Белые язычки свечей виделись ей яркими звездами далеких миров, мимо которых она парила невесомая, широко раскинув свои гигантские крылья. Ветер свистит в ушах, вертит ее во мраке, но вот звезды расступились, и в светлом сиянии перед ней предстал всевышний. Она говорила с ним, захлебываясь словами и криком, изливая ему свою боль, высказывая горькие жалобы. И когда выплеснулась, освободилась от душившей ее тяжести, господь благословил ее своей улыбкой - солнечным сиянием...
Молящихся, которые постепенно приходили в себя после такой экзальтированной "беседы с самим богом", Федора и брат Михайло одного за другим выпроваживали из дома.
Только Мария никак не могла прийти в себя после нервного потрясения. Она долго лежала, уткнувшись лицом в пол, ее потное тело продолжало вздрагивать, белая длинная рубашка вздернулась.
Брат Михайло и Федора подняли Марию и отнесли в ту самую комнатку, где она когда-то останавливалась с мужем.
Мария никак не могла понять, где она, когда вдруг проснулась в полутьме на чужой кровати.
Сначала показалось, что вознеслась в мир, где "несть ни радостей, ни печали", и обрадовалась этому. Потом удивилась кровати с такими же железными прутьями и чуть поблескивающими никелированными колпачками на спинке, с такой же периной, одеялом и подушками, как на грешной земле, откуда ее вознес к себе всемогущий и всеблагий.
Она поднялась, ступила босыми ногами на холодный пол, ударилась об угол шкафа и, ощутив боль, разочарованно подумала, что находится в прежнем мире, где единственным спасением от греха является ее искренняя вера и служение богу.
Услышала вдруг доносившийся откуда-то приглушенный говор и узнала низкий, хрипловатый голос брата Михайла. Значит, она все еще в его доме?..
Неслышно ступая босыми ногами, скользнула по коридору и чуть-чуть приоткрыла дверь в комнату. Увиденное заставило ее замереть на месте. За широким столом, с едой и вином, пировали двое. Воздух в комнате был насыщен водочным перегаром.
Мария не сразу поняла, что происходит. Удивилась: откуда взялся здесь брат Петро? Ведь на молении его не было. Но эта случайная мысль тут же потонула в море других.
Они пьяны! Духовный наставник и божий человек! Разве это возможно? Почему они пьют сатанинское зелье - брат Михайло и брат Петро?
Мария зажмурилась, надеясь, что через миг страшное видение исчезнет. Ведь брат Михайло вместе со всеми только что говорил с Иисусом Христом. Как же господь допустил такой грех? А что твердили ей брат Михайло и брат Петро? "Презирай земные радости, очищайся от вечного греха, иди к святой жизни, непрестанно обращайся к всевышнему!"
Она считала их непорочными, святыми, чуть ли не богами! Так кого же она сегодня видела, с богом ли говорила?
Открыла глаза. Всегда краснощекий, брат Михайло от вина и духоты раскраснелся еще сильнее, его круглое лицо плыло перед глазами Марии большим кровавым пятном.
Брат Петро пил мало, зато старательно подливал хозяину дома. Он сидел боком к дверям, и Мария видела только благообразный аскетический профиль, лысину и большое ухо, которое шевелилось, когда Лагута жевал.
Мария застыла возле двери, не решаясь ни открыть ее полностью, ни закрыть.
- Разгоню я всех этих блаженных, - услышала она голос брата Михайла. - Осточертели они мне, Петро... Накличут беду, наведут милицию.
- Наоборот, - убеждал Лагута, продолжая жевать. - Твои блаженные настоящая крыша. Милиция не очень любит вмешиваться в дела верующих. А если что-нибудь... Можно поднять такой шум, что и в Москве услышат. И не только в Москве... Они нам одно - спекуляция, воровство, а мы им на весь мир - страдаем за веру, за свободу совести!..
Уже крепко подвыпившему брату Михайлу понравились последние слова Лагуты, и Мария увидела, как широко он улыбнулся.
- Конечно, за свободу совести, именно... - с удовлетворением проговорил он. - Я только за свободу. И чтоб по совести... А не задаром... А вот ты меня обижаешь, Петро. Обещал молодку, а где она?.. Я тут как сторожевой пес: передачи для тебя принимаю, прячу и перепрятываю. За них знаешь что может быть - строгий режим до скончания века... Это разве по совести?
