«Это от нас с Маринкой». На этом вопрос исчерпывался. Мне казалось, что все нормально. Так и должно быть.
Нынче я очень удивился, когда мое лупоглазое чадо нарисовалось на пороге моего кабинета с букетом в руках.
– Это тебе, папа.
– В честь чего?
– Просто так. Мы с классом ходили в лес.
– Цветы дарят женщинам.
– Ну и что. А я хочу тебе.
– Мама посоветовала?
– Мама не знает, – обиделась она.
«Наверное, сейчас что-нибудь попросит», – подумал я.
– Я пойду?
– Пока.
Она ушла.
«Сейчас вернется и что-нибудь попросит».
Она не вернулась. Я поставил цветы в вазу и смотрел на них минут сорок. Как бы это выразиться? То ли я был счастлив, то ли ошарашен. Короче, мне было радостно. Я даже не сказал ей спасибо, точнее, сказал, но позже, дома, вечером, перед сном.
Между прочим, эти цветы весьма кстати. Все эти две недели мы готовились к тому, чтобы торжественно отметить десятилетие фирмы, и они создавали праздничное настроение в моей коморке. Я практически не работал, готовил списки приглашенных, составлял меню, распределял премии. Дальтоник взял на себя культурную программу. Сегодня он, наконец, познакомит нас со своей девушкой.
Скоро обед, я сижу, смотрю на цветы и подвожу итоги двух ударных пятилеток. Особо хвастаться нечем, за эти годы нелепого предпринимательского труда я не заработал ни на личный самолет, ни на маломальскую яхту, ни, тем более, на футбольную команду. Мы с напарником не разработали известного бренда, не отличились на ниве благотворительности и меценатства и не оставили никакого следа в истории нашего славного города. Мы не участвовали в демонстрациях, не рисковали шкурами ради свободы России, не подписывали воззваний и не критиковали существующую власть. Наоборот, в переломные периоды истории переводили все свое имущество в доллары и ждали в сторонке, чем вся эта шняга закончится. Только полный идиот может поставить нашу жизнь кому-нибудь в пример, и уж, тем более что совсем невероятно, написать о нас книгу. Кому все это интересно?
С другой стороны, мы – два провинциальных паренька, без всякого блата, без влиятельных мам и пап, смогли пробиться в областном центре, создать на пустом месте некую систему, коммерческую организацию, которая сама себя кормит, создает рабочие места и приносит прибыль.
Можем ли мы собой гордиться? Не знаю. Чувство гордости за себя любимого обычно появляется в момент достижения поставленной цели. К сожалению человек так устроен, что как только очередная цель достигнута, на горизонте начинает маячить другая, еще более призрачная. Причем любая цель имеет вполне реальный денежный эквивалент. Все упирается в бабки. Или не все?
Не мешало бы мне со всем этим как-нибудь на досуге разобраться.
Вот открывается дверь и влетает Аркашка.
– Шеф, я заказал для тебя на вечер двенадцать бутылок безалкогольного пива.
– Ты хочешь, чтобы я обоссался?
– Вообще-то, когда ты пил, это была твоя норма.
– Это разные вещи, – я чешу затылок. – Впрочем, придет Шамрук. Нам как раз хватит.
– А что, Шамрук тоже?
– Тоже.
– Ух, ты.
Аркашка убегает, но тут же возвращается снова.
– Совсем забыл! Я нашел эту бабу! – орет он.
– Какую бабу?
– Доктора, психиатра, по фамилии Сенчилло. Помнишь, ты мне давал задание найти ее?
Дверь открыта настежь.
– Пожалуйста, не ори и закрой дверь. Где ты ее нашел?
– По объявлению в газете. Она, между прочим, никуда не пряталась, и не убегала. Просто сменила офис. Вышло постановление мэрии, запрещающее сдавать под коммерческие цели помещения социального назначения, больницы, школы, детсады. Вот ей и пришлось съехать.
Аркашка протягивает мне визитку.
– Она тебя помнит. «Зачем я ему»? – спрашивает. А я даже не знаю что ответить.
– Не твое дело.
– Шеф, ну скажи.
– Отстань.
– А она очень даже ничего. Ты того, что ли с ней?
– Нет, не того.
– А хочется?
– В том то и дело, что много чего хочется, да не можется. Эта стерва меня загипнотизировала. После ее сеанса мой член ни на кого кроме жены подниматься не хочет. Мне нужно чтобы она сняла код. Так хочется налево, что зубы сводит.
