Короче, одна песня стала названием фильма, и еще две ее песни вошли в эту картину, но, когда Орлов показал нам с Аллой сложенный по сюжету материал фильма, мы несколько приуныли. Шедевр не получился, несмотря на все действительно титанические старания режиссера. И тогда, чтобы спасти положение, я придумал такой ход. Через прессу мы распространили слух, будто это «биографический» фильм певицы, хотя ничего биографического там не было. Но народ клюнул на эту приманку и повалил на фильм толпами, читатели «Сов. экрана» назвали Лугачеву лучшей актрисой года.
Как бы то ни было, меня увлекла эта игра по раскрутке любимой девушки, мне это напоминало запуск ракеты на орбиту – все делается втайне, а я «генеральный конструктор», про которого никто не знает. Трюков по этому запуску было много, всех не перескажешь, но вот тебе еще парочка. Мой нынешний большой друг, а тогда корреспондент «Комсомольской правды» Лева Гущин, под псевдонимом Лев Никитин опубликовал в «Комсомолке» три огромных подвала – исповедь Лугачевой. На самом деле она там слова не произнесла, а это я наговорил Леве весь текст интервью в течение нескольких вечеров в ресторане Дома кино, под шашлык и грузинское вино. В интервью была масса цитат из книг, и у массового зрителя создавался образ интеллектуальной певицы, совершенно новый тип артистки на эстраде.
Тут кто-то привез из Японии маленькую заметку с сорок восьмой страницы газеты «Асахи», где был перечень людей, популярных в разных странах. И про Россию было написано буквально пять строк: национальный герой – Юрий Гагарин, лучший режиссер – Юрий Любимов, лучшая балерина – Майя Плисецкая, самая популярная певица – Лугачева. Из этой строчки я с помощью друзей в «Литературной газете» запустил публикацию о том, что японцы назвали самыми знаменитыми людьми XX века Юрия Гагарина и Аллу Лугачеву. То есть мы дурачились, как могли.
А помимо общей стратегии, существовали еще и тактические задачи. То есть создание ажиотажа, атмосферы скандала. Эти скандалы иногда просто выдумывались. Например, один из первых слухов: что она убила мужа утюгом. Почему-то эта шутка, впервые сказанная мной за столом на кухне, получила дикое распространение, в каких-то газетах стали писать, что уже судебный процесс идет. Точно были продуманы и внезапные исчезновения Лугачевой. «Лугачева уходит со сцены!» Все рыдают, умоляют вернуться, как Ивана Грозного из Александровой слободы. Стоят на коленях: «Вернись, наш государь!» И государь возвращается. Этот трюк проделывался неоднократно – с какого-то момента Алла исчезает из телевизора. А потом, когда все уже воют: «Где Лугачева? Дайте нам Лугачеву!» – Лугачева является народу. Тут, естественно, полное всенародное счастье. Уже не надо колбасы, уже не надо повышения зарплаты, все довольны, все поют: «Арлекино, Арлекино, есть одна награда – смех!» И в ЦК КПСС тоже рады – одной Лугачевой всю страну накормили…
Постепенно это развлечение по раскрутке стало частью моей жизни. При этом я снимал свои фильмы, писал сценарии, а на эстрадной полянке это было мое хобби. Практически то, чем я занимался с Лугачевой, сегодня бы назвали имиджмейкерством. Я был, возможно, первый имиджмейкер в Советском Союзе, хотя и не знал этого слова, а делал это все исключительно как подарок любимой девушке, с которой жить было интересно. Она была женщиной необычной, неожиданной, и всегда было неизвестно, чего от нее ждать в следующий момент. В один прекрасный день, за ужином, она посмотрела на меня внимательно и говорит:
– Сашечка, вот я сижу и думаю: Дербенев написал для меня лучшие тексты, Зацепин – замечательную музыку, Паша Слободкин аранжировал «Арлекино», Слава Зайцев сшил мне платье, Орлов снял в фильме. А ты для меня что сделал?
Я задумался:
– Я… Я тебя вычислил.
Она говорит:
– Да, Сашечка, это правда. Но если ты меня вычислил, то женись на мне.
И мы подали заявление в загс, это было осенью.
