— А как прореагируют в Таллине на торжественное перезахоронение эсэсовца? — спросил Артист.
— Я думаю, что в Таллине прореагируют очень бурно, — ответил Томас. — Потому что в Таллине двести тысяч русских, из них десять тысяч российских военных пенсионеров.
— Да это же провокация! — возмутился Артист.
Я хотел высказать свое мнение о роли его личности в этой истории, но Артист опередил меня.
— Молчи, — попросил он. — Молчи. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я уже сам все понял. Ошибся. Признаю. Но кто же знал?
— Хватит политики, — вмешался Муха. — Нужно думать, как выбираться отсюда. Они знают, что мы где-то здесь. И если начнут прочесывать район, возьмут нас тепленькими.
— У меня есть план, как нам выбраться, — сообщил Томас. — Если вы не будете меня перебивать, я расскажу.
План Томаса заключался в следующем. Километрах в трех от кирпичного завода, давшего нам временное пристанище, была, по его словам, АЗС. При заправке — автосервис. Можно договориться с хозяином: машину Артиста загнать в бокс, а другую взять напрокат и на ней выбираться. Когда все уляжется, можно будет вернуться за «мазератти». Перспектива расстаться со своей тачкой не умилила Артиста, но его мнения никто не спрашивал. План был не ахти какой, но другого не было.
В автосервис отправили Муху и Томаса. Муху — как единственного из нас, кто был нормально одет, хоть и с мазутным пятном на брючине, которое очень его расстраивало. Он все порывался почистить его специально купленным бензином, но мы не дали: весь салон провоняет, нюхай потом его бензин. А с Томаса пришлось снять его сюртук, наверняка известный уже каждому эстонскому телезрителю, и напялить утепленную камуфляжную куртку, которая досталась мне в обмен на мой приличный костюм и на плащ от Хуго Босса. На голову, чтобы скрыть его шевелюру и прикрыть козырьком лицо, нахлобучили эстовский кепарь, предварительно отодрав с него форменную кокарду. Куртка была ему маловата, руки торчали из рукавов, но с этим пришлось смириться.
Артист нашел в бардачке упаковку «Стиморола», который он рекламировал, но сам никогда не употреблял, велел Томасу нажевать и засунуть жвачку за щеки. Это придало физиономии Томаса некоторую грушеобразность, сделала похожим на хомячка и привлекательности не прибавило, но убавило узнаваемости. Что и требовалось.
Они выбрались на шоссе и по обочине зашагали к заправке. Впереди — маленький Муха, а за ним, как на буксире, Томас. Вот уж верно — фитиль.
Мы с Артистом вернулись в машину. Артист угрюмо молчал, обдумывая случившееся. Мне тоже было о чем подумать.
Над дорогой прошел военный патрульный вертолет, потом еще один и еще два — все военные. Это мне как-то не понравлось. Навес, хоть и дырявый, надежно скрывал «мазератти», но если на наши поиски бросят вооруженные силы Эстонии, далеко не уйти. Но с какой стати им объявлять тревогу? Только из-за того, что с гауптвахты сбежал артист? Или из-за того, что исчез внук эсэсовца? Но не настолько же он им нужен, чтобы поднимать Силы обороны в ружье.
Или настолько?
У меня появилось ощущение, будто бы нас втягивает в какой-то омут. Случайности сцеплялись одна с другой, как вагоны товарняка, спускаемые с сортировочной горки. И локомотивом в этом составе была случайность номер один: приглашение Артиста на роль второго плана в фильме эстонского режиссера Марта Кыпса «Битва на Векше».
Я повернулся к Артисту:
— Ну-ка расскажи мне, как тебя выбирали на эту роль. И не пропускай подробностей.
— Ну, как? — Он пожал плечами. — Как обычно. Позвонили с «Мосфильма», там в актерском отделе работает одна моя знакомая. Сказали, что из Таллина приехала режиссерша и подбирает актеров. Отобрала для кинопроб десять человек. Среди них — я. Вот, собственно, и все.
— Все? Или не совсем все?