Аркашка пожимает плечами и уходит.
В дверях его чуть не сшибает Петровна.
– Сергей Леонидович! Это безобразие!
– Что случилось?
– В списках премированных нет декретников!
– Каких декретников?
– Женщин, которые сидят с детьми.
– Они сидят с детьми?
– Да.
– Не работают?
– Да.
– А с какого ляда мы им должны премии платить?
– Так ведь это – юбилейная премия. А не за работу. Все-таки десять лет!
– Мы им пособие платим?
– Платим.
– Больше, чем соцстрах?
– Больше.
– И продукты подкидываем. Так?
– Так.
– При чем тут премия?
– Так ведь: десять лет!
– Вот послушай. Там есть одна такая, Смирнова. Знаешь?
– Знаю.
– Я ее увольнять собирался. Готовил статью. А она – в декрет. Черт знает от кого! Мы ей выплатили?
– Выплатили. Но, соцстрах возместил.
– Ну и что. Я ее если увижу – ухо откушу, столько она мне нервов попортила. А ты говоришь – премия.
– Так ведь – десять лет.
– Хорошо. Всем декретникам премию за твой счет.
– Почему за мой?
– А почему за мой?
– Не за ваш, а за счет фирмы.
– А фирма-то чья? Моя! Моя и Чебоксарова!!! Петровна, забудь про распределения. Мы не бюджетники. Мы частная контора. Петровна уходит, поджав губы.
Она хороший бухгалтер. И очень хороший человек только растленный групповым извращенным социализмом.
Насладиться одиночеством мне удается не более пяти минут. В дверную щель просовывается голова нашего нового заведующего складом, которого мы приняли вместо Кирилла. Мы долго отбирали кандидатуры и остановились на этом парне, потому что за него поручилась двоюродная сестра Петровны, чьим зятем он и является. Он таджик, или киргиз, а может даже узбек. Я уже не помню.
– Можно? – застенчиво спрашивает новый завсклад.
– Секунду. Позови Ларису.
Голова кладовщика исчезает, появляется Лариса.
– Закрой дверь и подойди.
– Как его зовут? – шепчу я ей на ушко.
– Кого?
– Кладовщика.
– Дебильнур
– Дебильнур?
– Да.
– Дебильнур, Дебильнур. Все время забываю. Неудобно. Пусть зайдет.
Заходит Дебильнур, на нем пожилой костюм и красный галстук. Наверное, уже прибыл на праздник. Я смотрю на часы. Все верно. Скоро начнем.
– Сергей Леонидович, – начинает он, переминаясь с ноги на ногу, – у меня к вам нет никакого дела. Просто я хочу сказать… Извините, я волнуюсь.
Я не перебиваю его, даю возможность поволноваться. Пауза затягивается. Наконец, собравшись с мыслями, он продолжает:
– Вы знаете, когда я сюда приехал… У меня жена русская…
Говорит он почти без акцента, но с трудом. Лоб изрешетили глубокие морщины. Вроде поймал мысль. Открывает рот. В это время дверь распахивается настежь, стукаясь ручкой о стену. Врывается Лариса. У нее глаза квадратные, в уголках рта пена.
– Губернатор на проводе!!! – истерично орет она.
Дебильнур пугается, я тоже.
– Губернатор?
– Да, приемная. Просят соединить с вами.
– Ну, так соединяй.
Лариса уходит, перепуганный кладовщик тоже. Они закрывают дверь.
Звонит телефон. Я поднимаю трубку, медленно и осторожно, как снимают крышку с кипящей кастрюли. Я наслаждаюсь моментом.
– Сергей Леонидович? – спрашивает женский голос.
– Да.
– Соединяю с губернатором, – в ее голосе чудятся знакомые нотки.
Играет музыка. Потом щелчок, потом мужской голос:
– Алло.
– Привет, Макарыч!! – ору я.
– Салют, сосед.
– Как здоровье?
– Здоровье в порядке, спасибо зарядке.
Я не разговаривал с Макарычем с февраля месяца, с того самого момента, когда он неожиданно для всех выдвинул свою кандидатуру на выборах и исчез из дома.
– Поздравляю тебя с избранием, – искренне говорю я.
– А что ж ты сам не позвонил?
– Я звонил раз сто, но разве через твоих московских горилл пробьешься? А дома тебя нет.
– Да, охрана у меня серьезная. Неудобств масса.
