Раз-два-три-четыре!.. Что за чертовщина? Неужели мина протухла в тайнике? И я останусь в дураках? Обидно. Ан нет! Высоко-высоко, у мглистых облаков вскипел ослепительный шар смерти. Потом, подобно фейерверку, раздробился на огненно-золотистые кометные осколки.
И мертвый дождь пал на землю; так, кажется, в Библии?
Золотой дождь, не дающий всходов.
Я вернулся к машине. Торопился. Возвращать долги надо вовремя.
По трассе двигалась военизированная колонна. Ее обгоняли казенные легковые автомобили. В одном из лимузинов, я знал, находился без пяти минут генерал Фроликов, мой должник по гроб жизни. Вероятно, у него хорошее настроение: так удачно обтяпать дельце! Я решил его поздравить. Во что бы то ни стало.
Изображая средство передвижения дачника, моя автостарушка тоже обогнала орденоносную колонну. Вскоре я обнаружил нужный мне автомобиль. Как? По государственному номеру. Менять номера-то рекомендуется, товарищ без пяти минут труп. В таких простых делах, как правило, подводит самоуверенность будущего покойника. Да, мир у его ног. Только есть маленькая поправка: мир по-прежнему живет, как цветы в дендрарии, а счастливчик разлагается в деревянном тулупе.
Столица встречала новым мелким дождем и пустыми, холодными улицами. Мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы себя не обнаружить.
Казенный лимузин подкатил к Лубянской площади. К моему удивлению, притормозил у автостоянки для простых смертных. Из лимузина с энергичной беспечностью выбрался Фроликов, бросив на произвол судьбы телохранителя и водителя. В руках хитрого нувориша качался все тот же «дипломат»-чемоданчик. Очевидно, господин Кроликов никому не доверял. И ни с кем не хотел делиться. В этом заключалась его трагическая ошибка. Для самого себя. А пока он с видом победителя прошествовал к личному авто. Авто было «вольво». Что доказывало, что мой враг окончательно потерял совесть и чувство меры, я уж молчу об уме. Разве государственный клерк может себе позволить такую роскошную игрушку в импортном исполнении? Нет. Следовательно, перед публикой выступает шкурный воришка. Обыкновенная шушара. Такие в зоне долго не ходили…
Полковник на генеральской должности плюхнулся в кожаный удобный салон, заерзал от удовольствия за рулевым колесом, повернул ключ зажигания — звук мотора нежил слух ласковым урчанием. Фроликов решил закурить после трудового дня. Он никогда не курил, оберегал свою язву от вредных излишеств, и вот, пожалуйста, что с человеком делают власть и материальные блага. Странное время, создавшее питательную среду для всевозможных гнилых людишек.
Тиснув мальборовский хабарик в хаву, полковник-покойник зашлепал по своим карманам. И тут случайно мимо проходил я.
С зажигалкой. И «стечкиным».
Не буду говорить о тех чувствах, которые обуяли моего бывшего коллегу. Он онемел навсегда. Сигарета выпала. Наверное, мой враг сразу понял, что этот хабарик последний в его иссаленной жизни.
— Кажется, меня не ждали? — сказал я. — Удачный денек или как? — И реквизировал личное оружие врага.
— Се-селихов?.. Саша?..
— Добрый улов, Фроликов? — поинтересовался я и цапнул чемоданчик. Моего собеседника передернуло, точно от электрического удара. — Тихо-тихо, кролик, — и с помощью наручников сделал надежную и крепкую связку: машина-человек.
— Селихов, прекрати!.. Ты не знаешь, с кем я связан… От тебя даже мокрого места…
Я легким ударом остановил истерику и сказал, что я почти все знаю о бурной деятельности Фроликова-суки и компании. Единственное, что меня интересует: почему убили Лику?
— Это не я… не я… приказал… Саша, ты меня знаешь?..
— А я знаю почему… Просто так…
— Александр, я не виноват…
— А пеленг, Фроликов? Радиопеленг…
— Я только охотился за алмазом… Исключительно за Фениксом… каялся мой собеседник. — Вот… если хочешь… Возьми все… — кивнул на «дипломат». — Все твое…
Я открыл чемоданчик. Он был забит тугими пачками банкнот производства США. Зеленолиственная мечта идиотов.
— И сколько здесь фантиков?
— Два миллиона.
— Два? — удивился я. — Был же один…
— Инфляция, — уклончиво ответил Фроликов.
