Головорез напряженно слушал меня.
Сомнений не было, я попал в очередную задницу. Предстояло выяснить, насколько глубокую. Молодцы заявились среди ночи, хотя местечко для ночлега я выбрал укромное, в стороне от дороги, где крики о помощи никто не услышал бы и среди белого дня. То есть зарезать нас они могли бы и раньше. Напрашивался вывод: им действительно была нужна Йованка, точнее, какая-то информация от нее. Какая? – спрашивал я себя и не находил вразумительного ответа. Думаю, такие же муки испытывал тот, кто допрашивал меня.
– Како ехат? – скрипя зубами, вопрошал он в перерывах моего параноидального бреда.
– А тако просто, – отвечал я, пытаясь показать ему направление, а заодно и высвободить руку.
И так продолжалось до тех пор, пока на поляне не замаячил свет. Мужик с обрезом возвращался из леска медленно, шаря лучом фонарика по кустам. Он все еще не потерял надежду найти искомое.
– То ты? – не поворачивая головы назад, осведомился мой собеседник. Надо было отдать ему должное: бдительности он не терял.
– А кто еще? – злобно огрызнулся Главный. Судя по голосу, он был уже метрах в пятнадцати. – Ее нигде нет. Пойду посмотрю в машине…
– Этот говорит, что она осталась в Добое. Ночует в каком-то пансионате. Он может показать.
– Ты что, совсем дурной? Да там же Недич…
Я все прекрасно понял и без Йованки. В конце концов, три года службы в Боснии оставили свой след в моей душе.
– А ну-ка давай… – начал было тип с фонариком, но, что он хотел приказать типу с ножом, я так и не узнал. Как раз в тот самый миг, когда Главный попал в поле моего зрения, что-то длинное и змееподобное, опасно вихляя, промелькнуло рядом с его головой и, тупо стукнув концом о камень, которым я забивал колышек палатки, сгинуло во мраке ночи. Скорее по звуку, чем по виду я определил, что это было срезанное мной удилище, оно же копье.
От изумления Главный выронил фонарик. Должно быть, это обстоятельство и не позволило ему в полной мере оценить надвигающуюся опасность. Точнее сказать, с диким воплем несущуюся на него со вторым удилищем наперевес. Углядев в темноте нечто темное и довольно внушительное по размерам, обладатель обреза поспешно вскинул его и нажал на спусковой крючок. Оглушительно грохнуло. Длинное пламя озарило белое от ужаса лицо Йованки. В следующий миг срезанное мной дерево тупым своим концом ударило стрелявшего в горло. Сдавленно хоркнув, бородатый мужик выпустил из руки обрез и, схватившись за шею, начал оседать на землю с выпученными глазами. Споткнувшаяся Йованка упала на колени. Скорее всего это и спасло мне жизнь. Мой оппонент инстинктивно рванулся на помощь своему коллеге, впопыхах забыв отрезать мне голову. Он ослабил давление коленей на мою спину, чем я и воспользовался, ударив его кулаком по почке. Впрочем, удар – слишком громко сказано, удара не получилось. Мужик с ножом удивленно оглянулся на меня, словно желая спросить, что, собственно, мне от него надо, и вдруг стал заваливаться на землю. Не от боли, нет! Просто то положение, в котором он находился, очень располагало к такому развитию событий: привстав с меня на затекших ногах, он оказался в позе человека, встающего с корточек, после того как он сходил по-большому. Моего жалкого удара хватило для того, чтобы вывести его из равновесия. Удивленно ахнув, он завалился в траву.
Мне почти удалось подняться на ноги. Боковым зрением я увидел, как Йованка подхватила с земли обрез. Я хотел подбодрить ее криком, но мой противник лягнул меня башмаком, у меня искры посыпались из глаз, как любят выражаться настоящие писатели! Я упал на спину и, кажется, на какое-то мгновение вырубился. Когда способность мыслить вернулась ко мне, противник уже оседлал меня. Щеря зубы, он соображал, как все-таки убить меня – очень больно или не очень. На этот раз положение мое было совершенно безнадежным.
