что нахождение лежачего больного на территории монастыря противоречит уставу общины. И правда, лазарет располагался в жилой части аббатства, предназначенной исключительно для братии.
Как и все монастыри ордена бенедиктинцев, Сан-Джованни в Венери состоял из церкви и клуатра – внутреннего дворика прямоугольной формы, окруженного со всех сторон галереями и зданиями, где жили монахи. В большинстве монастырей клуатр окружают общинные постройки; здесь же, так как аббатство стояло на склоне горы, строители расположили церковь вдоль западной стороны клуатра, а к югу от него – трехэтажное здание со всеми монастырскими помещениями, обращенное к морю. С северной и восточной стороны клуатра раскинулись сады. На первом этаже общинного строения находились кладовая, привратницкая и странноприимный двор.
На втором этаже, на том же уровне, что и церковь с клуатром, были кухня, трапезная, скрипторий – комната для переписки рукописей, – лазарет и иконописная мастерская. На самом верхнем этаже располагались дормитории – общие спальни монахов, отхожие места, а также кельи аббата и приора.
Дон Сальваторе с готовностью признал, что нарушил устав, позволив лежачему больному остаться в монастырских стенах. Состояние незнакомца чрезвычайно тяжелое и требует ухода, который можно получить только в лазарете. Он напомнил братии, что, согласно одной из заповедей основателя их ордена, милосердие – высшая добродетель, которую нельзя нарушать, даже если приходится поступать вопреки обычным правилам.
Доводы приора почти никого не убедили, однако аббат отсутствовал, и монахам ничего не оставалось, как подчиниться.
Над монастырем опустилась ночь. После вечерней службы монахи поднялись в дормитории, а дон Сальваторе – в свою скромную келью.
Приор отличался крепким сложением, правильными чертами лица и красивыми голубыми глазами. Он принял постриг в семнадцать лет и за долгие годы учения стал мастером богословия и подлинным знатоком Священного Писания. За последние десять лет дона Сальваторе трижды избирали приором монастыря Сан-Джованни в Венери, и в отсутствие аббата он самостоятельно принимал все важные решения. Деликатный и скромный, дон Сальваторе был полной противоположностью старому дону Теодоро, пожизненному аббату, высокомерному и резкому.
Этой ночью дона Сальваторе грызла тревога. Он не верил в россказни крестьян о колдовстве и одержимости дьяволом, но все же в глубине души его мучило предчувствие, что незнакомец доставит немало хлопот.
Еще не рассвело, когда брат Гаспаро изо всей силы принялся колотить кулаком в дверь кельи.
– Скорее, дон Сальваторе!
– Что случилось? – спросил приор, спешно надев наплечник и приоткрыв дверь.
– В лазарете произошло нечто странное! Там горит свет, комната закрыта изнутри, а из-под двери течет кровь!
Глава 3
По дороге к лазарету брат Гаспаро продолжил рассказ:
– Я встал перед заутреней, чтобы перевязать рану незнакомца. В комнате горел свет, и это меня удивило. Еще больше поразило то, что дверь оказалась запертой изнутри. Я попробовал ее открыть, но так и не смог. Вдруг я почувствовал, как что-то теплое течет по моим сандалиям. Как только я понял, что это кровь, то сразу же побежал к вам. Там кровищи, словно быка зарезали!
– Кто оставался ночью в лазарете?
– Только незнакомец.
К этому времени монахи дошли до лазарета, и брат Гаспаро поднес факел к нижнему краю закрытой двери. Когда приор увидел лужу крови, растекшуюся под ногами, его едва не вырвало. Все же он сдержался и кивнул брату Гаспаро, чтобы тот помог выломать дверь. Вскоре небольшая задвижка поддалась, дверь распахнулась настежь, и перед монахами предстала кошмарная сцена.
Незнакомец с раздувшимся лицом лежал на полу, раскинув руки, из раны на боку струилась кровь. Чуть поодаль в луже крови лежало другое тело.
