Эти смутные воспоминания и привели сюда Берсеи.
– О, вы сегодня с фонариком.
– Всегда готов. – Антрополог гордо поднял над собой фонарь. – Пропуск оставить?
Берсеи вытащил бумажник, распахнул его, чтобы достать ламинированную карточку, гарантировавшую ему полный доступ в большинство исторических памятников города. Не всем академикам было дозволено такое.
Марио отмахнулся.
– Я отмечу вас. – Он показал на пюпитр сбоку от стола.
– Внизу есть кто-нибудь?
– Нет, все в вашем распоряжении.
Отчего-то Берсеи это не понравилось. Он беспокойно улыбнулся. Экскурсовод протянул ему листок бумаги:
– Держите карту с изменениями.
Берсеи взглянул на переработанный и дополненный план туннелей и переходов. Теперь становилось еще более очевидно, что на протяжении веков катакомбы прирастали бессистемно. Сложная схема подземелья скорее напоминала сеть трещин на расколовшейся керамической плитке. Или паутину.
– Да я ненадолго. Можно пока оставить это у вас? – Он протянул Марио сумку с ноутбуком.
– Ради бога. Я поставлю за стол.
Передав сумку, Берсеи пересек фойе и включил фонарь, направив его на каменные ступени, уходящие в кромешную темень.
Спустившись вниз, Джованни поборол охватившую его дрожь и чуть подождал, чтобы легкие приспособились к холодному и сырому воздуху, это осложняло реставрационные работы. Просто поразительно, каким образом столько фресок и гравировок сохранилось здесь, в суровой среде, полностью уничтожившей тела погребенных, когда-то наполнявшие тысячи ниш. Лишь считанные косточки были обнаружены во время раскопок этих гробниц, в большинстве своем разграбленных мародерами, которые наживались на том, что продавали их как мощи святых и мучеников.
«Какая ирония судьбы, – подумал Берсеи, – ведь место это намеренно создавалось как лабиринт, дабы избежать грабежа. Вот и вся защита для тел, которым предстояло воскрешение. Придет Судный день – и сколько будет разочарованных душ…»
Он направил луч в узкий проход – шириной едва ли в метр и высотой менее трех, – и свет рассеялся в нескольких метрах впереди. Почти две тысячи лет назад Fassores – гильдия землекопов – вручную пробила этот лабиринт гробниц в мягкой вулканической породе, или туфе, на котором стоял Рим. Погребальные ячейки, или локули, тянулись по стенам слева и справа. В древние времена тела заворачивали в саваны и укладывали в эти ниши разлагаться для экскарнации – ритуала освобождения от плоти, от всего мирского. Теперь ниши были пусты.
Подземные галереи прокладывали слоями – с тремя уровнями схожих туннелей. К счастью, камера, которую он хотел осмотреть, находилась в верхней галерее катакомб.
«Некрополь, – подумал Берсеи. – Город мертвых».
Он прикрыл нос от запаха плесени, надеясь, что не встретит «хозяев» этих мест. С напряжением сглотнув, Джованни двинулся вперед.
* * *
– Desidera qualcosa? – Марио во второй раз отложил книгу и внимательно посмотрел на крепко сбитого мужчину, стоявшего перед его столом. Незнакомец, похоже, был поглощен своими мыслями. Марио решил попробовать на английском. – Чем могу помочь?
Раздосадованный сухим тоном старика, Конти вновь не ответил. Идя сюда следом за Берсеи, он недоумевал, какого черта ученый свернул в этот парк. Сейчас же, прочитав табличку над столом экскурсовода, он силился понять ее смысл. Еврейские катакомбы? Взгляд его перекочевал на другой дверной проем, открывавший проход к неосвещенной лестнице.
«Какой-нибудь служебный выход, – подумал он. – Неплохо».
– Света нет, что ли? – поинтересовался Конти на итальянском.
– Чтобы спуститься туда, нужен фонарик, – ответил старик.
«И это неплохо», – подумал Конти.
– Но катакомбы закрыты для посещения, – продолжил экскурсовод, криво улыбнувшись. – Если у вас нет специального пропуска, я буду вынужден просить вас удалиться.