А весной, за полгода до этого разговора, перед нами встал такой вопрос: приближается лето, где отдыхать? Публика плохо представляет, как реально жили советские звезды. Собственно, и сейчас, в новой России, их жизнь никоим образом не изменилась – такая же нищая страна, те же маленькие гонорары. А все эти понты с охраной, машинами и так далее делаются на самом деле только для того, чтобы публике пыль в глаза пустить. Поэтому тебе будет небезынтересно узнать, как известная певица Лугачева с мужем-режиссером проводили отпуск. Дачи своей нет, нужно ехать на юг. И вдруг звонят два приятеля – Леня Гарин, композитор, и Наум Олев, поэт, и говорят:
– Мы договорились с руководством лайнера «Иван Франко», что можно поехать в круиз по Черному морю. Но условия такие: Лугачева дает в круизе два концерта, Гарин – один концерт, Олев устрашает вечер поэзии и ты, как режиссер, даешь творческую встречу – выступаешь с фрагментами своих фильмов. За это дают каюту, бесплатную кормежку и две недели морского круиза. Мы уже в прошлом году так ездили, у нас это отработано.
Мы упаковали чемоданчики, сели в поезд и поехали в Одессу. Оказалось, что поезд приходит рано утром, а посадка на пароход в четыре часа. Мы сдали вещи в багаж, позавтракали, делать нечего. Пошли на Приморский бульвар, где-то в районе гостиницы «Лондонской» сели на скамейку. Лугачева легла, положила мне голову на колени, дремлет. Причем оба мы в джинсах, и у нее на колене авторучкой написан ее автограф. А по бульвару экскурсовод-одессит ведет группу туристов:
– Посмотрите налево – знаменитая Потемкинская лестница. На ней снимался фильм «Броненосец «Потемкин». Посмотрите направо – «Лондонская» гостиница. Теперь посмотрите еще раз налево. На скамейке лежит певица Лугачева.
То есть наша работа дала плоды, ее уже воспринимали, как достопримечательность. Потом мы заходим в ресторанчик. Пообедали, расплачиваемся. Подходит к нам человек:
– Здравствуйте. Вы Лугачева?
– Да, я.
– А я директор этого ресторана.
– Очень приятно.
– Как вам у нас?
– Все нормально.
– Вкусно покормили?
– Вкусно.
– Вы знаете, у меня к вам маленькая просьба. Пожалуйста, пойдите в конец улицы, видите там такой дворик? Войдите, поверните направо, а потом по открытой лестнице на третий этаж, квартира 64. Можете там нажать кнопочку?
– Зачем?
– Знаете, там живет мой сын, такой безобразник, совершенно не занимается музыкой! Слушайте, я ему купил скрипочку, это очень дорогая скрипочка, а он совершенно не играет. Вы придете и скажете: «Мальчик, учись на скрипочке!»
Мы честно пошли в конец улицы, нашли квартиру 64. Открывает дверь такой маленький очкарик.
– Мальчик, тебя как зовут?
– Меня – Изик.
– Ты меня узнаешь?
– Конечно. Как раз вашу пластинку слушаю.
– Изик, учись на скрипочке.
– Хорошо, тетя.
– Обещаешь?
– Честное пионерское.
– Ладно, Изик, до свидания. И имей в виду, я проверю!
После чего мы сели на пароход.
Но там, где Лугачева, без выступлений не обходится. Нам дали каюту, которая поначалу нам понравилась. Но потом, когда мы зашли к Гарину с Олевым, оказалось, что их каюта такая же, но там два иллюминатора, а у нас один. Лугачева закатила истерику, стала рыдать, вызвали врача, он стал делать ей какие-то уколы. Прибежал директор круиза, спрашивает, в чем дело.
– Как вы можете меня так оскорблять? Почему вы поселили меня в такой плохой номер?
– Ну почему плохой? Этот пароход только называется круизным, а на самом деле танковоз. И в случае войны он может быть использован для перевозки военной техники. То есть тут внутри огромные трюмы, а снаружи сделаны каюты для танковых экипажей. Все примерно одинаковые.
– А что, у вас нет люксов?
– У нас три генеральских люкса, но в одном едет секретарь ЦК, в другом – министр, а в третьем – семья начальника пароходства. А вы тут. Но мы же все советские люди, а советские люди все равны.