– О господи! – воскликнул приор. – Это же брат Модесто! Он…
– Его выпотрошили, – дрожащим голосом закончил брат Гаспаро, показывая на острый инструмент рядом с раненым. – Вспороли живот ланцетом, который я здесь оставил.
– Что произошло? Кто осмелился совершить столь ужасное преступление?
– А куда делся убийца? – испуганно спросил брат Гаспаро. – Дверь была заперта изнутри…
– Верно, – согласился приор, схватив кочергу.
Он знаком приказал брату Гаспаро заглянуть в шкаф, единственное место, куда мог бы спрятаться человек. Сердце монаха зашлось от страха, когда он рывком открыл дверцу. Увидев, что шкаф пуст, приор и брат Гаспар обменялись недоуменными взглядами. Дон Сальваторе посмотрел вверх, на два отверстия в потолке, но в них не смог бы протиснуться даже ребенок, не говоря уже о взрослом человеке. Оставался еще один путь к бегству – через камин. Убийца, должно быть, спустил веревку через трубу. Монахи осветили факелами устье, однако, к своему большому удивлению, ничего не обнаружили – ни следов сажи на полу, ни отметин на стене.
– Ничего не понимаю, – произнес приор, проведя рукой по дымоходу. – Если бы кто-нибудь проник в комнату через трубу, здесь бы остались следы.
– Это… это дело рук дьявола! – взволнованно прошептал брат Гаспаро.
Приору невольно вспомнилось предостережение селян.
– Нельзя, чтобы тела остались лежать здесь. И убийца еще, наверное, где-то в монастыре… Скоро пробьет колокол к заутрене, так что нам нужно…
– Он дышит! – неожиданно воскликнул дон Гаспаро, наклонившись над незнакомцем. – Если он потерял не слишком много крови и мне удастся закрыть рану, у него есть шанс выжить!
Приор помог положить раненого на кровать и, пока брат Гаспаро делал все возможное, чтобы спасти жизнь юноши, постарался придать телу брата Модесто пристойный вид. Когда раздался призывный звон колокола, он оставил дрожащего от страха брата Гаспаро и поспешил через клуатр к церкви, чтобы отслужить заутреню.
Когда служба закончилась, дон Сальваторе собрал монахов в общей зале и поведал о трагическом ночном происшествии, не упомянув, однако, что дверь лазарета была заперта изнутри. Ему не хотелось, чтобы братию охватил панический страх перед необъяснимым.
Потрясенные монахи смотрели друг на друга. Кто мог совершить столь тяжкое преступление против одного из них и вдобавок попытаться убить таинственного незнакомца? Что понадобилось брату Модесто в лазарете среди ночи? Может, его убили в другом месте и лишь потом перенесли тело в лазарет? Монахи обсуждали эти вопросы целый день. Чтобы избежать скандала в отсутствие отца-настоятеля, дон Сальваторе попросил держать в секрете трагические обстоятельства смерти брата Модесто и говорить всем посторонним, что тот погиб случайно.
Монахи решили, что отныне будут охранять вход в монастырь и днем и ночью.
Через два дня несчастного брата Модесто похоронили на монастырском кладбище неподалеку от аббатства. Как только закончилась заупокойная служба, приор и брат Гаспаро отправились в лазарет. Дон Сальваторе присел у постели раненого и спросил, как движется выздоровление.
– Хвала Господу, к нему возвращаются силы, – ответил брат Гаспаро. – Опухоль с лица спала, и мне удалось закрыть рану.
– Он все еще без сознания?
– Да. Я встречался с подобным и раньше; порой больные словно зависают между миром живых и царством мертвых. Один Бог знает, что с ним случилось.
– Да, его жизнь в руках Божьих, – пробормотал приор.
Он поднялся в свою келью, которая также служила ему кабинетом, сел за стол и написал отчет о дневных событиях, предназначавшийся его преподобию, который через несколько недель должен был вернуться из дальней поездки в другую страну. Сердце дона Сальваторе сжималось при мысли о том, что придется рассказывать о столь ужасных событиях вспыльчивому дону Теодоро.