Тоже мне, шишка на ровном месте! Конти пропустил мимо ушей это заявление, впившись взглядом в листок на пюпитре. Регистрация посетителей. А в списке только одно имя – то, которое ему нужно. И похоже, здесь кругом ни души. Все оказалось куда проще, чем он предполагал. Запустив руку в карман куртки, Конти осторожно извлек маленький шприц.
Пока незнакомец в три шага огибал стол, в сознании Марио Бенедетти успела промелькнуть догадка, что он в опасности. Загнанный в угол, старик замер.
– Какая жалость… – пробормотал Конти.
Он выбросил правую руку, ухватив экскурсовода за загривок, а его левая рука описала в воздухе стремительную дугу и вонзила иглу в шейную мышцу, мгновенно введя туда концентрат тубарина – лекарства, применяемого в хирургии сердца для того, чтобы парализовать сердечные ткани. Не зная, когда может пригодиться тубарин, Конти всегда имел при себе смертельную дозу.
Старик повалился на пол, и Конти резко отшатнулся в сторону.
Токсины мгновенно наполнили артерии Марио Бенедетти, и он стал царапать грудь налившимися свинцом пальцами. Лицо его исказила судорога, когда сердце, споткнувшись, заклинило, как перегоревший двигатель. По всему телу пробежала дрожь, затем оно замерло.
Сальваторе Конти всегда изумлялся действенности этого метода. Кто бы ни нашел старика, он наверняка решит, что бедолага скончался от сердечного приступа. Стандартное вскрытие выдаст аналогичное заключение.
Сработано чисто. Комар носа не подточит.
Конти задвинул засов входной двери, убрал в карман пустой шприц и, тщательно обыскав ящики стола, нашел фонарик экскурсовода. Увидев стоящий в сторонке ноутбук Берсеи, он решил, что прихватит его на обратном пути. Затем наклонился к трупу и выдернул из его кармана связку ключей.
Конти достал из-под куртки 9-миллиметровый «глок». Лучше, конечно, постараться обойтись без стрельбы. Следы оставлять нежелательно – лишние осложнения ему совершенно ни к чему.
С включенным фонарем Конти шагнул в темноту и захлопнул за собой дверь, замок за его спиной издал громкий чавкающий звук.
51
В течение пятнадцати минут Джованни Берсеи все дальше углублялся в катакомбы виллы Торлония, делая короткие остановки, чтобы свериться с картой. Он промерз до костей, от тишины звенело в ушах. С каждым поворотом он погружался в вековое наследие смерти. Ему подумалось, что условия для работы не самые блестящие.
Без схемы двигаться по этому лабиринту туннелей было бы невозможно. Столько проходов – многие оканчивались просто тупиками, – один похож на другой, а под землей чувство направления исчезало напрочь. Берсеи не страдал клаустрофобией, и ему много раз приходилось бывать в подземных захоронениях куда более унылых, чем это. Но никогда он не оставался в одиночестве… в гигантской могиле.
Судя по карте, находится он примерно в полукилометре от входа. До места осталось совсем немного.
Впереди левая стена переходила в широкую арку – вход в погребальную камеру, называющуюся кубикулум. Прежде чем войти, Берсеи остановился и вновь сверился с картой, дабы убедиться, что не напутал. Убрав карту в карман, он глубоко вздохнул и шагнул вперед.
Проведя лучом по стенам, он осмотрел просторное квадратное помещение, вырубленное из ноздреватого туфа. Здесь не было локулей – рабочее пространство прежде занимали тела, которые выкладывали тут для подготовки к погребению. В углу стояла пара амфор, в них, вероятно, прежде хранили ароматические масла и пряности.
Пол был выложен витиеватым орнаментом из плиток, стены оштукатурены и украшены скорее в иудейском стиле – прежде всего менорами и красочными изображениями Второго храма и Ковчега Завета.
Выйдя в центр помещения, Берсеи запрокинул голову и нацелился фонарем вверх. Если память ему не изменяет, то, что он больше всего хотел увидеть, находится здесь. В тот самый миг, когда взгляд его нашел изумительную фреску, покрывавшую высокий свод, у него перехватило дыхание.