И тут раздался хриплый голос бородача, поверженного удилищем:
– Дура! Оно же может… выстре…
Бородач поперхнулся. Он, как и я, лежал на спине. Метрах в полутора от него стояла широко расставившая ноги Йованка. В шортах и мокрой рубахе, прилипшей к телу, выглядела она классно! Мы с моим противником невольно засмотрелись. Подсвеченная снизу фонариком, она походила на героиню блокбастера. Сходству способствовал обрез, походивший на фантастическое оружие будущего. Я уже не говорю о глазах, которые прямо-таки метали молнии!
– Отдай! – простонал бородач, протянувший к ней слабеющую руку.
– Не вздумай отдавать! – выдавил из себя я, за что оседлавший меня босниец дал мне кулаком по уху.
– И помни, патрон у тебя один! – напомнил я Йованке, перед тем как сплюнуть наполнившую рот кровь.
Второго удара, к удивлению моему, не последовало. Вместо звона в башке я услышал ее голос:
– Ну и что ты предлагаешь?
Лезвие ножа сверкнуло перед моими глазами.
– Заткныс! – просипел его хозяин. – Будиш умират болно.
Мне было уже все равно.
– Вшистко едно, – пробормотал я и, зажмурив глаза, ответил ей: – Если он меня зарежет, подожди, когда он поднимется на ноги. Только тогда стреляй. У тебя всего один заряд, слыши…
Тяжелая, пахнущая бензином ладонь закрыла мне рот.
– Тихо! – В голосе моего соперника появились нотки бессильной злости. Ситуация и впрямь была патовая. – Зарэжу. Савсэм болно зарэжу, – громко, чтобы слышала Йованка, заявил он.
Похоже, именно я становился той самой пресловутой картой, которую принято разыгрывать. Теперь многое, если не все, зависело от моей спутницы. Это понимал и мужик с ножом. Он что-то быстро и горячо начал говорить.
– Он сказал, что мы не знаем, с кем имеем дело! – перевела Йованка. – Они крутые, очень крутые, их тут все боятся. Но они дадут нам шанс остаться в живых. Нам нужно немедленно покинуть Боснию. Он говорит, что их интересует одно: чего мы тут ищем. Как только ты скажешь ему, а я положу ружье на землю, он отпустит тебя и они уйдут. Марчин, он дважды повторил, что если бы хотел убить тебя, давно бы это сделал.
– Он хочет поговорить со мной? – сказал я. – Очень хорошо. Спроси, на кого они работают.
Босниец запротестовал прежде, чем Йованка открыла рот:
– Ты заткныс! Жды, кагда спрашиват. Нэ будиш ждат, зарэжу.
– Скажи ему, что тогда ты застрелишь его.
Все мы тут, на поляне, понимали, в какую игру играем. Козыри были на руках у обеих сторон.
– Будиш балтат, ухо отрэжу! – пообещал босниец с ножом.
Второй, которому Йованка непонятно когда успела разбить голову прикладом, со стоном пошевелился. Моя надежда отступила от него на шаг.
– Буду убиват! – пугнул Йованку разговорчивый босниец.
Его правая рука высоко вознеслась, нож театрально сверкнул, глаза пугающе засияли. Если б на месте Йованки был специалист по антитеррору с надлежащим оружием и приказом стрелять на поражение, он бы одним выстрелом прекратил комедию, но стрелять с десяти метров из ружья с укороченными стволами, которое и заряжено-то было скорее всего дробью, выглядело полнейшим безумием. На это, собственно, и рассчитывал мой босниец.
В создавшейся ситуация Йованка повела себя довольно-таки странно на первый взгляд. Она вдруг сделала еще один шаг, но теперь уже в сторону. Держа обрез обеими руками, Йованка потянулась ногой к откатившемуся фонарику и носком армейского ботинка поправила его. Ослепленный лучом света, босниец, собиравшийся зарезать меня, выругался по-русски. И тут она выстрелила.
Ударило ветром. Что-то горячее брызнуло мне на лицо. Утробно ахнувший любитель ненормативной лексики, завалился на бок и странно замолк. Теперь уже ничто не мешало мне подняться наконец на ноги. Первое, что я увидел, был лежавший на траве нож. Пахнущие бензином пальцы по-прежнему сжимали его. Нож остался в руке боснийца, но в том-то и ужас, что сам босниец лежал на некотором расстоянии от нее и совершенно, как это ни дико, отдельно.
Никогда в жизни не видел бьющей фонтаном крови.
– Я… я убила его?! – Голос у Йованки сорвался, она выронила дымящийся обрез и, рухнув на колени, закрыла лицо руками.