Это вызвало еще больший крик, в дело вмешался капитан, он сказал, что если она будет так себя вести, то ее вообще переведут в трюм. Конечно, это была шутка, но Алла представила это, как выпад в ее адрес. А корабль уже отчалил, поэтому нам ничего не оставалось, как сидеть в своей каюте. В ресторан она идти отказалась. Мы, голодные, там всю ночь просидели. «Интересно начинается круиз», – подумал я, но ругаться с ней на отдыхе не хотелось. На следующий день, когда корабль приплыл в порт, мы демонстративно взяли наши чемоданы и сошли с трапа. И оказались в Ялте, где нас никто не ждал. А это лето, гостиницы забиты, тысячи туристов, никому мы здесь даром не нужны. Ткнулись в одну гостиницу, в другую, всюду говорят:
– Да идите вы! У нас все забронировано.
Скрепя сердце, Лугачева позвонила Софии Ротару:
– Дорогая Соня, как я рада тебя слышать! Я случайно оказалась в Ялте, нет ли здесь возможности где-то переночевать?
Соня говорит:
– Перезвони мне через десять минут.
Через десять минут сказала:
– Знаешь, вы свалились, как снег на голову, это Ялта, все забито. На одну ночь я вас в гостиницу приютила, но только на одну ночь. Больше я ничего не могу сделать, несмотря на то, что я тут депутат, народная артистка и хозяйка Крыма.
Но все-таки она нас спасла. Мы пошли в эту гостиницу, бросили там вещи, вышли на набережную. Вдруг к нам подбегает какой-то человек, говорит:
– Здравствуйте, моя фамилия Молчанов, я директор круиза теплохода «Леонид Собинов»…
Естественно, Лугачева начинает высказывать ему все, что думает о директорах круиза. А он с каменным лицом пропускает это мимо ушей и говорит:
– Я хочу пригласить вас продолжить ваше путешествие на нашем корабле. У нас вы сможете и хорошо отдохнуть.
Тут опять следует длинный монолог по поводу того, в каком гробу она видела эти круизы. Тогда я говорю Молчанову:
– Вас как зовут?
– Валентин.
– Валентин, будем говорить откровенно. Мы оказались в Ялте случайно. И мы бы с удовольствием приняли ваше предложение, но только если у нас будут нормальные условия для отдыха. Если вы нам сделаете хорошую каюту, то, как говорится, возможны варианты.
Он говорит:
– Я все понял. У меня просьба: идите сейчас в ресторан, пообедайте. А через сорок минут я к вам приду.
И убежал.
Поскольку дело происходит в порту, мы обедаем, смотрим на красивые корабли, любуемся морем. В конце обеда появляется Молчанов:
– Я поговорил с капитаном корабля, он предоставляет вам белый люкс, это лучший номер на пароходе.
– А что это за пароход? Чем он отличается от «Франко»?
– «Франко» – это танковоз, а «Леонид Собинов» – это, не скрою, старый корабль, когда-то он ходил по линии «Англия – Америка», англичане его списали, а СССР купил. Но это был один из шикарнейших пароходов, мы и сейчас обслуживаем заграничные круизы для богатых иностранцев и ходим по линии «Гонконг – Австралия». А раз в году на две недели приходим в Советский Союз на ремонтные работы и сменить команду. За это время мы делаем круиз по Черному морю, потом выгружаем советских и опять уходим на год в плавание…
Мы с Аллой глянули друг на друга и подумали: чем черт не шутит? В конце концов, если будет плохо, то сойдем в следующем порту. Взяли наши чемоданчики из гостиницы и пошли на этот пароход. Оказалось – Молчанов не обманул. Особенно тронуло, что нас, как своих личных гостей, принял капитан корабля Николай Николаевич Сопильняк. Это был самый молодой и самый красивый капитан Черноморского флота, мастер своего дела, капитан в лучшем смысле этого слова, как в романтических фильмах. Одет был с иголочки, все время ходил в белом кителе с золотым шитьем. Когда мы ровно в шесть часов отплывали из Ялты, по всему кораблю заиграла музыка из «Крестного отца», и Сопильняк пригласил нас и еще нескольких своих почетных гостей на капитанский мостик, официантка открыла бутылку французского шампанского, всем разлили по бокалу, и под эту музыку пароход вышел в открытое море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43