— Жадность фраера сгубила, — сказал я. — А вот алмазик за что? И для кого?
— Не для меня, — поспешил откреститься полковник.
— Тогда кому?
— Надо начинать с самого начала, — вздохнул Фроликов. — С рождения Адамы и Евы.
Он шутил, сукин сын. С перепугу. И я его чувства понимал.
— А я не тороплюсь; можно начинать с искушения…
Мой собеседник всхлипнул и принялся рассказывать душещипательную историю о трудном детстве, отрочестве и юности. О жене и детях, которых надо кормить калорийной пищей. Об опасной профессии, малооплачиваемой. О проклятом Сыне ГПЧ, этом изощренном искусителе… Однажды Виктор заявил, что желает приобрести недвижимость в центре столицы. Всего три магазинчика…
— Магазинчики? — удивился я.
— Да. ГУМ… ЦУМ… Петровский пассаж… Разумеется, через подставные фирмы…
— Купить столичные сельпо? — хмыкнул я. — Это же невозможно.
— Теперь все возможно, Александр, — ответил Фроликов. — Время безграничных возможностей… Для этого нужно всего иметь эти фантики, кивнул на «дипломат». — И власть…
— Ну, с тугриками все в порядке, — сказал я. — А что с ней, властью народа?
— А её тоже можно купить…
— Глубокая мысль, — заметил я. — И что же? В нашем интересном случае?
— Кто может отдать на откуп центральные сельпо? — последовал встречный вопрос. — Кто хозяин в стране?
— Неужели? — удивился я.
— Или хозяйка?..
— Хозяйка?
— Да, — вздохнул Фроликов. — Только вот беда: алмаз — йок! А мы практически договорились о купле-продаже… Мне Сынок ещё миллион… на поиски камушка…
— Многовато будет. Чтобы меня одного урыть?
— Мало. Для ликвидации таких, как ты, Александр, — польстили мне. Что-то на тебя Сынок осерчал, мечтает тебя сделать.
— Отсерчал свое Виктор, — сказал я.
— В каком смысле?
— В самом прямом: Сыну — тоже йок! — ответил я и рассказал вкратце о золотом взрыве в мглистом небе вечности.
Мой собеседник покрылся испариной. Он поверил мне безоговорочно. И был прав: я вру в исключительных случаях. Он поверил и занервничал:
— Саша-Саша, это все твое… Мне ничего не надо…
— Надо. Моя жизнь, — проговорил я. — Тесно нам двоим, Фроликов, как в автобусе…
— Нет-нет… Два же миллиона, Саша. На них жить и жить…
— Ничего ты не понял, Фроликов, — сказал я.
— Ну, я тебя заклинаю… Прошу… У меня дети… Я клянусь детьми… Человек разлагался на глазах, и зрелище это было крайне неприятное. Он разлагался, подобно медузе под жарким южным солнцем. Я вспомнил берег моря, и на этом берегу были мы, я и Лика; мы были молоды и живы, мы были прекрасная пара… И что же теперь?..
— У тебя, полковник, будет легкая смерть, — выбирался я из удобного во всех отношениях автомобиля. — Я даже тебе завидую.
Мой враг смотрел кроличьими, беззащитными глазами. Такие глаза встречаются только у животных. Известно, что я не воюю с братьями нашими меньшими. И хотел пожалеть человека, превратившегося в тварь бессловесную. Ан нет, человек — он всегда человек; Фроликов зашипел от ненависти и бессилия:
— Это я приказал твою сссуку забить!..
И что же я? Я промолчал. Зачем разговаривать с трупом? Я лишь влепил на капот у лобового стекла то, что привело в состояние невменяемости моего врага. Он забился в истерике, пытаясь разорвать стальную цепь наручников. Завизжал — так визжат только люди. С подобострастной лютой ненавистью.
Я не уходил. Устал, как говорят в таких случаях, смертельно. Когда за спиной ударил взрыв и завьюжил горячий смерч, опалявший ночь, я не оглянулся. Зачем? Это дети радуются неожиданному огненному представлению. Я же знал, что после очистительного пламени всегда остается отвратительное, грязное пепелище… И жить на этом пепелище?.. Чтобы на нем жить, надо иметь мужество… Сохранилось ли оно у меня? Не знаю.
* * *
Я спал как убитый. Как убитый. Сны бродили где-то в стороне от меня, временно отключившегося от активной общественной деятельности.