– Будет жить, если не помрет, – констатировал я, закончив перевязку. На бинты пошла целая простыня. Пришлось и одеяло порвать на полоски. Ими мы связали руки и ноги тяжело хрипевшего бородатого. Помимо поврежденного горла у него оказалась сломанной ключица.
Йованку трясло.
– Переоденься, – сказал я ей.
– Переодеться? – очнулась она. – А во что?
Я кинул ей две легкие рубашки с короткими рукавами, запасные шорты и пару носков. А потом еще, после некоторых колебаний, свои семейные трусы.
Она приложила их к своей талии.
– Хит сезона. Хоть сейчас на пляж. А вот в полицию как-то не очень…
– А зачем в полицию?
Йованка удивленно воззрилась на меня:
– Они хотели убить нас. Мой бы меня точно зарезал, если б не ты. Выроем две ямы подальше в лесочке, закопаем их… А ну говори, урод, на кого работаешь?
Бородатый, которого я тряхнул за плечо, закатив глаза, застонал.
– Не надо так шутить, – тихо сказала Йованка. – Ты ведь пошутил, Марчин, правда?
Я перестал улыбаться.
– Знаешь, я ведь солдат. Если тебя собираются убить, ты не убиваешь, а защищаешься.
– Но они же пленные… Отвернись, я сниму свитер.
– А мы с тобой на территории противника. Разведчики не берут пленных.
– Господи, да ты что, действительно всерьез?! – Мокрый свитер шлепнулся на траву рядом со связанным бородачом.
– Полиция – это Мило Недич, – терпеливо пояснил я. – Ты стреляла в человека. Боюсь, что нам будет трудно объяснить случившееся.
– Но есть же еще миротворцы.
Слышно было, как Йованка запрыгала на одной ноге, надевая мои трусы…
– Да есть. Мы с тобой отдадим этих красавцев в их распоряжение. Нас вежливо попросят задержаться в комендатуре до выяснения обстоятельств. Потом – заметь, в лучшем случае! – нас с тобой посадят в самолет и отправят в Польшу. И скажут на прощание, что это исключительно в наших же интересах: у однорукого есть родственники… Если ты хочешь побыстрее попасть в Польшу, такой вариант самый предпочтительный. Загвоздка вот в чем: у нас тут есть кое-какие дела. Насколько я помню, речь идет о жизни человека…
Йованка села на землю. Очами души увидел я, как она надевает носок, чуть приподняв ногу.
Лежавший на траве бородач беспокойно заворочался.
– Спасибо тебе, – сказала Йованка.
– Тебе спасибо.
– За что?
– А ты не догадываешься? Ты ведь мне жизнь спасла… Слушай, где ты научилась стрелять?
У меня за спиной послышался тяжелый вздох. Больше я не задавал ей вопросов.
Найти полицейский участок в Црвеной Драге оказалось проще простого: как резиденция шерифа из фильмов о Диком Западе, он находился в самом центре деревни, состоявшей из одной улицы. После третьего звонка за окном, забранным решеткой, загорелся свет. Я подбодрил улыбкой трясущуюся сбоку Йованку:
– Только бы через двери стрелять не начал.
Щелкнула задвижка. В смутном свете слабой лампочки я увидел заспанное лицо сержанта Недича, в нижней рубахе и трикотажных штанцах. В руке он держал револьвер совершенно нестандартного калибра. Пуля, выпущенная из него, могла бы продырявить танк.
– А вот и вы! – зевнув, сказал он. – Пан Малкош с клиенткой, которая не от Мамы Хагедушич. – Он приоткрыл двери пошире, и в образовавшуюся щель просунулась башка такого же заспанного, как хозяин, пса. – Сразу же предупреждаю: взяток я не беру и ночью.
Последнюю фразу он произнес по-английски. Йованка перевела, и пес, глаза которого были полны обожанием, лизнул ее колено.
– Вы поменяли марки и приехали заплатить штраф? – усмехнувшись, спросил сержант, убравший револьвер за спину.
– Штраф мы заплатить не сможем, – с тяжелым сердцем сознался я. – У нас украли все деньги. И даже одежду.
Сержант с интересом обозрел наши с Йованкой нижние конечности.
– И вы пришли сообщить мне о краже?
– О нападении, сержант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53