— Ну, я сразу встретился с этой эстонской дамой. То да се. Кино — штука тонкая, тут важны личные отношения. Сводил ее пообедать в «Палас-отель». Потом она из Таллина дала телеграмму. О том, что меня утвердили на роль и вызывают на съемки. Теперь все. Есть только одна мелочь, — подумав, добавил Артист. — Я сначала не обратил на нее внимания...
— Какая мелочь?
— Эта моя знакомая, из актерского отдела «Мосфильма». Она мне, оказывается, не звонила.
— Кто же тебе звонил?
— Не знаю. Меня дома не было, говорили с отцом. Приятный женский голос. Я был уверен, что это она. Купил ей цветы. Она удивилась: за что? Тут и выяснилось, что она не звонила. Решили, что кто-то из отдела. Из отдела так из отдела, я об этом и думать забыл.
— Во сколько тебе обошелся обед в «Палас-отеле»? — полюбопытствовал я.
— Около ста баксов.
— Тебе не кажется, что ты выбросил бабки на ветер? По-моему, тебе и так дали бы эту роль. И даже упрашивали бы, если бы ты стал отказываться. И упрашивали бы очень настойчиво.
— Черт, — сказал Артист. Потом помолчал и сказал: — Суки. — Еще помолчал и спросил: — И что это значит?
— Об этом мы можем только догадываться.
— Хотелось бы не догадываться, а знать точно, — заявил Артист, ни в чем не терпевший неопределенности. Эта черта его характера и была, по-моему, главной причиной того, что он не сыграл и не сыграет, возможно, никогда роль, о которой страстно мечтал: принца Гамлета с его мучительным «Быть или не быть». — Да нет, все это чистая случайность. На роль меня выбирали по типажу. Мог оказаться любой из десяти актеров, если бы я не подсуетился. И вообще, кто мог предположить, что ты бросишь все и поедешь со мной? Кто мог предположить, что поедет Муха? Полная ерунда!
— Это ты меня уговариваешь? Или себя?
— Суки! — повторил Артист. — И что теперь?
На этот раз плечами пожал я:
— Знаешь, как говорят хирурги после операции?
— Знаю. «Понаблюдаем».
— Нет. «Вскрытие покажет».
Мы рассчитывали, что Муха и Томас вернутся часа через два, но они вернулись гораздо раньше. Во двор кирпичного завода въехал здоровенный оранжевый «К-700» с бортовым прицепом, закрытым аккуратным брезентовым тентом. В кабине, рядом с трактористом, молодым степенным эстонцем, сидели Томас и Муха.
Как выяснилось, на полпути к заправке Муха заметил трактор и быстро сообразил, какую пользу он может нам принести: на прицеп погрузить «мазератти», закрыть брезентом и таким образом выбраться из опасного места. Хозяину трактора он объяснил, что наша машина сломалась, а автосервис, который ремонтирует такие иномарки, есть только на трассе Таллин — Санкт-Петербург. Тот объявил сначала триста баксов, но когда увидел «мазератти», сразу поднял цену до пятисот — то ли оценив нашу платежеспособность, то ли почуяв что-то неладное. Скорей последнее: четверо молодых мужиков в экзотическом прикиде как-то не сочетались с шикарной иномаркой. Томас попробовал его устыдить, но тракторист стоял на своем.
Он был высокий, плотный, в просторном брезентовом комбинезоне поверх толстого, крупной домашней вязки свитера. Синий берет и короткая рыжая борода делали его похожим на шкипера. На все тексты Томаса он коротко отвечал: «Нет».
В конце концов Томас сдался и подошел к нам.
— Не прогибается, — сказал он. — Подозревает, что тачка ворованная. Хоть и не говорит. Потянем?
Я кивнул. Бабки у нас были, а выбора не было. И это был хороший вариант. Даже очень хороший. Если все пройдет благополучно, мы окажемся в двухстах километрах от того места, где нас будут искать.
— Двести ему нужно отдать сразу, а триста показать, — предупредил Томас. — И отдать только после того, как он довезет нас до места. Мы, эстонцы, народ законопослушный. Это у нас от немцев. Но когда мы думаем: «Законно или незаконно?», мы имеем в виду: «Прихватят или не прихватят?» Это у нас от русских. Если отдать ему все вперед, он сдаст нас первому полицейскому.