Быстро выключив фонарик, Сальваторе Конти напряженно вслушивался в отдаленные звуки, доносящиеся из каменного лабиринта. Он прекрасно чувствовал себя в темноте, и тот факт, что вот уже второй раз за неделю он оказывался в гробнице, никак не сказывался на его решимости.
Абсолютно не подозревая о своем преследователе, антрополог не делал никаких усилий, чтобы как-то приглушить шаркающие звуки своих шагов. И редкие остановки для того, чтобы заглянуть в карту, только осложняли его положение.
Конти был уже близко. Очень близко.
Он осторожно высунул голову из-за угла. Из арочного входа футах в сорока впереди по узкому туннелю струился зыбкий свет.
Заведя руку за спину, Конти заткнул «глок» за ремень. Не включая фонарика, он тихо снял куртку и ботинки и сложил все у стены вместе с фонариком. Минотавр продолжает преследование.
Взгляд Джованни Берсеи был прикован к парящим над ним образам.
В центре располагалась менора, вписанная в концентрические окружности, напоминающие солнечные лучи, – все это вместе находилось в центре огромного креста, увитого виноградными лозами.
Концы креста венчались округлыми формами, а в каждой из них были нарисованы другие символы. Шофар, церемониальный рог, возвещавший о приходе еврейского Нового года; этроги – по форме напоминающие лимоны, используемые иудеями для ритуала празднования Суккот, – эти изображения вызывали невольное восхищение.
Между перекладинами креста находились четыре полукруга, которые – Берсеи готов был поклясться! – намеренно расположили как секторы компаса. Каждый содержал символ, выгравированный на стенке оссуария: дельфина, обвившегося вокруг трезубца. Раннехристианское изображение Иисуса Христа – дельфин, переносивший души в загробную жизнь, соседствовал с физическим олицетворением Троицы.
Охваченный дрожью, Берсеи зажал фонарь под мышкой и потянулся в нагрудный карман за ксерокопией свитка.
– Боже мой, – пробормотал он.
То же самое изображение – репродукция потолочной фрески – было под текстом на греческом языке, написанным почти два тысячелетия назад Иосифом Аримафейским. Именно этот рисунок привел его сюда. Насколько знал Берсеи, фреска была единственной в своем роде.
Но это невозможно!
Подобное переплетение иудейских и христианских мотивов изумляло само по себе, однако то, что Иосиф был как-то связан с этим местом, казалось уму непостижимо. Луч фонаря Берсеи скользнул по стене и остановился на фреске Ковчега Завета. Несомненно, между изображениями существует связь. Об этом открыто говорится в послании Иосифа, копия которого сейчас у него в руках. Но что общего у Иосифа и Иисуса было со священной Скинией и Ковчегом Завета? Гипотезы просто потрясали воображение.
Переключив внимание на проход в дальней стене кубикулума, Джованни перешел в другую камеру. Если древние строители придерживались стандартного дизайна усыпальниц, то комната для погребальных приготовлений должна примыкать к погребальной камере или ячейке. Следовательно, вполне логично будет предположить, что останки членов семьи, владевшей кубикулумом, должны были находиться в ячейках.
Берсеи весь горел от возбуждения. Неужели он отыскал усыпальницу Иосифа из Аримафеи?
Он двинулся в глубь камеры. Как он и ожидал, в стенах обнаружились аккуратно высеченные ячейки.
Поразительно!
Луч скользил по стене – Берсеи считал ниши. Десять.
Девять из них были совсем скромными, лишенными самых немудреных каменных украшений. Но одна ячейка в задней стене выделялась из всех. Большинство антропологов сразу же высказали бы догадку, что здесь погребен глава семьи. Но, изучив вблизи оссуарий Иисуса, Берсеи мгновенно обратил внимание на замысловатые розетки и штрихованные узоры рамки, окаймлявшей именно эту нишу: просматривалась рука того же резчика по камню, что украшал оссуарий.
