Потом я вспоминаю, что сегодня годовщина смерти моей мамы. Она умерла три года назад, когда я учился в десятом классе. Ее положили в больницу с аппендицитом, и все -- знакомые, врачи и медсестры -- в один голос и одним гоном успокаивали меня, что аппендицит -- чепуха на постном масле. Но я все равно боялся за мать, ведь, кроме нее, у меня никого не было.
Оперировал заведующий отделением. Он не заметил, что аппендицит был гнойным. Может быть, думал о чем-то постороннем во время операции, может, его отозвали к телефону, и он забыл про все на свете... В общем, он не вычистил гной. И через три дня мама умерла от заражения крови в реанимации. Все три дня я сидел у дверей реанимации и у кабинета заведующего с коробкой конфет на коленях, которую мне велели подарить врачу после операции, но меня к матери так и не пустили.
Когда она умерла, я позвонил заведующему из автомата возле его дома. Ответили, что его нет и придет поздно. Я остался ждать у входа в подъезд. Было темно и противно, лампочка качалась на ветру, как колокол в руках звонаря, но свет до меня не добирался. Словно нарочно. Я стоял и глотал слезы. Около одиннадцати подъехала легковушка, из нее вылез заведующий с папкой и бутылкой коньяка под мышкой. Я побежал прямо на него и ударил по уху. Он стукнулся затылком о капот. Я пнул его ногой в живот и, когда он сполз на землю, зачерпнул горсть шоколадных конфет, сжал в кулаке так, что между пальцев брызнули малиновые струйки, и размазал по роже заведующего. Потом пошел домой, но шагов через десять споткнулся о камень. Этот камень я швырнул в лобовое стекло машины. Попал прямо в центр, и камень застрял в стекле. Оно разбежалось паутиной трещин, а камень стал похож на паука...
Одеваюсь, запираю изолятор и иду в кино перекусить. В Сворске всего две столовые, и днем народу в них больше, чем на демонстрации. Это объяснимо: на демонстрации ходят только сознательные и прикинувшиеся сознательными, а обедают все, от мала до велика. Поэтому я предпочитаю выкинуть двадцать пять копеек на билет, зато без давки и очереди, в тишине и спокойствии, сгрызть пару заплесневелых бутербродов.
У кассы толпится народ, жаждет смотреть в разгар рабочего дня какую-то чушь под названием "Слишком юные для любви". Ни о какой любви там, конечно, и речи нет, разве что о родительской, потому что фильм про детей и для детей -- это я знаю наверняка. Просто два сворских кинотеатра борются за зрителя, хотя их никто не стравливает, не науськивает, конкурируют между собой по пережиточной привычке. В одном кинотеатре заключили негласный договор с райпищеторгом и торговали в буфете пивом, а в другом, куда я пришел, царил полный кавардак: здесь рядом с книгой жалоб висел обрывок плаката "У нас порядок такой -- ..."; здесь вторая часть плаката "...поел, убери за собой!" валялась на полу, недосягаемая для веника уборщицы, как и прочий мусор; здесь даже столы и стулья в буфете были о двух и о трех ножках. Зато названия картин перекраивались на вкус публики, обольщали и обманывали. Индийский фильм "Судья", собравший в "пивном" кинотеатре аудиторию из пяти человек, имел тут такой аншлаг, какой, наверное, не снился и сворскому вытрезвителю, потому что фильм по инициативе администрации стал называться "Альфонс в законе", и был разрекламирован афишей с мужиком в цилиндре, а в зрачках мужчины бегали голые девки: а правом -- две, в левом -- четыре. Кстати, художника кинотеатра уволили за эту мазню, а он просто не знал, что в нашей стране даже публичный поцелуй -- порнуха, и целоваться позволено только мужчинам в шляпах, да и то в самом начале программы "Время"...
В кинотеатре есть тир, впервые я вижу его работающим.