- Дом тебе кто купил? Я купил! Такое в твоей жизни часто бывало? Забыл, как без копейки в кармане торговал булочками в порту?
- То была временная зона...
- Так что благодари бога нашего...
- А зачем ты мужа той дурноватой сюда прислал? Продаст он, вот увидишь.
- Иван Чепиков - моя забота. Прислал, значит, нужно. И не продаст он, не до этого ему сейчас...
В сознание Марии слова доходили медленно. Голова кружилась. Когда услышала имя мужа, у нее чуть ноги не подкосились, и она невольно распахнула дверь.
Хозяин дома и его гость замерли от удивления, когда на пороге в белом одеянии возникла Мария. Придя в себя, позвали ее. Она не слышала, не понимала их слов.
Тогда брат Михайло поднялся, взял ее за плечо и повел к столу. Она не сопротивлялась, шла безвольно, еле передвигая ноги.
Лагута отодвинул скамью и помог Михайле усадить Марию.
- Господь простит нам этот грех, сестра Мария, - сказал пресвитер, оказавшийся справа от нее. - Мы наново рожденные святым духом и больше не принадлежим этому миру. Мы уже стали божьими людьми, и он - наш господин. Нам теперь не может быть никакого осуждения в этом мире. Будь с нами, Мария! Господь и тебе даст прощение греха, и ты тоже придешь в новую жизнь, найдешь новое рождение...
- Испытаешь обряд огненного крещения, - добавил Лагута, наливая в рюмку разбавленного спирта. - Коль ты уже явилась сюда, значит, бог направлял твои стопы и ты тоже выделена из стада.
Мария отодвинула поставленную перед ней рюмку. Но Лагута упрямо возвратил ее на место.
- Исполняй божью волю во всем, - произнес он уже непослушным языком. - А волю его скажем. Мы с ним сейчас говорили, и ты будешь с ним говорить... - И вдруг, повернувшись к Савенко, воскликнул: - А как хороша, брат Михайло, наша Мария, как роза господняя! Хотя и хромуля...
Мария попыталась встать из-за стола, но брат Михайло взял ее за голову и, сжимая пальцами щеки, попробовал силой открыть рот. Вырываясь, Мария повернулась к Лагуте и простонала:
- Брат Петро, что же это? Что же это?..
Но Лагута промолчал. Только продолговатые лисьи глаза еще больше сузились. Наконец она услышала его голос. Но не в свою защиту.
- По воле святого духа...
- Не простится это вам! - успела крикнуть Мария и поперхнулась жгучая горечь перехватила дыхание. Она тяжело закашлялась, еле передохнула и, ничего не соображая, конвульсивно хватала ртом воздух. Слезы брызнули из глаз.
Сильные руки брата Михайла расслабились и отпустили ее.
Мария опьянела, стало нестерпимо жарко, неприятно кружилась голова, перед глазами плыли стол, бутылки, тарелки...
Она еще раз попробовала подняться и, хотя уже никто ее не держал, не смогла.
- Вот так будет лучше, - услышала над собой чей-то голос и не поняла, кому из двух "братьев" он принадлежит. - Отныне мужу своему ты будешь не женой во браке, а сестрой, без греха... Христова любовь подымет тебя до бога. Иисус Христос сошел на меня и сказал: "Чадо божье не от крови, не от желания плоти, не от желания мужа, но от бога рождается..." Будет и тебе дитя не греховное, а божье...
Мария, уже не владея собой, пьяно улыбнулась.
- Иисус, сойдя, сказал, - продолжал Лагута, опустив сильную руку ей на плечо, - грехом грех уничтожьте, и ты должна сейчас подчиниться брату Михайлу, ибо он в грех впадет не по своей воле, не по желанию плоти, а по воле святого духа...
При этих словах брат Михайло навалился на Марию и начал целовать ей лицо и плечи...
Последнее, что она как в бреду почувствовала, было то, что ее подымают со скамьи, стягивают рубашку... Потом стало душно, и она тяжело провалилась в бездну, влетела в черную звездную ночь, туда, где сегодня уже говорила с господом. И показалось ей, что на этот раз она по-настоящему навсегда оставила грешную землю...