Семидесятилетний аббат превыше всего ценил дисциплину и порядок и, несомненно, не преминул бы напомнить, что за все тридцать лет, пока монастырь возглавлял он, дон Теодоро, не было ни одного серьезного происшествия. Приор надеялся, что ему удастся пролить свет на ужасное преступление до того, как вернется настоятель. К несчастью, в ту ночь никто ничего не видел и не слышал, а следов убийцы так и не нашли. Благодаря показаниям нескольких монахов стало известно, что несчастный брат Модесто покинул дормитории между вечерней и заутреней. Он страдал от бессонницы и иногда по ночам молился в часовне, так что никто не придал значения его уходу. Должно быть, проходя через клуатр, монах услышал подозрительный шум, доносящийся из лазарета, а потом увидел, как некто пытается убить раненого. Задушить, судя по распухшему лицу несчастного. Очевидно, брат Модесто вмешался и сам пал жертвой убийцы. «Так, наверное, все и произошло, – думал приор. – Но как убийце удалось бежать, ведь дверь была заперта изнутри?» Не найдя ответы на мучающие его вопросы, дон Сальваторе опустился на колени перед иконой Пресвятой Богородицы.
Монастырь бенедиктинцев Сан-Джованни в Венери отличался от других тем, что в нем была иконописная мастерская. В одиннадцатом веке христианство разделилось на католическую и православную церкви, и, хотя последователи римско-католического исповедания предпочли скульптуры и витражи, в православии принято на досках изображать Христа, Деву Марию и святых. Настоятель монастыря Сан-Джованни некоторое время провел в Восточной Европе, где ему полюбились писанные на дереве иконы. Он даже послал на остров Крит для обучения двух братьев, одаренных художников. Один из них умер, зато другой, брат Анжело, до сих пор писал образа в маленькой каморке рядом с лазаретом. В монастыре было много подобных икон: в трапезной, общей зале, кельях настоятеля и приора.
Не отводя взгляда от Святой Девы, дон Сальваторе поведал ей о том, что терзало его сердце. Затем он вверил Богородице жизнь, а главное, душу незнакомца, который так неожиданно вторгся в размеренное и упорядоченное существование монастыря. Как истинный последователь Аристотеля и святого Фомы Аквинского, приор не очень-то верил в сверхъестественные явления. По крайней мере, он всегда пытался найти разумное объяснение любого, на первый взгляд, странного происшествия. Именно благодаря своему здравому подходу ему удалось разоблачить несколько ложных проявлений как божеской, так и дьявольской сущности даже среди собственных, самых фанатичных монахов. Но сейчас в глубине души его терзали сомнения: уж не сам ли Сатана оказался замешанным в события последних дней?
Вдруг, несмотря на поздний час, в дверь снова громко постучали.
Глава 4
– Господь Всемогущий, что опять стряслось? – вздохнул дон Сальваторе, с трудом поднимаясь на ноги и подходя к двери.
Там стоял взволнованный брат Гаспаро. По обычаю монастыря у него, как и у всех других монахов, после вечерней службы лицо скрывал низко опущенный капюшон.
– Незнакомец пришел в себя!
У приора отлегло от сердца, когда он наконец услышал добрые вести. Дон Сальваторе поспешил за братом Гаспаро, желая расспросить молодого человека о трагических событиях позапрошлой ночи.
Оба монаха вошли в лазарет, и дона Сальваторе сразу же поразил взгляд раненого. На изможденном лице юноши резко выделялись скулы, он еще плохо понимал, что происходит, но горящие черные глаза смотрели с невыразимой печалью. Дон Сальваторе понял, что незнакомец вернулся из преисподней. На миг монах заглянул к нему в душу и увидел, что судьба его трагична и блистательна. Да, этому человеку довелось побывать и в раю, и в аду.
– Друг мой, слышите ли вы меня?
Юноша молчал.