– Слушай, а эта твоя секретарша, та девушка, о которой я думаю?
– Да.
– То-то голос знакомый. А чего ж она так официально со мной?
– В приемной люди.
Повисает пауза. Я не знаю, что еще сказать.
– А у нас сегодня с Дальтоником юбилей – десять лет фирме.
– Поздравляю. Только твой друг мне не нравится.
– Приезжай. Посидим.
– У меня регламент. Теперь мой визит немалых денег стоит, я уж не говорю про подпись. Шучу, конечно.
– Извините.
– Попробую заскочить минут на двадцать.
– Будем ждать.
– А ведь ты меня обманул.
– Когда? – пугаюсь я.
– Подсунул не тот диск.
– Каюсь.
– Спасибо тебе за это. Был такой момент, когда Москва колебалась, кого поддержать: старого кадра, или стоящих за мной людей. Сам понимаешь, у противников денег – то побольше, чувствуем, что начинаем проигрывать. А тут как раз в прессе и в интернете начался скандал о закулисных махинациях Пичугина и руководства области, мы вытащили его на телевидение, а дальше дело техники. Я сразу понял, что это твоя работа.
– До сих пор не возьму в толк, как ты решился?
– Ребята из Москвы продвинули. Неожиданно все получилось. Как-нибудь в общих чертах расскажу. В деталях не имею права.
– Ну, ты его посадишь?
– Вряд ли.
– Он же урод.
– Согласен. Но, я обещал. Одним из условий было то, что его никто не тронет. Да и потом, его нет в области, уже свалил.
– Плохо.
– Знаешь, я теперь немного жалею, что ввязался во все это. Раньше Макар водку лакал, а ныне Макар в воеводы попал. Политика говно, – он отвлекся от меня и кому-то что-то сказал. Потом опять вернулся. – Рад был слышать.
– Спасибо за звонок.
– Пока.
Я кладу трубку.
Минут через пять после стука в дверь заходит Лариса.
– Ну, как? – спрашивает она.
– В плане?
– Все нормально?
– Все отлично. Возможно, нас заедет поздравить губернатор.
С дикими воплями Лариса бросается по лестнице делиться этой сногсшибательной новостью со своими товарками. Опять звонок. Это Полупан.
– Сколько лет, сколько зим! – радуюсь я. – А мы тебя совсем заждались. Тут в сейфе для тебя один конвертик завалялся.
– Какой конвертик?
– Помощь милиции.
– Да брось ты. Это я по пьяни. Не надо мне ничего.
– Хочешь сказать, что ты честный мент?
– Да. Только я этого стыжусь. Ты пожалуйста никому не говори. Не правильно поймут.
Я смотрю в окно и вижу, что Дальтоник уже приехал, его сверкающий «мерседес» припаркован под фонарем. Пора идти в зал. Почему-то задерживается жена. Я приглашаю Полупана на банкет, поправляю костюм подхожу к зеркалу, придирчиво рассматриваю свою помолодевшую за последнее время физиономию. Из носа выбился длинный черный волос. Непорядок. Как-то мы его с моим парикмахером проглядели. Я засовываю его, как можно глубже. Благо у меня тонкие пальцы. Вроде бы теперь все в норме. Я отхожу от зеркала, потом возвращаюсь и принимаюсь вытаскивать волос обратно. На это занятие времени уходит гораздо больше. Чувствуя неминуемую кончину, волос прячется, теряясь в слизистой. Наконец подлец пойман. Я цепляю его ногтями и с силой вырываю. Боль жуткая. Из глаз текут слезы. Впопыхах я ухватил целый пучок.
Со слезами на глазах и перекошенным от боли лицом выхожу в приемную. На стуле сидит завсклад. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но, увидев мою гримасу, видимо решает, что я не в настроении, встает и уходит.
На лестнице мне встречается Снегурочка. Та самая, с Нового Года. Без нее теперь не проходит ни одна наша корпоративная вечеринка. Коллектив ее очень любит и жалеет. Она и ведущая, и тамада, и заводила. Снегурочка сегодня в строгом темном костюме, который вполне соответствует важности момента. Правда, на ногах – кеды. Она рада меня видеть, и дает понять это, улыбаясь во всю ширь, так что мне становятся видны ее загорелые гланды. Один из передних зубов в ее необъятной пасти отсутствует. Наверное, у этой престарелой травести нет денег на ортопеда, а может она не вставляет его, специально, готовясь к какой-нибудь новой для себя роли, Бабы Яги, например.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Нынче я очень удивился, когда мое лупоглазое чадо нарисовалось на пороге моего кабинета с букетом в руках.