Тир, наверное, придумали люди, которые очень хотели бы кого-нибудь прикончить, но не могли: боялись последствий, или. возможность не представлялась. Ведь и троглодиты, когда не ловился мамонт, метали копья в его шкуру или в изображение, лишь бы время убить и голод обмануть. Я беру ружье и долго выбираю мишень: рука по поднимается палить по выползающим откуда-то медведям, выплывающим уткам, вылетающим глухарям. Вот если бы вылезла рожа Подряникова, я с удовольствием, даже чувствуя себя обязанным, всадил бы в нее все заряды. "Будь, что будет, -- думаю я, -- пальну наугад", -- и закрываю глаза. Этот тир, наверное, был для слепых, потому что я попал в жестянку, изображенную Карлсона. Карлсон и не думал умирать от моего выстрела, наоборот, за его спиной затарахтел пропеллер, и он улетел. Потом вернулся и тут же умер -- пропеллер заглох...
-- Почему у вас из всех сказочных персонажей висит один Карлсон? -спрашиваю я мужика за стойкой, у которого щеки как два арбуза. -- Попросите на складе Дюнмоиочку, Белоснежку, Василису Прекрасную...
Но мужик не отвечает, показывает мне кивком на бумажку, требующую не отвлекать работников от дела. Тогда я говорю:
-- Вас, наверное, одно удовольствие -- грабить! Купил патрон за три копейки, и забирай кассу. Но лучше это провернуть на последнем сеансе: денег наберется побольше.
-- Я вот тебе ограблю, бандит! -- вскидывается мужик. Но тут уже я показываю ему на бумажку и говорю:
-- Не отвлекайтесь на разговоры, работайте, считайте пульки...
Выхожу из кинотеатра и думаю, что неплохо было бы показаться на работе, а оттуда зайти к Марине в ЗАГС.
Работа у меня -- не бей лежачего, а если встанет -- все равно не бей. Такую еще поискать. Платили бы за нее в два раза больше, я жил бы, как кот в сметане.
Попал я на нее так. Я вырос в областном центре и после школы пошел учиться в библиотечно-архивный техникум. Когда я его заканчивал, из Сворска пришел запрос на двух человек. В этом Сворске уже сорок лет гнила кучей библиотека, которую вывезли из монастыря перед тем, как монастырь взорвать. Подвал, где гнила библиотека, находился в том же доме, что и "Незабудка", но, так как пивная сама уже стала подвалом, то библиотека оказалась как бы на втором этаже, если смотреть в лужу.
О библиотеке вспоминали во все времена и во все времена забывали. Каждый новый начальник отдела культуры считал своим долгом осмотреть ее, взять пару книг и на досуге прикинуть: стоит с ней возиться или не стоит? Но, глядя в старославянскую вязь, как на клинописные каракули, не помня наверняка, русский он по паспорту или гражданин СССР, начальник приходил к мысли, что такое толстое и плотное духовное наследство лучше использовать в хозяйстве: вместо отломанной ножки кровати, как груз для засолки капусты и т. д. Наконец, нынешний начальник, не зная, за какой хвост тащить культурно-просветительное дело в массы, не зная, сколько будет трижды семь и почему лето сменяет осень, решился отправить разнарядку в наш техникум на двух специалистов. Умные люди подсказали ему, что один должен отреставрировать книги, а другой -- составить каталог и опись Другим оказался я после того, как утвердили ставки в штатном расписании. Причем утвердили невероятно быстро: начальник культурного отдела был виртуоз в этой области. Вместе с нашими он пробил еще и ставку уборщицы, обосновав тем, что в его туалете стоят два унитаза, и сидеть на двух унитазах сразу гораздо производительней. Уборщицу он так и не нанял, зато повсюду размахивал сэкономленным фондом заработной платы: "Вот так у нас, в культуре-то, народную копейку берегут!"
Человек он был незлой и бесполезный, командовал стулом, на котором сидел, столом, за котором писал, и всеми бумажками, которые ползали по столу: из одной папки -- в другую.
Когда мы с реставратором прибыли и осмотрели фронт работ -- гору книг по пояс, где мыши проделали ходы и выгрызли норы, -- я почесал затылок и сказал начальнику культурного отдела:
-- Здесь работы не меньше чем на год.
-- Ха-ха-ха! На год?! -- удивился культурный работник. -- На все десять!
Правильно! Мудрый ответ советского руководителя! Зачем делать в один год то, что можно растянуть на десять, исправно получая зарплату, а иногда и требуя прибавки?