Выслушав наши условия, шкипер согласно кивнул и уехал на свой хутор за досками, по которым можно было бы вкатить «мазератти» в прицеп.
— Не заложит? — обеспокоился Муха.
— Нет, — уверенно сказал Томас. — Отказаться от таких бабок — не в эстонском характере.
— А вот это у вас от евреев, — сказал Артист.
Шкипера не было часа два. Спешить нам было некуда, на таллинскую трассу лучше всего было выбраться вечером, в темноте. Но мы все же начали беспокоиться.
Над дорогой и придорожными полями одна за другой проходили патрульные вертушки с опознавательными знаками Сил обороны Эстонии, по шоссе в ту и в другую сторону проносились «лендроверы» в камуфляжном раскрасе.
— Да они что, с цепи сорвались? — с недоумением прокомментировал Муха.
Очень на это было похоже.
Шкипер наконец появился, умело сдал прицеп к навесу, приладил направляющие — две широкие доски. Артист сел за руль, мы пристроились по бокам и легко забросили «мазератти» в кузов. Томас хотел ехать в кабине трактора, но мы решили, что не стоит ему светиться. Чем обычней картина, тем лучше: едет себе трактор с прицепом, водитель в кабине один, везет себе хозяйственный груз и везет, дело житейское.
Мы залезли в салон «мазератти», шкипер накрыл машину брезентом и для маскировки набросал сверху и по бокам несколько захваченных с хутора льняных снопов. Предусмотрительный народ эти эстонцы.
— Мы поедем вокруг, — проинформировал нас Томас. — По той дороге опасно. Так — дальше, на пятьдесят километров, но лучше.
Трактор рыкнул двигателем, прицеп покатился по колдобинам.
Путешествие началось.
Вряд ли именно такие путешествия имел в виду Пржевальский, когда говорил, за что он любит жизнь. Но все же лучше ехать в полной темноте в комфортабельном салоне «мазератти», чем сидеть в эстонской каталажке, гадая, какой срок и за что нам впаяют.
А впаять могут сколько угодно и за что угодно. За нападение на гарнизон воинской части могут? Могут. За похищение внука национального героя могут? При желании могут. А взрыв? «Эстовцы», которые сидели в блиндаже, опознают всех нас без малейших сомнений. И доказывай потом, что мы не хотели ничего такого, а просто нам не понравился сценарий этого долбаного фильма, так как там схематичны характеры.
Теракт. За это могут засадить на всю катушку. И прогрессивная общественность пальцем не шевельнет в нашу защиту. И я бы ее за это не осудил.
Я поразмышлял еще немного и понял, что наше положение гораздо хуже, чем мне показалось. И самая главная опасность была неявной, она каким-то образом была связана с большой политической игрой, в которую был втянут этот долговязый эстонский плейбой Томас Ребане, а через него втянуты мы. И мы, пожалуй, уже знали о нем слишком много и могли представлять угрозу для тех, кто эту игру затеял. Во всяком случае, они могли предположить, что мы знаем слишком много. Этого предположения вполне достаточно, чтобы мы стали проблемой. А затеяли эту игру люди очень серьезные. Они решают проблемы по мере их возникновения.
А что, собственно, мы знаем о Томасе Ребане? Да ничего толком не знаем. Только одно: что он не внук этого эсэсовца, а фигура подставная. Но почему на эту роль выбрали именно этого раздолбая? Однофамилец? Не факт. Ребане в Эстонии наверняка не меньше, чем в России Лисицыных. И на роль потомка национального героя могли бы найти фигуру более достойную. Но выбрали все-таки его. Или он действительно внук Альфонса Ребане, но об этом не знал?
Вполне мог не знать. Национал-патриот на пресс-конференции очень логично все объяснил. Могли не знать и его родители. Или знали, но боялись сказать. И правильно боялись. Если бы об этом узнали наши после войны, Томас имел шанс вообще не появиться на свет — его родителей упекли бы куда подальше. А если бы узнали в более поздние советские времена — тоже ничего хорошего. Посадить бы не посадили, но жить им было бы очень даже неуютно.
— Вот что, Томас Ребане, — обратился я к нашему попутчику, полному загадок, как Бермудский треугольник. — Поведай-ка нам о своих приключениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58