– Это тебе, папа.
– В честь чего?
– Просто так. Мы с классом ходили в лес.
– Цветы дарят женщинам.
– Ну и что. А я хочу тебе.
– Мама посоветовала?
– Мама не знает, – обиделась она.
«Наверное, сейчас что-нибудь попросит», – подумал я.
– Я пойду?
– Пока.
Она ушла.
«Сейчас вернется и что-нибудь попросит».
Она не вернулась. Я поставил цветы в вазу и смотрел на них минут сорок. Как бы это выразиться? То ли я был счастлив, то ли ошарашен. Короче, мне было радостно. Я даже не сказал ей спасибо, точнее, сказал, но позже, дома, вечером, перед сном.
Между прочим, эти цветы весьма кстати. Все эти две недели мы готовились к тому, чтобы торжественно отметить десятилетие фирмы, и они создавали праздничное настроение в моей коморке. Я практически не работал, готовил списки приглашенных, составлял меню, распределял премии. Дальтоник взял на себя культурную программу. Сегодня он, наконец, познакомит нас со своей девушкой.
Скоро обед, я сижу, смотрю на цветы и подвожу итоги двух ударных пятилеток. Особо хвастаться нечем, за эти годы нелепого предпринимательского труда я не заработал ни на личный самолет, ни на маломальскую яхту, ни, тем более, на футбольную команду. Мы с напарником не разработали известного бренда, не отличились на ниве благотворительности и меценатства и не оставили никакого следа в истории нашего славного города. Мы не участвовали в демонстрациях, не рисковали шкурами ради свободы России, не подписывали воззваний и не критиковали существующую власть. Наоборот, в переломные периоды истории переводили все свое имущество в доллары и ждали в сторонке, чем вся эта шняга закончится. Только полный идиот может поставить нашу жизнь кому-нибудь в пример, и уж, тем более что совсем невероятно, написать о нас книгу. Кому все это интересно?
С другой стороны, мы – два провинциальных паренька, без всякого блата, без влиятельных мам и пап, смогли пробиться в областном центре, создать на пустом месте некую систему, коммерческую организацию, которая сама себя кормит, создает рабочие места и приносит прибыль.
Можем ли мы собой гордиться? Не знаю. Чувство гордости за себя любимого обычно появляется в момент достижения поставленной цели. К сожалению человек так устроен, что как только очередная цель достигнута, на горизонте начинает маячить другая, еще более призрачная. Причем любая цель имеет вполне реальный денежный эквивалент. Все упирается в бабки. Или не все?
Не мешало бы мне со всем этим как-нибудь на досуге разобраться.
Вот открывается дверь и влетает Аркашка.
– Шеф, я заказал для тебя на вечер двенадцать бутылок безалкогольного пива.
– Ты хочешь, чтобы я обоссался?
– Вообще-то, когда ты пил, это была твоя норма.
– Это разные вещи, – я чешу затылок. – Впрочем, придет Шамрук. Нам как раз хватит.
– А что, Шамрук тоже?
– Тоже.
– Ух, ты.
Аркашка убегает, но тут же возвращается снова.
– Совсем забыл! Я нашел эту бабу! – орет он.
– Какую бабу?
– Доктора, психиатра, по фамилии Сенчилло. Помнишь, ты мне давал задание найти ее?
Дверь открыта настежь.
– Пожалуйста, не ори и закрой дверь. Где ты ее нашел?
– По объявлению в газете. Она, между прочим, никуда не пряталась, и не убегала. Просто сменила офис. Вышло постановление мэрии, запрещающее сдавать под коммерческие цели помещения социального назначения, больницы, школы, детсады. Вот ей и пришлось съехать.
Аркашка протягивает мне визитку.
– Она тебя помнит. «Зачем я ему»? – спрашивает. А я даже не знаю что ответить.
– Не твое дело.
– Шеф, ну скажи.
– Отстань.
– А она очень даже ничего. Ты того, что ли с ней?
– Нет, не того.
– А хочется?
– В том то и дело, что много чего хочется, да не можется. Эта стерва меня загипнотизировала. После ее сеанса мой член ни на кого кроме жены подниматься не хочет. Мне нужно чтобы она сняла код. Так хочется налево, что зубы сводит.