Охваченный благоговейным страхом и раскрыв рот, Берсеи шагнул вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– О, вы сегодня с фонариком.
– Всегда готов. – Антрополог гордо поднял над собой фонарь. – Пропуск оставить?
Берсеи вытащил бумажник, распахнул его, чтобы достать ламинированную карточку, гарантировавшую ему полный доступ в большинство исторических памятников города. Не всем академикам было дозволено такое.
Марио отмахнулся.
– Я отмечу вас. – Он показал на пюпитр сбоку от стола.
– Внизу есть кто-нибудь?
– Нет, все в вашем распоряжении.
Отчего-то Берсеи это не понравилось. Он беспокойно улыбнулся. Экскурсовод протянул ему листок бумаги:
– Держите карту с изменениями.
Берсеи взглянул на переработанный и дополненный план туннелей и переходов. Теперь становилось еще более очевидно, что на протяжении веков катакомбы прирастали бессистемно. Сложная схема подземелья скорее напоминала сеть трещин на расколовшейся керамической плитке. Или паутину.
– Да я ненадолго. Можно пока оставить это у вас? – Он протянул Марио сумку с ноутбуком.
– Ради бога. Я поставлю за стол.
Передав сумку, Берсеи пересек фойе и включил фонарь, направив его на каменные ступени, уходящие в кромешную темень.
Спустившись вниз, Джованни поборол охватившую его дрожь и чуть подождал, чтобы легкие приспособились к холодному и сырому воздуху, это осложняло реставрационные работы. Просто поразительно, каким образом столько фресок и гравировок сохранилось здесь, в суровой среде, полностью уничтожившей тела погребенных, когда-то наполнявшие тысячи ниш. Лишь считанные косточки были обнаружены во время раскопок этих гробниц, в большинстве своем разграбленных мародерами, которые наживались на том, что продавали их как мощи святых и мучеников.
«Какая ирония судьбы, – подумал Берсеи, – ведь место это намеренно создавалось как лабиринт, дабы избежать грабежа. Вот и вся защита для тел, которым предстояло воскрешение. Придет Судный день – и сколько будет разочарованных душ…»
Он направил луч в узкий проход – шириной едва ли в метр и высотой менее трех, – и свет рассеялся в нескольких метрах впереди. Почти две тысячи лет назад Fassores – гильдия землекопов – вручную пробила этот лабиринт гробниц в мягкой вулканической породе, или туфе, на котором стоял Рим. Погребальные ячейки, или локули, тянулись по стенам слева и справа. В древние времена тела заворачивали в саваны и укладывали в эти ниши разлагаться для экскарнации – ритуала освобождения от плоти, от всего мирского. Теперь ниши были пусты.
Подземные галереи прокладывали слоями – с тремя уровнями схожих туннелей. К счастью, камера, которую он хотел осмотреть, находилась в верхней галерее катакомб.
«Некрополь, – подумал Берсеи. – Город мертвых».
Он прикрыл нос от запаха плесени, надеясь, что не встретит «хозяев» этих мест. С напряжением сглотнув, Джованни двинулся вперед.
* * *
– Desidera qualcosa? – Марио во второй раз отложил книгу и внимательно посмотрел на крепко сбитого мужчину, стоявшего перед его столом. Незнакомец, похоже, был поглощен своими мыслями. Марио решил попробовать на английском. – Чем могу помочь?
Раздосадованный сухим тоном старика, Конти вновь не ответил. Идя сюда следом за Берсеи, он недоумевал, какого черта ученый свернул в этот парк. Сейчас же, прочитав табличку над столом экскурсовода, он силился понять ее смысл. Еврейские катакомбы? Взгляд его перекочевал на другой дверной проем, открывавший проход к неосвещенной лестнице.
«Какой-нибудь служебный выход, – подумал он. – Неплохо».
– Света нет, что ли? – поинтересовался Конти на итальянском.
– Чтобы спуститься туда, нужен фонарик, – ответил старик.
«И это неплохо», – подумал Конти.
– Но катакомбы закрыты для посещения, – продолжил экскурсовод, криво улыбнувшись. – Если у вас нет специального пропуска, я буду вынужден просить вас удалиться.