– Наверное, слышите, вот только ответить не можете, – вздохнул монах, беря раненого за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Братия выслушала объяснения приора, а затем дон Марко, почтенный старец и сам бывший приор, возразил дону Сальваторе, заметив, что нахождение лежачего больного на территории монастыря противоречит уставу общины. И правда, лазарет располагался в жилой части аббатства, предназначенной исключительно для братии.
Как и все монастыри ордена бенедиктинцев, Сан-Джованни в Венери состоял из церкви и клуатра – внутреннего дворика прямоугольной формы, окруженного со всех сторон галереями и зданиями, где жили монахи. В большинстве монастырей клуатр окружают общинные постройки; здесь же, так как аббатство стояло на склоне горы, строители расположили церковь вдоль западной стороны клуатра, а к югу от него – трехэтажное здание со всеми монастырскими помещениями, обращенное к морю. С северной и восточной стороны клуатра раскинулись сады. На первом этаже общинного строения находились кладовая, привратницкая и странноприимный двор.
На втором этаже, на том же уровне, что и церковь с клуатром, были кухня, трапезная, скрипторий – комната для переписки рукописей, – лазарет и иконописная мастерская. На самом верхнем этаже располагались дормитории – общие спальни монахов, отхожие места, а также кельи аббата и приора.
Дон Сальваторе с готовностью признал, что нарушил устав, позволив лежачему больному остаться в монастырских стенах. Состояние незнакомца чрезвычайно тяжелое и требует ухода, который можно получить только в лазарете. Он напомнил братии, что, согласно одной из заповедей основателя их ордена, милосердие – высшая добродетель, которую нельзя нарушать, даже если приходится поступать вопреки обычным правилам.
Доводы приора почти никого не убедили, однако аббат отсутствовал, и монахам ничего не оставалось, как подчиниться.
Над монастырем опустилась ночь. После вечерней службы монахи поднялись в дормитории, а дон Сальваторе – в свою скромную келью.
Приор отличался крепким сложением, правильными чертами лица и красивыми голубыми глазами. Он принял постриг в семнадцать лет и за долгие годы учения стал мастером богословия и подлинным знатоком Священного Писания. За последние десять лет дона Сальваторе трижды избирали приором монастыря Сан-Джованни в Венери, и в отсутствие аббата он самостоятельно принимал все важные решения. Деликатный и скромный, дон Сальваторе был полной противоположностью старому дону Теодоро, пожизненному аббату, высокомерному и резкому.
Этой ночью дона Сальваторе грызла тревога. Он не верил в россказни крестьян о колдовстве и одержимости дьяволом, но все же в глубине души его мучило предчувствие, что незнакомец доставит немало хлопот.
Еще не рассвело, когда брат Гаспаро изо всей силы принялся колотить кулаком в дверь кельи.
– Скорее, дон Сальваторе!
– Что случилось? – спросил приор, спешно надев наплечник и приоткрыв дверь.
– В лазарете произошло нечто странное! Там горит свет, комната закрыта изнутри, а из-под двери течет кровь!
Глава 3
По дороге к лазарету брат Гаспаро продолжил рассказ:
– Я встал перед заутреней, чтобы перевязать рану незнакомца. В комнате горел свет, и это меня удивило. Еще больше поразило то, что дверь оказалась запертой изнутри. Я попробовал ее открыть, но так и не смог. Вдруг я почувствовал, как что-то теплое течет по моим сандалиям. Как только я понял, что это кровь, то сразу же побежал к вам. Там кровищи, словно быка зарезали!
– Кто оставался ночью в лазарете?
– Только незнакомец.
К этому времени монахи дошли до лазарета, и брат Гаспаро поднес факел к нижнему краю закрытой двери. Когда приор увидел лужу крови, растекшуюся под ногами, его едва не вырвало. Все же он сдержался и кивнул брату Гаспаро, чтобы тот помог выломать дверь. Вскоре небольшая задвижка поддалась, дверь распахнулась настежь, и перед монахами предстала кошмарная сцена.
Незнакомец с раздувшимся лицом лежал на полу, раскинув руки, из раны на боку струилась кровь. Чуть поодаль в луже крови лежало другое тело.