Трудности начались сразу. Наш начальник предпенсионного возраста -бывший директор школы, начинавший вместе со Столиком, но менее активный в дружбе с собесом на старости лет, -- был твердо уверен, что все само собой падает с неба, а, если не падает, надо послать выпускников с классной руководительницей -- они скинут. Проблем для него не существовало. Когда я сказал, что мне в Сворске негде жить, он ответил:
-- Ну, ты сходи куда-нибудь, тебе помогут.
-- А куда? -- спросил я.
-- Ха-ха-ха! Не знаю, -- ответил предпенсионер, -- контор много. Выбирай на вкус!
Я пригрозил, что уеду, а уволить меня нельзя, потому что я -- молодой специалист и зарплату все равно получу, отсужу за все три года. Но начальника не проняло, он словно и не слышал, не желал считать ничьи деньги, бормоча, что до пенсии ему осталось меньше трех лет. Тогда я пообещал написать на него жалобу.
-- Вам она здорово повредит, -- сказал я, -- ведь вы еще ничего не успели сделать, а на вас уже жалуются. Что же будет, когда вы засучите рукава?
-- Ха-ха-ха! У меня рубашка-безрукавка, -- ответил он, отправляя секретаршу и дерматиновую папку в поход по инстанциям.
Он все фразы начинал с "ха-ха-ха". Прежде чем что-то сказать, он хохотал. Веселый оказался дядя, но веселье это жило в нем не от большого ума, он заливался даже от показанного пальца.
Побегать начальнику все-таки пришлось, и комнату из него я вытряс -изолятор в женском отделении городской больницы. Но я оторвал его от главного дела и заставил бегать, потому он меня разлюбил, как всегда, дивясь от хохота. Основным, главным делом начальника была ловля рыбы, сидя на подоконнике и свесив ноги, потому что окно его кабинета выходило к реке. Лишь изредка его отвлекали назойливые посетители вроде меня, и начальник расправлялся с ними, как с мухами. Червей ему копала секретарша, она же прикармливала рыб под конец рабочего дня. Видели ее, разбрасывающую кашу, и посреди ночи, а курьер, тридцатилетний детина, ходил в закатанных до колен штанах, чтобы в любой момент бежать к воде, выпутывать крючок из водорослей. Впрочем, по вторникам и четвергам предпенсионер не ловил рыбу, а, придя в кабинет и отдав распоряжения, запирал дверь, зашторивал окна и ложился на стол, свернувшись калачиком и засунув уши между коленок, чтобы телефонные звонки не тревожили сон... Следом за мной к начальнику пришел реставратор и сказал, что ему для работы нужны переплетный станок, картон, ледерин, клей... -- целый список. Предпенсионер решил отшутиться.
-- Ха-ха-ха! Что же ты, -- говорит, -- за переплетчик, если у тебя ничего нет?
-- Не могу же я повсюду таскать за собой бумагорезательную машину!
-- А я тем более не могу, я старенький, -- ответил начальник. -- Сиди и жди. Закажем тебе машину на следующую пятилетку.
Пришлось решать этот вопрос без начальника: мы пошли в типографию и познакомились с Сусаниным. Адам Петрович разрешил пользоваться своим оборудованием и материалами, а потом выставил такой счет отделу культуры, что исчерпал пятилетние фонды, и теперь своричи ждут не дождутся очередного съезда и новых финансовых инъекций в культурную жизнь. Правда, наш начальник от этого ничего не потерял, наоборот, он собрал краеведов-энтузиастов, организовал раскопки взорванною монастыря и из уцелевших кирпичей построил себе дачу.
Когда, наконец, мы взялись за дело, на наши головы полетели шишки со всех сторон Мы купили четыре обогревателя во влажный и холодный подпал, и тут же пришел пожарный инспектор, словно караулил нас под дверью, и оштрафовал на десять рублей. Мы выбросили обогреватели, но в "Незабудке" прорвало трубу, и от сырости расплодились блохи, и санэпидстанция тоже наказала нас материально, а за ней -- опять пожарный: он сказал, что от сырости портится электропроводка. Организации, которым дано право выписывать квитанции, открыли в подвале золотое дно, индейское Эльдорадо, еще одну страну дураков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32