Разбудил меня неприятный звук звонка в коридоре. Я был у себя дома. Вернувшись в холостяцкую берлогу, был в полной уверенности, что уж здесь безопасно. Теперь.
Что за чертовщина? Неужели опять эти любвеобильные Мира-Роза-Белла с неугомонной агентурой ЦРУ? Нет, явились мои друзья Орешко и Никитин. Первый бодрился, делая вид, что отслеживать ситуацию есть основное в оперативной работе. Второй был с перебинтованной рукой.
— Ну, герой! — вскричал полковник. — Лежит бабай бабаем. А все спецслужбы на ушах стоят… Ты, братец, таких наворотил делов.
— Это не я, — буркнул. — Я только отслеживал ситуацию.
— Не обижайся, не обижайся, — развел руками Орешко. — Ну, зацепил меня Фроликов…
— И чем же?
— Не скажу.
— Тогда ты, Орешко, говнюк, — не выдержал я.
— Вот это благодарность!.. — обиделся полковник.
Тут снова вмешался Никитин и объяснил, что Фроликов напел Председателю о том, что меня, зека и бандита, выпустили зазря, вроде как обманом… В этом обмане участвовал полковник Орешко… У Председателя-пентюха глаза от возмущения собрались в кучу… Словом, возникла серьезная разборка.
— Фик-фок, — проговорил я. — И что же сейчас?
— У Председателя глаза ещё больше в куче, — ответил Никитин. — После утренних докладов.
— На территории СССР, говорит, действует коммандос, — сказал Орешко. Товарищи, говорит, может, Дзержинскую дивизию вызвать?
— Пойду сдаваться, — вздохнул я.
И мы трое наконец не выдержали и заржали. И хохотали, точно нашкодившие дети, которым удалось избежать родительской порки.
Когда отсмеялись, я поинтересовался, что принесли дорогие гости в сумке. Они принесли снедь. И бутылку водки. Какое счастье, что на свете есть колбаса из картона, водка из нефти и друзья, вышедшие из боя. Мы разлили горькую по стаканам и помянули Лику и Степу Рыдвана. Помянули павших в боях… Выпили за наше безнадежное дело… Выпили за очистительное пламя, в котором сгорает проклятое, мертвое золото.
— О! А давайте Утинского обрадуем, — предложил я. — Золотая зола осталась на родной стороне… Пппусть собирает…
— Уже собирает, — усмехнулся Орешко. — С утра пораньше.
— Ты серьезно, Кокосов?
— Конечно. По оврагам, буеракам… Сразу туда помчался, как сообщили.
— Он что? На голову плохой? Лечиться надо товарищу.
Тут снова вмешался Никитин и сказал, что ему удалось установить причинно-следственную связь в полетах партийных казначеев. Из окон и с балконов. Все четверо проходили лечение в специализированном санатории имени Буденного.
— Бээ? — полоумно заорал я. — Бээ! Блядь! И все эти кружочки-квадратики-треугольники вроде как домики… — И поднялся решительно. — Пппоехали!..
— Куда? — удивились друзья.
— Как куда? В санаторий имени Буденного! — возмутился я. — Надо разобраться со всей падалью… В белых халатах… Ох, много работы, ррребята… Их зомбировали, я не я буду!..
— Алекс, ты пьян, как сапожник, — сказал Орешко. — Возьми себя в руки… Успеешь ещё повоевать.
— Неее, пппоехали!..
— Никуда мы…
— А я…
К счастью, раздался трезвый зуммер радиотелефона. Это был личный аппарат полковника на генеральской должности Орешко. С грозным видом он выслушал доклад и потом сказал:
— Есть две новости…
— Хххорошие? — поинтересовался я.
— Как сказать, — пожал плечами полковник. — Генерал Ханин найден на даче. Эксперты утверждают, что самоубийство…
— Тьфу ты! — не сдержался я. — Ушел от меня, крючок.
— А вторая новость? — спросил Никитин.
— Это для Алекса, — сказал Орешко. — Саша, ты в форме?
— Вввполне! — твердо ответил я. — А чччто?
— По дежурному телефону тебя искала какая-то Стрелка… Ты вроде как Белка…
— Не может быть! — Я мгновенно протрезвел. — Стрелка?
— Ну, если ты Белка?..
— Белка-Белка, — засуетился я под изумленными взорами друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92