– О господи! – воскликнул приор. – Это же брат Модесто! Он…
– Его выпотрошили, – дрожащим голосом закончил брат Гаспаро, показывая на острый инструмент рядом с раненым. – Вспороли живот ланцетом, который я здесь оставил.
– Что произошло? Кто осмелился совершить столь ужасное преступление?
– А куда делся убийца? – испуганно спросил брат Гаспаро. – Дверь была заперта изнутри…
– Верно, – согласился приор, схватив кочергу.
Он знаком приказал брату Гаспаро заглянуть в шкаф, единственное место, куда мог бы спрятаться человек. Сердце монаха зашлось от страха, когда он рывком открыл дверцу. Увидев, что шкаф пуст, приор и брат Гаспар обменялись недоуменными взглядами. Дон Сальваторе посмотрел вверх, на два отверстия в потолке, но в них не смог бы протиснуться даже ребенок, не говоря уже о взрослом человеке. Оставался еще один путь к бегству – через камин. Убийца, должно быть, спустил веревку через трубу. Монахи осветили факелами устье, однако, к своему большому удивлению, ничего не обнаружили – ни следов сажи на полу, ни отметин на стене.
– Ничего не понимаю, – произнес приор, проведя рукой по дымоходу. – Если бы кто-нибудь проник в комнату через трубу, здесь бы остались следы.
– Это… это дело рук дьявола! – взволнованно прошептал брат Гаспаро.
Приору невольно вспомнилось предостережение селян.
– Нельзя, чтобы тела остались лежать здесь. И убийца еще, наверное, где-то в монастыре… Скоро пробьет колокол к заутрене, так что нам нужно…
– Он дышит! – неожиданно воскликнул дон Гаспаро, наклонившись над незнакомцем. – Если он потерял не слишком много крови и мне удастся закрыть рану, у него есть шанс выжить!
Приор помог положить раненого на кровать и, пока брат Гаспаро делал все возможное, чтобы спасти жизнь юноши, постарался придать телу брата Модесто пристойный вид. Когда раздался призывный звон колокола, он оставил дрожащего от страха брата Гаспаро и поспешил через клуатр к церкви, чтобы отслужить заутреню.
Когда служба закончилась, дон Сальваторе собрал монахов в общей зале и поведал о трагическом ночном происшествии, не упомянув, однако, что дверь лазарета была заперта изнутри. Ему не хотелось, чтобы братию охватил панический страх перед необъяснимым.
Потрясенные монахи смотрели друг на друга. Кто мог совершить столь тяжкое преступление против одного из них и вдобавок попытаться убить таинственного незнакомца? Что понадобилось брату Модесто в лазарете среди ночи? Может, его убили в другом месте и лишь потом перенесли тело в лазарет? Монахи обсуждали эти вопросы целый день. Чтобы избежать скандала в отсутствие отца-настоятеля, дон Сальваторе попросил держать в секрете трагические обстоятельства смерти брата Модесто и говорить всем посторонним, что тот погиб случайно.
Монахи решили, что отныне будут охранять вход в монастырь и днем и ночью.
Через два дня несчастного брата Модесто похоронили на монастырском кладбище неподалеку от аббатства. Как только закончилась заупокойная служба, приор и брат Гаспаро отправились в лазарет. Дон Сальваторе присел у постели раненого и спросил, как движется выздоровление.
– Хвала Господу, к нему возвращаются силы, – ответил брат Гаспаро. – Опухоль с лица спала, и мне удалось закрыть рану.
– Он все еще без сознания?
– Да. Я встречался с подобным и раньше; порой больные словно зависают между миром живых и царством мертвых. Один Бог знает, что с ним случилось.
– Да, его жизнь в руках Божьих, – пробормотал приор.
Он поднялся в свою келью, которая также служила ему кабинетом, сел за стол и написал отчет о дневных событиях, предназначавшийся его преподобию, который через несколько недель должен был вернуться из дальней поездки в другую страну. Сердце дона Сальваторе сжималось при мысли о том, что придется рассказывать о столь ужасных событиях вспыльчивому дону Теодоро.