Тоже мне, шишка на ровном месте! Конти пропустил мимо ушей это заявление, впившись взглядом в листок на пюпитре. Регистрация посетителей. А в списке только одно имя – то, которое ему нужно. И похоже, здесь кругом ни души. Все оказалось куда проще, чем он предполагал. Запустив руку в карман куртки, Конти осторожно извлек маленький шприц.
Пока незнакомец в три шага огибал стол, в сознании Марио Бенедетти успела промелькнуть догадка, что он в опасности. Загнанный в угол, старик замер.
– Какая жалость… – пробормотал Конти.
Он выбросил правую руку, ухватив экскурсовода за загривок, а его левая рука описала в воздухе стремительную дугу и вонзила иглу в шейную мышцу, мгновенно введя туда концентрат тубарина – лекарства, применяемого в хирургии сердца для того, чтобы парализовать сердечные ткани. Не зная, когда может пригодиться тубарин, Конти всегда имел при себе смертельную дозу.
Старик повалился на пол, и Конти резко отшатнулся в сторону.
Токсины мгновенно наполнили артерии Марио Бенедетти, и он стал царапать грудь налившимися свинцом пальцами. Лицо его исказила судорога, когда сердце, споткнувшись, заклинило, как перегоревший двигатель. По всему телу пробежала дрожь, затем оно замерло.
Сальваторе Конти всегда изумлялся действенности этого метода. Кто бы ни нашел старика, он наверняка решит, что бедолага скончался от сердечного приступа. Стандартное вскрытие выдаст аналогичное заключение.
Сработано чисто. Комар носа не подточит.
Конти задвинул засов входной двери, убрал в карман пустой шприц и, тщательно обыскав ящики стола, нашел фонарик экскурсовода. Увидев стоящий в сторонке ноутбук Берсеи, он решил, что прихватит его на обратном пути. Затем наклонился к трупу и выдернул из его кармана связку ключей.
Конти достал из-под куртки 9-миллиметровый «глок». Лучше, конечно, постараться обойтись без стрельбы. Следы оставлять нежелательно – лишние осложнения ему совершенно ни к чему.
С включенным фонарем Конти шагнул в темноту и захлопнул за собой дверь, замок за его спиной издал громкий чавкающий звук.
51
В течение пятнадцати минут Джованни Берсеи все дальше углублялся в катакомбы виллы Торлония, делая короткие остановки, чтобы свериться с картой. Он промерз до костей, от тишины звенело в ушах. С каждым поворотом он погружался в вековое наследие смерти. Ему подумалось, что условия для работы не самые блестящие.
Без схемы двигаться по этому лабиринту туннелей было бы невозможно. Столько проходов – многие оканчивались просто тупиками, – один похож на другой, а под землей чувство направления исчезало напрочь. Берсеи не страдал клаустрофобией, и ему много раз приходилось бывать в подземных захоронениях куда более унылых, чем это. Но никогда он не оставался в одиночестве… в гигантской могиле.
Судя по карте, находится он примерно в полукилометре от входа. До места осталось совсем немного.
Впереди левая стена переходила в широкую арку – вход в погребальную камеру, называющуюся кубикулум. Прежде чем войти, Берсеи остановился и вновь сверился с картой, дабы убедиться, что не напутал. Убрав карту в карман, он глубоко вздохнул и шагнул вперед.
Проведя лучом по стенам, он осмотрел просторное квадратное помещение, вырубленное из ноздреватого туфа. Здесь не было локулей – рабочее пространство прежде занимали тела, которые выкладывали тут для подготовки к погребению. В углу стояла пара амфор, в них, вероятно, прежде хранили ароматические масла и пряности.
Пол был выложен витиеватым орнаментом из плиток, стены оштукатурены и украшены скорее в иудейском стиле – прежде всего менорами и красочными изображениями Второго храма и Ковчега Завета.
Выйдя в центр помещения, Берсеи запрокинул голову и нацелился фонарем вверх. Если память ему не изменяет, то, что он больше всего хотел увидеть, находится здесь. В тот самый миг, когда взгляд его нашел изумительную фреску, покрывавшую высокий свод, у него перехватило дыхание.