Когда Мария проснулась, в доме никого не было, кроме Федоры. Старуха молча, сжав губы, помогла ей одеться и вывела на улицу. Остановив какую-то машину, ткнула шоферу деньги и попросила отвезти больную женщину в Вербивку.
III
Их было четверо. Три сотрудника милиции и рецидивист-расхититель Михайло Савенко. Уже битый час продолжался бесплодный допрос. Савенко притворялся божьим агнцем. Лишь после того как подполковник Криворучко напомнил об уголовном прошлом "божьего наставника", тот начал сдаваться и признавать за собой грешки, за которые большого наказания не полагалось.
Выяснилось, что брат Михайло вовсе не Савенко, а Савченко, который уже дважды привлекался к ответственности за хулиганство и воровство и отсидел в исправительно-трудовых колониях в общей сложности больше восьми лет.
Сначала все шло довольно однообразно: подполковник Криворучко задавал вопросы, на которые Савенко-Савченко большей частью бросал лаконичное: "Не знаю".
Ответы допрашиваемого быстро печатались на машинке, за которой сидела молоденькая белокурая женщина, инспектор отдела борьбы с хищением социалистической собственности.
- Каким образом у вас дома оказалось такое количество спирта? - в третий раз повторил свой вопрос подполковник Криворучко.
- Не знаю, - так же в третий раз коротко ответил Савченко. - Чужой он. Я разрешал своей пастве эту малость в моем погребе держать.
Подполковник Коваль едва не засмеялся: точно так отвечала на допросе припертая фактами к стене Ганна Кульбачка.
- Но спирт не в бутылках был, а в канистрах и в землю закопан. Тут уж без хозяина не обошлось, - заметил Криворучко, тоже удивляясь, какую неразумную позицию избрал Савченко. - Как бы ни очутился в погребе этот спирт, он все равно ворованный, потому что в магазинах не продается. Интересно, как потом ваша паства разбирается, где чье лежит...
Подозреваемый и сам понял, что его объяснения звучат наивно, но ничего другого придумать не мог и горбился на стуле - мрачный, обрюзгший, весь какой-то осевший, словно остывшая квашня.
- Кто хранил у вас спирт?
- Многим разрешал.
- Если подтвердят, у вас появятся смягчающие обстоятельства. В ваших интересах назвать этих людей.
Савченко, глянув исподлобья на пишущую машинку, ничего не ответил.
- Так зачем все-таки приносили к вам краденый спирт?
- Каждый вносил свою долю, - вдруг нашелся Савченко.
- Поговорим без протокола, если он вас смущает, - включился в допрос Коваль, заметив взгляд подозреваемого.
Начальник отдела не возражал и кивнул.
- Будем записывать только то, что вы сами пожелаете.
Белокурая инспектор сняла руки с клавишей машинки, открыла сумочку и мельком глянула в лежавшее там зеркальце.
- Объясните, как это у вас соединялось: вера, пуританские строгости и деятельность... - Коваль сделал паузу, - экспедитора спиртзавода и по совместительству - расхитителя?
- Вера требуется каждому человеку.
- Но ведь не каждый верующий собирает десятки литров такого зелья, как спирт...
- Благодать на истинно верующего нисходит независимо от того, чем занимается он на грешной земле...
- Насколько мне известно, - заметил Коваль, - вы отрицаете земную жизнь и ее радости, хотя очень любите деньги, стремитесь к богатству. Идете даже на преступления, чтобы удовлетворить свои плотские страсти. В Полтаве вас судили за обычное воровство, перед этим вы отсидели два года за злостное хулиганство...
- Были грехи, каюсь... Я тогда еще не сподобился бога, не обрел духовной жизни.
- Ну, а теперь, уже "сподобившись", все равно нарушаете законы?
- Духовная жизнь, она вне законов, придуманных людьми. Преследования, которым я подвергался, - опустил глаза Савченко, - естественны и закономерны, святым писанием предусмотренные. Истинные сыновья божьи всегда страдают и преследуются во имя господа. Он терпел и нам велел...
- Вы не только законы общества и государства, но и свои заповеди нарушаете, - сказал Коваль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36