Семидесятилетний аббат превыше всего ценил дисциплину и порядок и, несомненно, не преминул бы напомнить, что за все тридцать лет, пока монастырь возглавлял он, дон Теодоро, не было ни одного серьезного происшествия. Приор надеялся, что ему удастся пролить свет на ужасное преступление до того, как вернется настоятель. К несчастью, в ту ночь никто ничего не видел и не слышал, а следов убийцы так и не нашли. Благодаря показаниям нескольких монахов стало известно, что несчастный брат Модесто покинул дормитории между вечерней и заутреней. Он страдал от бессонницы и иногда по ночам молился в часовне, так что никто не придал значения его уходу. Должно быть, проходя через клуатр, монах услышал подозрительный шум, доносящийся из лазарета, а потом увидел, как некто пытается убить раненого. Задушить, судя по распухшему лицу несчастного. Очевидно, брат Модесто вмешался и сам пал жертвой убийцы. «Так, наверное, все и произошло, – думал приор. – Но как убийце удалось бежать, ведь дверь была заперта изнутри?» Не найдя ответы на мучающие его вопросы, дон Сальваторе опустился на колени перед иконой Пресвятой Богородицы.
Монастырь бенедиктинцев Сан-Джованни в Венери отличался от других тем, что в нем была иконописная мастерская. В одиннадцатом веке христианство разделилось на католическую и православную церкви, и, хотя последователи римско-католического исповедания предпочли скульптуры и витражи, в православии принято на досках изображать Христа, Деву Марию и святых. Настоятель монастыря Сан-Джованни некоторое время провел в Восточной Европе, где ему полюбились писанные на дереве иконы. Он даже послал на остров Крит для обучения двух братьев, одаренных художников. Один из них умер, зато другой, брат Анжело, до сих пор писал образа в маленькой каморке рядом с лазаретом. В монастыре было много подобных икон: в трапезной, общей зале, кельях настоятеля и приора.
Не отводя взгляда от Святой Девы, дон Сальваторе поведал ей о том, что терзало его сердце. Затем он вверил Богородице жизнь, а главное, душу незнакомца, который так неожиданно вторгся в размеренное и упорядоченное существование монастыря. Как истинный последователь Аристотеля и святого Фомы Аквинского, приор не очень-то верил в сверхъестественные явления. По крайней мере, он всегда пытался найти разумное объяснение любого, на первый взгляд, странного происшествия. Именно благодаря своему здравому подходу ему удалось разоблачить несколько ложных проявлений как божеской, так и дьявольской сущности даже среди собственных, самых фанатичных монахов. Но сейчас в глубине души его терзали сомнения: уж не сам ли Сатана оказался замешанным в события последних дней?
Вдруг, несмотря на поздний час, в дверь снова громко постучали.
Глава 4
– Господь Всемогущий, что опять стряслось? – вздохнул дон Сальваторе, с трудом поднимаясь на ноги и подходя к двери.
Там стоял взволнованный брат Гаспаро. По обычаю монастыря у него, как и у всех других монахов, после вечерней службы лицо скрывал низко опущенный капюшон.
– Незнакомец пришел в себя!
У приора отлегло от сердца, когда он наконец услышал добрые вести. Дон Сальваторе поспешил за братом Гаспаро, желая расспросить молодого человека о трагических событиях позапрошлой ночи.
Оба монаха вошли в лазарет, и дона Сальваторе сразу же поразил взгляд раненого. На изможденном лице юноши резко выделялись скулы, он еще плохо понимал, что происходит, но горящие черные глаза смотрели с невыразимой печалью. Дон Сальваторе понял, что незнакомец вернулся из преисподней. На миг монах заглянул к нему в душу и увидел, что судьба его трагична и блистательна. Да, этому человеку довелось побывать и в раю, и в аду.
– Друг мой, слышите ли вы меня?
Юноша молчал.
– Наверное, слышите, вот только ответить не можете, – вздохнул монах, беря раненого за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67