Аркашка пожимает плечами и уходит.
В дверях его чуть не сшибает Петровна.
– Сергей Леонидович! Это безобразие!
– Что случилось?
– В списках премированных нет декретников!
– Каких декретников?
– Женщин, которые сидят с детьми.
– Они сидят с детьми?
– Да.
– Не работают?
– Да.
– А с какого ляда мы им должны премии платить?
– Так ведь это – юбилейная премия. А не за работу. Все-таки десять лет!
– Мы им пособие платим?
– Платим.
– Больше, чем соцстрах?
– Больше.
– И продукты подкидываем. Так?
– Так.
– При чем тут премия?
– Так ведь: десять лет!
– Вот послушай. Там есть одна такая, Смирнова. Знаешь?
– Знаю.
– Я ее увольнять собирался. Готовил статью. А она – в декрет. Черт знает от кого! Мы ей выплатили?
– Выплатили. Но, соцстрах возместил.
– Ну и что. Я ее если увижу – ухо откушу, столько она мне нервов попортила. А ты говоришь – премия.
– Так ведь – десять лет.
– Хорошо. Всем декретникам премию за твой счет.
– Почему за мой?
– А почему за мой?
– Не за ваш, а за счет фирмы.
– А фирма-то чья? Моя! Моя и Чебоксарова!!! Петровна, забудь про распределения. Мы не бюджетники. Мы частная контора. Петровна уходит, поджав губы.
Она хороший бухгалтер. И очень хороший человек только растленный групповым извращенным социализмом.
Насладиться одиночеством мне удается не более пяти минут. В дверную щель просовывается голова нашего нового заведующего складом, которого мы приняли вместо Кирилла. Мы долго отбирали кандидатуры и остановились на этом парне, потому что за него поручилась двоюродная сестра Петровны, чьим зятем он и является. Он таджик, или киргиз, а может даже узбек. Я уже не помню.
– Можно? – застенчиво спрашивает новый завсклад.
– Секунду. Позови Ларису.
Голова кладовщика исчезает, появляется Лариса.
– Закрой дверь и подойди.
– Как его зовут? – шепчу я ей на ушко.
– Кого?
– Кладовщика.
– Дебильнур
– Дебильнур?
– Да.
– Дебильнур, Дебильнур. Все время забываю. Неудобно. Пусть зайдет.
Заходит Дебильнур, на нем пожилой костюм и красный галстук. Наверное, уже прибыл на праздник. Я смотрю на часы. Все верно. Скоро начнем.
– Сергей Леонидович, – начинает он, переминаясь с ноги на ногу, – у меня к вам нет никакого дела. Просто я хочу сказать… Извините, я волнуюсь.
Я не перебиваю его, даю возможность поволноваться. Пауза затягивается. Наконец, собравшись с мыслями, он продолжает:
– Вы знаете, когда я сюда приехал… У меня жена русская…
Говорит он почти без акцента, но с трудом. Лоб изрешетили глубокие морщины. Вроде поймал мысль. Открывает рот. В это время дверь распахивается настежь, стукаясь ручкой о стену. Врывается Лариса. У нее глаза квадратные, в уголках рта пена.
– Губернатор на проводе!!! – истерично орет она.
Дебильнур пугается, я тоже.
– Губернатор?
– Да, приемная. Просят соединить с вами.
– Ну, так соединяй.
Лариса уходит, перепуганный кладовщик тоже. Они закрывают дверь.
Звонит телефон. Я поднимаю трубку, медленно и осторожно, как снимают крышку с кипящей кастрюли. Я наслаждаюсь моментом.
– Сергей Леонидович? – спрашивает женский голос.
– Да.
– Соединяю с губернатором, – в ее голосе чудятся знакомые нотки.
Играет музыка. Потом щелчок, потом мужской голос:
– Алло.
– Привет, Макарыч!! – ору я.
– Салют, сосед.
– Как здоровье?
– Здоровье в порядке, спасибо зарядке.
Я не разговаривал с Макарычем с февраля месяца, с того самого момента, когда он неожиданно для всех выдвинул свою кандидатуру на выборах и исчез из дома.
– Поздравляю тебя с избранием, – искренне говорю я.
– А что ж ты сам не позвонил?
– Я звонил раз сто, но разве через твоих московских горилл пробьешься? А дома тебя нет.
– Да, охрана у меня серьезная. Неудобств масса.
– Слушай, а эта твоя секретарша, та девушка, о которой я думаю?