Быстро выключив фонарик, Сальваторе Конти напряженно вслушивался в отдаленные звуки, доносящиеся из каменного лабиринта. Он прекрасно чувствовал себя в темноте, и тот факт, что вот уже второй раз за неделю он оказывался в гробнице, никак не сказывался на его решимости.
Абсолютно не подозревая о своем преследователе, антрополог не делал никаких усилий, чтобы как-то приглушить шаркающие звуки своих шагов. И редкие остановки для того, чтобы заглянуть в карту, только осложняли его положение.
Конти был уже близко. Очень близко.
Он осторожно высунул голову из-за угла. Из арочного входа футах в сорока впереди по узкому туннелю струился зыбкий свет.
Заведя руку за спину, Конти заткнул «глок» за ремень. Не включая фонарика, он тихо снял куртку и ботинки и сложил все у стены вместе с фонариком. Минотавр продолжает преследование.
Взгляд Джованни Берсеи был прикован к парящим над ним образам.
В центре располагалась менора, вписанная в концентрические окружности, напоминающие солнечные лучи, – все это вместе находилось в центре огромного креста, увитого виноградными лозами.
Концы креста венчались округлыми формами, а в каждой из них были нарисованы другие символы. Шофар, церемониальный рог, возвещавший о приходе еврейского Нового года; этроги – по форме напоминающие лимоны, используемые иудеями для ритуала празднования Суккот, – эти изображения вызывали невольное восхищение.
Между перекладинами креста находились четыре полукруга, которые – Берсеи готов был поклясться! – намеренно расположили как секторы компаса. Каждый содержал символ, выгравированный на стенке оссуария: дельфина, обвившегося вокруг трезубца. Раннехристианское изображение Иисуса Христа – дельфин, переносивший души в загробную жизнь, соседствовал с физическим олицетворением Троицы.
Охваченный дрожью, Берсеи зажал фонарь под мышкой и потянулся в нагрудный карман за ксерокопией свитка.
– Боже мой, – пробормотал он.
То же самое изображение – репродукция потолочной фрески – было под текстом на греческом языке, написанным почти два тысячелетия назад Иосифом Аримафейским. Именно этот рисунок привел его сюда. Насколько знал Берсеи, фреска была единственной в своем роде.
Но это невозможно!
Подобное переплетение иудейских и христианских мотивов изумляло само по себе, однако то, что Иосиф был как-то связан с этим местом, казалось уму непостижимо. Луч фонаря Берсеи скользнул по стене и остановился на фреске Ковчега Завета. Несомненно, между изображениями существует связь. Об этом открыто говорится в послании Иосифа, копия которого сейчас у него в руках. Но что общего у Иосифа и Иисуса было со священной Скинией и Ковчегом Завета? Гипотезы просто потрясали воображение.
Переключив внимание на проход в дальней стене кубикулума, Джованни перешел в другую камеру. Если древние строители придерживались стандартного дизайна усыпальниц, то комната для погребальных приготовлений должна примыкать к погребальной камере или ячейке. Следовательно, вполне логично будет предположить, что останки членов семьи, владевшей кубикулумом, должны были находиться в ячейках.
Берсеи весь горел от возбуждения. Неужели он отыскал усыпальницу Иосифа из Аримафеи?
Он двинулся в глубь камеры. Как он и ожидал, в стенах обнаружились аккуратно высеченные ячейки.
Поразительно!
Луч скользил по стене – Берсеи считал ниши. Десять.
Девять из них были совсем скромными, лишенными самых немудреных каменных украшений. Но одна ячейка в задней стене выделялась из всех. Большинство антропологов сразу же высказали бы догадку, что здесь погребен глава семьи. Но, изучив вблизи оссуарий Иисуса, Берсеи мгновенно обратил внимание на замысловатые розетки и штрихованные узоры рамки, окаймлявшей именно эту нишу: просматривалась рука того же резчика по камню, что украшал оссуарий.
Охваченный благоговейным страхом и раскрыв рот, Берсеи шагнул вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53