– Да.
– То-то голос знакомый. А чего ж она так официально со мной?
– В приемной люди.
Повисает пауза. Я не знаю, что еще сказать.
– А у нас сегодня с Дальтоником юбилей – десять лет фирме.
– Поздравляю. Только твой друг мне не нравится.
– Приезжай. Посидим.
– У меня регламент. Теперь мой визит немалых денег стоит, я уж не говорю про подпись. Шучу, конечно.
– Извините.
– Попробую заскочить минут на двадцать.
– Будем ждать.
– А ведь ты меня обманул.
– Когда? – пугаюсь я.
– Подсунул не тот диск.
– Каюсь.
– Спасибо тебе за это. Был такой момент, когда Москва колебалась, кого поддержать: старого кадра, или стоящих за мной людей. Сам понимаешь, у противников денег – то побольше, чувствуем, что начинаем проигрывать. А тут как раз в прессе и в интернете начался скандал о закулисных махинациях Пичугина и руководства области, мы вытащили его на телевидение, а дальше дело техники. Я сразу понял, что это твоя работа.
– До сих пор не возьму в толк, как ты решился?
– Ребята из Москвы продвинули. Неожиданно все получилось. Как-нибудь в общих чертах расскажу. В деталях не имею права.
– Ну, ты его посадишь?
– Вряд ли.
– Он же урод.
– Согласен. Но, я обещал. Одним из условий было то, что его никто не тронет. Да и потом, его нет в области, уже свалил.
– Плохо.
– Знаешь, я теперь немного жалею, что ввязался во все это. Раньше Макар водку лакал, а ныне Макар в воеводы попал. Политика говно, – он отвлекся от меня и кому-то что-то сказал. Потом опять вернулся. – Рад был слышать.
– Спасибо за звонок.
– Пока.
Я кладу трубку.
Минут через пять после стука в дверь заходит Лариса.
– Ну, как? – спрашивает она.
– В плане?
– Все нормально?
– Все отлично. Возможно, нас заедет поздравить губернатор.
С дикими воплями Лариса бросается по лестнице делиться этой сногсшибательной новостью со своими товарками. Опять звонок. Это Полупан.
– Сколько лет, сколько зим! – радуюсь я. – А мы тебя совсем заждались. Тут в сейфе для тебя один конвертик завалялся.
– Какой конвертик?
– Помощь милиции.
– Да брось ты. Это я по пьяни. Не надо мне ничего.
– Хочешь сказать, что ты честный мент?
– Да. Только я этого стыжусь. Ты пожалуйста никому не говори. Не правильно поймут.
Я смотрю в окно и вижу, что Дальтоник уже приехал, его сверкающий «мерседес» припаркован под фонарем. Пора идти в зал. Почему-то задерживается жена. Я приглашаю Полупана на банкет, поправляю костюм подхожу к зеркалу, придирчиво рассматриваю свою помолодевшую за последнее время физиономию. Из носа выбился длинный черный волос. Непорядок. Как-то мы его с моим парикмахером проглядели. Я засовываю его, как можно глубже. Благо у меня тонкие пальцы. Вроде бы теперь все в норме. Я отхожу от зеркала, потом возвращаюсь и принимаюсь вытаскивать волос обратно. На это занятие времени уходит гораздо больше. Чувствуя неминуемую кончину, волос прячется, теряясь в слизистой. Наконец подлец пойман. Я цепляю его ногтями и с силой вырываю. Боль жуткая. Из глаз текут слезы. Впопыхах я ухватил целый пучок.
Со слезами на глазах и перекошенным от боли лицом выхожу в приемную. На стуле сидит завсклад. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но, увидев мою гримасу, видимо решает, что я не в настроении, встает и уходит.
На лестнице мне встречается Снегурочка. Та самая, с Нового Года. Без нее теперь не проходит ни одна наша корпоративная вечеринка. Коллектив ее очень любит и жалеет. Она и ведущая, и тамада, и заводила. Снегурочка сегодня в строгом темном костюме, который вполне соответствует важности момента. Правда, на ногах – кеды. Она рада меня видеть, и дает понять это, улыбаясь во всю ширь, так что мне становятся видны ее загорелые гланды. Один из передних зубов в ее необъятной пасти отсутствует. Наверное, у этой престарелой травести нет денег на ортопеда, а может она не вставляет его, специально, готовясь к какой-нибудь новой для себя роли, Бабы Яги, например.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45